Дмитрий Гаврилов - Смерть за смерть. Кара грозных богов

– Почему раньше не сказали? – возопил было кто-то, да осёкся. Не на тех голос поднял.

– Рюрик про это знал, – пояснила Златовласка. – Отец велел и мне и мужу молчать до поры. Подозревал, что неспроста младенец умер и жена… в одну седьмицу. Так я младшего брата и сберегла.

Она всё ж не выдержала, разрыдалась. Ребёнок, почувствовав материнскую печаль, насупился, заканючил. Олег ловко перехватил малыша, поднял над головой, так, чтобы все увидели.

– Вот он, подлинный сын Рюриков, коему я, Орвар Одд, обещал служить!

Сход опять загудел, но в словах Олега уже не сомневались. К тому же сообразили: Рюрик завещал мурманину быть наставником, а наставлять великовозрастного князя уж никак нельзя. Знал, видать по всему, покойный Рюрик о младенце. И спорить тут глупо.

– Этого не может быть! Сестра! – воскликнул Полат, хватаясь за голову. – Это не так!

– У меня больше нет брата! Убийца! Как ты мог! Отец. Он всегда любил тебя. Он думал, ты вырастешь настоящим мужчиной. Будь ты проклят! Смерть великого Рюрика, гибель прекрасной Едвинды и маленького Херрауда… да зачтутся они тебе, мразь, у Чернобога!

– Погоди же! Я не хотел этого! Я не мог предугадать! – Полат, растолкав тех, кто мешал, бросился к Силкисив, но она уже повернулась к отринутому брату спиной.

Гудмунд преградил Полату дорогу и отшвырнул белозёрца назад.

Тот взялся за меч, но одумался, и больше чем до половины клинок из узилища не вышел.

– Так что, други! – воскликнул Олег, едва жена с Ингорем на руках скрылась за спинами телохранителей. – Найдётся ли среди вас тот, кто готов Полата на княженье посадить?

– Нет! – хором отозвались мужи.

– А тот, кто попросит пощады для князя белозёрского?

– Нет! – прогремел сход.

– Арбуя с сыном – на кол, и Валита – тоже, – повелел мурманин. – Что же касается этого…

– Я требую божьего суда! – крикнул белозёрец. – И ты обязан…

– Думаешь, боги на тебя не насмотрелись? – усмехнулся Олег.

– Я князь! – голос Полата сорвался на визг, сход зашелся хохотом.

– Что ж, будь по-твоему. Кто готов сразиться с… князем?

Толпа алодьчан взорвалась криками, их примеру последовали и новгородцы, и воины Русы. Проучить предателя мечтал каждый.

– Я сам выберу! – прокричал Полат. – Это моё право!

– Неужели? – делано удивился Олег. – И с кем хочешь сразиться? Может быть, со мной? Или Гудмундом?

– С Розмичем!

Теперь уже и сам мурманин от смеха не удержался.

– Что? – возмутился Полат. – Твой дружинник оклеветал меня! И если ты, владыка, отказываешься покарать его ложь, его покарают боги! Моей рукой…

Олег едва не согнулся пополам от хохота, на глаза навернулись слёзы.

– Выбор, достойный князя! – простонал мурманин сквозь смех. – Ты бы ещё Ингоря на поединок позвал!

Заслышав своё имя, Розмич растолкал соратников и, прихрамывая, подошел к Олегу. Правая рука висела бессильной плетью, но на разбитых в кровь губах такая ухмылка, что половина знатных мужей осеклась, подавилась весельем. Олег тоже посерьёзнел.

– Княже, дозволь! – сказал дружинник и едва не упал, пытаясь поклониться владыке.

– Не позволю! – твёрдо заявил тот.

– У меня не меньше причин желать этого поединка, чем у него, – настаивал Розмич.

Олег заскрежетал зубами и вместо препирательств велел позвать Мизгиря.

Грузный волхв смотрел на раненого пристально. Розмичу показалось – всё тело насквозь видит, даже кости. Особенно внимательно Мизгирь изучал глаза.

– Ну, что скажешь, волхв? – поторопил Олег. – Можно ему драться?

Седовласый покачал головой, ответил:

– Слишком истощён и одурманен немного. Видать, не только голодом морили, но и травили в дороге. Ну а про руку и вовсе молчу.

– А вылечить можешь?

– Так, чтобы за миг? Нет… Боюсь, такое даже богам не по силам.

– Всё слышал? – вопросил Олег строго. – Не боец ты сейчас. Другой на поединок пойдёт! А Полат-то каков…

– Княже! – перебил Розмич. – Я справлюсь. Не железом, так злостью убью! Дозволь!

Вокруг забурчали, заспорили. Но поддержки Розмичу не выказывал никто. Где это видано, чтобы на суд божий здоровый против раненого выходил? К тому же безрукого.

– Княже…

Лицо мурманина стало хищным. Он сделал шаг навстречу, заговорил так тихо, что, кроме Розмича, никто не услышал:

– Пойми! Если ты не справишься, народ решит, что Полат прав! А ты, мой дружинник, клеветник. И я, стало быть, лжец.

– Зато… – Розмич запнулся от подступившей обиды и страха – что, если Олег и впрямь запретит выйти на поединок? – Зато, если сдюжу, никто никогда не усомнится в его виновности!

Несколько неимоверно долгих мгновений сражались взглядами. Мудрость против упрямства, праведный гнев против безрассудной ярости.

– Ладно, – выпалил Олег. – И да помогут тебе боги!

Розмич отвёл взгляд, запоздало сообразил, как надерзил владыке. Тут же поймал понимающую улыбку Гудмунда. Кажется, брат Олега даже подмигнул.

– Меч! – приказал мурманский князь.

Всё тот же Гудмунд шагнул к Розмичу, протянул заноженный клинок. Шепнул напоследок:

– Остроту на себе не проверяй. Я самолично его правил.

Раненый улыбнулся уголком разбитого рта – уж за кем, а за Гудмундом заточку проверять точно не стоит. Этот вострит так, что только коснёшься – без пальца останешься…

Место для поединка освобождали нехотя, потому как его исход был яснее ясного. Все понимали – проигрыш Розмича заставит отпустить предателя восвояси. А каких дел натворит освобождённый Полат, даже представить страшно.

Раненый ловил на себе негодующие взгляды, но оставался спокоен, как могильный камень. Пусть знатные мужи и дружинники воображают, что хочется, а он всё равно победит. Для этой победы самой жизни не жаль. Полат причинил слишком много зла, но никто, кроме Розмича, карать не вправе.

Едва Розмич и Полат оказались в кругу, клонящееся к горизонту солнце засияло стократ ярче. Будто вышние боги и впрямь решили глянуть на поединок. Эту перемену заметили все – толпа загудела с новой силой, послышались ликующие возгласы.

Полат казался невозмутимым, только громадные желваки ходили под густой бородой, выдавая беспокойство. Князь, как и Розмич, был без брони. Он отбросил в сторону алый, отороченный горностаем плащ и потянул меч из ножен.

Розмич же повернулся к толпе и велел ближайшему воину:

– Помоги.

Тот перехватил ножны, позволяя алодьчанину вытащить меч, с грустью покосился на бессильную правую руку дружинника. В ответ Розмич оскалился и, отойдя на пару шагов, крутанул меч в левой руке. Толпа ахнула, а Полат заметно побледнел.

Зато Гудмунд боле не скрывал веселья. Распрямился, выпятил грудь.

– Обоерукий? – удивлённо спросил кто-то.

– Ага, – отозвался Олегов брат гордо. – Сам учил!