Николай Ярославцев - Вождь из сумерек

– Он на что ни смотрит. Он кого разглядывает! – встрял Хруст.

Вошел в палату, решительно, всем показалось – по-хозяйски прошагал на середину. И, не поворачивая головы, оглядел твердым взглядом присутствующих. Поймал презрительные взгляды на своей волчовке.

Дрогнула верхняя губа.

Зорень невольно поежился, а Пивень со страхом посмотрел на лицо Стаса.

– Родовой вождь Станислав Волк! – четким командирским голосом представился он, не дав ни Зореню, ни Пивню сделать это. – Принц народа эльфов Бодрен.

Заметил высокомерный взгляд дородного конязя и снова дрогнула губа. Живет конязь непуганым. Ничего, придет еще время…

Зорень торопливо шагнул вперед.

– Вождь Станислав полагал, что и без того всем известно, кто теперь конязь и властелин Славии.

– И победитель каганата, воины которого служат теперь в его дружине.

Последние слова заставили поморщиться дородного конязя.

– Повоевать коняжество, еще не значит стать конязем. Мы конязи по рождению.

– А я вождь по крови! И конязь по воле крови, – с усмешкой ответил Стас, высматривая для себя место. – Или конязь желает оспорить Славию с мечом в руках? Я готов! Коняжество на коняжество.

Сел на подставленное Пивнем креслице.

– Войтик, вноси… – негромко распорядился он. – Спор когда еще закончится, а подарки могут залежаться. А кому нужен залежалый товар?

Конязья оживились.

Войтик кивнул головой, и его разведчики внесли распределенные Зоренем и Пивнем дары. Оружие, седла, дорогая посуда, ткани… Все в золоте и драгоценных камнях.

Стас посмотрел на Зореня и улыбнулся краем губ.

– Подойдите к окнам, конязья, – попросил Стас. – Там вас тоже ждут скромные дары Славии.

Улыбки стали еще шире.

Зорень снова улыбнулся. Стас понимающе прищурил глаз.

Халява бьет насмерть. И без пощады.

Перед теремом Предславского конязя бились в ярости красавцы-жеребцы. Каждого держали под уздцы по два козарских воина.

– Все жеребцы разной масти. Выберите себе по вкусу. А с каждым жеребцом по десятку кобылиц ждут табунщиков, – бросил вслед заторопившимся конязьям Стас.

Захлопали двери. Застучали коняжеские сапоги по ступеням крыльца.

Зорень весело засмеялся, Пивень сдержанным баском вторил ему. Ощерил рот в зверской улыбке Войтик.

– Как ты козар в свое войско заманил, Слав? – спросил, кивая в сторону окна, Зорень.

– А что им еще остается? Вежи разорены. Скот угнан. Кормиться как-то надо? А здесь я, можно сказать, отец родной, с жалованьем. Будут стеречь торговые пути. Две тысячи направил Третьяку. Еще две тысячи Груздень готовит к походу на фъердингов. И нашим новым приятелям конязьям спесь посбивают, прогуливаясь вдоль их рубежей.

– Не кисло!

– Друг мой Зорень, сделай лицо попроще. И когда ты успел нахвататься Толяновых глупостей?..

– Ты им веришь? – похоже, Зорень пропустил мимо ушей его вопрос.

– Зорень, в армии думать грех. Шлем воина все недостатки скроет. Но я на идиота мало похож, Зорень. Нет, конечно! Некогда один, очень не глупый человек, ввел в своей армии очень милый инструмент на все случаи жизни. И, пока он был жив, его армия не знала поражений. Жаль, детишки подкачали… а его армия почти сплошь состояла из воинов покоренных народов.

– И что это за инструмент?

– Круговая порука.

У Зореня поднялись брови.

– Все очень просто. И по тому времени гениально. За одного труса отвечает жизнью весь десяток. Побежала сотня, смерть каждому десятому. Ну и дальше в той же последовательности. Поэтому выживал только тот, кто шел впереди под неприятельскими стрелами, – неохотно пояснил Стас, отвечая на непонимающий взгляд конязя. – Оружие перед походом не чищено – удавка. Нет запасной тетивы – свернутая шея. Утаил добычу, отправляйся к праотцам. Система работала безотказно.

– Но это же…

– Да, но зато враг не видел их спин.

– Чем же ты собираешься с ними рассчитываться? – задумчиво спросил Пивень.

– Добычей из каганата, – усмехнулся Стас. – Пока не добрались до наследства темных эльфов.

Прислушался…

– Вот и наши друзья возвращаются. И, судя по шагам, подарки пришлись им по душе.

– Еще бы! Ты хоть представляешь, сколько это стоит? К тому же с десятком кобылиц!

– А, не бери в голову. Если дело выгорит, все окупится сторицей, – шепнул он Зореню и повернулся к входящим конязьям: – Понравились лошадки? Я понимаю, не Бог весть что… но где же нам, безродным, других взять?

Ответом было красноречивое молчание. Стас был вполне удовлетворен.

– Но нам хотелось бы порадовать и жителей Предслава. Если конязь Пересмысл не будет возражать.

Пересмысл прогнал с лица улыбку и устремил на него заинтересованный взгляд.

– Я хотел бы устроить богатырский турнир. Копье, меч, стрела… кулачный поединок. Победитель получит по богатырскому коню. Нет, нет… – тут же поспешил успокоить он конязей, – мои бойцы в состязании участвовать не будут. А если и будут, то не за призы.

Пересмысл переглянулся с конязьями.

– Хорошо, конязь Станислав. Пусть будет турнир.

Вот и ладушки! Хруст, Войтик. Займитесь…

Пивень был тысячу раз прав. Переговоры шли трудно. А вернее, они не шли совсем. И даже не ползли.

Все слова, все доводы тонули в пустоте глаз Пересмысла, разбивались о хитроумие лесичянского конязя. Вечером Зорень виновато разводил руками, Пивень самозабвенно крыл матом всех подряд, приводя в неописуемый восторг Войтика, не последнего человека в этом деле. Остановить рассерженного волхва не могло даже присутствие Весты и Купавы. Стас за годы службы в рядах доблестной армии в совершенстве овладел этой лексикой. При желании мог вполне на равных состязаться с любым прапорщиком, а может быть, даже и ротным, но сдерживался и только хрустел зубами. И черной завистью завидовал известному наркому иностранных дел, носившему славное прозвище «каменной ж…»

Войтик сжимал свои огромные кулаки, вторил Пивню, пытаясь оспорить пальму первенства в изящной словесности двух миров.

Хруст глубокомысленно закатывал глаза и многозначительно подмигивал Стасу, делая при этом прозрачные намеки.

Стас в ответ делал жуткие глаза и грозил пальцем. А утром снова уходил в терем Пересмысла…

Незаметно подошло время турнира.

Еще накануне к вечеру к городу потянулись люди из ближних городков и окрестных сел. Шли пеше и конно. Верхом и на телегах. Поодиночке и семьями. А с рассветом заспешили и горожане, жители стольного града занять места поудобнее, поближе к полю, на котором должно было развернуться невиданное доселе зрелище. Шли со скамейками, лавками. За теми, кто побогаче, несли стулья, кресла. Уже к восходу площадь, с добросовестно утоптанной землей, была заполнена до отказа. Припозднившиеся стояли на телегах, висели на деревьях, вытягивались из-за спин счастливчиков.