Сергей Деркач - Трое из ларца и Змей Калиныч в придачу

– Тебя только к Кощею за смертью посылать! – крикнул Вован, перезаряжаясь. – Я уже думал: все, в плену дружок.

– Чушь не неси, да? – мне тоже было приятно видеть своего друга живым и невредимым. – Радио для чего изобрели?

– Уходим! – приказал темник. Рог тут же прерывисто затрубил.

Кавалькада с места рванула в поле подальше от города. По пути к нам присоединялись вои прикрытия, боевого охранения. Противник, лишенный пока конницы и частично деморализованный, отстал, потерялся в разгромленном лагере.

– Вырвались, – вздохнул с облегчением Заика, едва шум и пожар остались далеко за спиной. – А славно мы повоевали, а, Летун? Пистолеты ничего себе.

– Да уж, всыпали мы им, – согласился я. – Воевода, все ушли?

– Сдается, все, – ответил в темноте Василий. – Мерцов токмо не вывезли, а так все.

– Слава Богу. Потери большие?

– Не уразумел?

– Многих воев побили?

– Не сочли аще.

– Что он сказал? – переспросил Заика.

– Не считали еще, – перевел я.

Какое-то время ехали молча. Запал боя уступал место реакции организма. Меня начинало понемногу трясти, но не от холода, который не ощущался. Перед глазами то и дело мелькали картинки схватки, я начинал понимать, как порой близко смерть подступала ко мне, иногда замахивалась косой. Что спасало меня от стрел, копий и мечей? Удача? Возможно, Ангелы-хранители? Дай им, Боженька, здоровья. Если бы не конек мой вороной – не ехать мне сейчас по полю. Я потрепал по гриве своего скакуна. И ему спасибо.

– Час вам, – сказал воевода. – Огня!

В стороне ярко вспыхнули раз, другой искры, зажглась лучина. Воевода жестом подозвал нас, указал рукой направление на едва видимую зарю:

– Вам туда. Десятский ваш глаголел, дабы ожидаша вы его до света, токмо думаю, дольше ждать надобно. Спаси вас Бог за дела ваши ратные.

Я хотел было спрыгнуть на землю, но Василий остановил меня:

– Коней возьмите с собой. Ежели летеша надумаете, коней просто отпустиша, оне сами путь-дорогу сыщут. Прощайте, коль что не так.

Мы пожали друг другу руки. Вои кивнули нам, на том и расстались.

– Теперь бы с дороги не сбиться, – проворчал Заика, когда черниговцы растворились в ночи.

Я посмотрел на небо. Казалось бы, бой и отступление заняли всего полчаса, а на горизонте уже пробивается розовая полоса. Как время иногда быстро бежит!

– Не заблудимся, – я уверенно тряхнул поводьями. – Но, родимый, неси меня по полю всем ветрам навстречу.

Заика пытался что-то громко обсуждать, только я шикнул на него, мол, враг рядом. Дальше ехали молча. Я все время держал курс на разгорающуюся зарю. Вскоре на ее фоне показалось дерево, словно разрубленное пополам огромным топором. Ага, вот она, сосна, Перуном меченная. В сумраке еще трудно было разобрать, где мы находимся, но чутье подсказывало, до места встречи осталось не так и много. По ходу я задумался над одной вещью. Почти во всех источниках указывалось, что город и все его жители героически погибли, а осада держалась семь недель, но в одной статье, не упомню, правда, у кого, указывалось, что осада длилась всего неделю. В результате удачного удара извне дружиной черниговской и осажденным гарнизоном изнутри, блокада была прорвана, большая часть жителей отошла к Чернигову. Враг потерял более семи тысяч убитыми, потери же русичей составили около трехсот воинов. Потому, мол, Батый и не оставил от Козельска камня на камне, назвал злым городом. Я тогда еще посмеялся над статьей, а теперь вот вижу: зря. Найти бы ее, снова перечитать.

– Никак Горыныч наш возвращается, – воскликнул Заика, прервав мои размышления.

И точно. В свете разгорающегося дня я увидел, как змей заходит на посадку, неся в лапах что-то объемное. Вот он подлетел к земле, завис на какое-то время, бережно опустил ношу, приземлился рядом, склонил все три головы к земле. Сердце сжалось на секунду, но Заика с гиком припустился, как мог быстро, навстречу своим. Я поспешил следом, удивляясь, куда подделся Вася. Заика уже не стеснялся, кричал и балагурил во всю глотку.

К Горынычу мы подскочили вместе. Змей крыльями прикрыл клочок земли перед собой, так что снаружи торчала только голова Митника, который не пойми откуда нарисовался.

– Здорово, авиация! – Заика соскочил с коня, подбежал к змею. – Как вылазка прошла? Много намолотили? А мы вот классно повоевали. Знаешь, как татары разбегались? Зайцы так не бегают по полю.

Я слушал друга, а сам смотрел то на кислого Горыныча, который упорно отворачивал от нас все свои три головы, то на склоненного Митника. Догадка кольнула душу, усилила тревогу, посеяла пустоту, только не мог я ни поверить в нее, ни осознать. Ком в горле не давал дышать, говорить. С трудом проглотив его, я сдавленным голосом спросил:

– Вася где?

Заика заткнулся на полуслове, когда Горыныч сложил крылья.

Мои колени подкосились, захотелось взвыть зверем.

Вася лежал на земле бледный, как стенка, из пробитой шеи стекала на окровавленный снег едва живая струйка крови. У виска, там, где шлем не прикрывал голову, алым на серой коже выделялся шрам в виде стрелки, указывающей вверх. Треба взяла свою жертву.

– Аптечку! – закричал Заика, пытаясь сотрясти змея.

– Поздно, – прошептала средняя голова. – Мы поздно заметил, кровопотеря оказалась невосполнима.

– Не ври, аспид! Доставай аптечку! Ну же, быстро!

– Змей правду глаголет, – поддержал Горыныча Митник.

– Что? – Заика смотрел на нас безумными глазами и не мог поверить.

– Да уймись ты! – мне пришлось конкретно тряхнуть друга, чтобы тот пришел в себя. – Митник, что можно сделать?

– Ты ведаешь, что, – ответил дед. – Токмо на сей раз времечка у нас зело мало, его почти нет.

– Идем.

– Я с вами, – Заика, начал приходить в себя.

– И нас не забудьте, – потребовал змей.

Митник сурово обвел нас взглядом, словно прикидывал: а выдержим ли?

– Время не ждет, – напомнил я нетерпеливо. – Идем же.

– Добро, – сдался, наконец, дед. – Токмо путь будет нелегок, не всяк сдюжит.

Он взмахнул рукой, пространство пошло трещиной, которая расширялась с каждой секундой.

– Идем, что ли, – Митник первым ступил в открывшийся проход.

Мир, в который мы явились, был не серым. Это был мир темени, тумана, гроз. Здесь небо было черным, солнце – кровавым, земля сияла фосфором, создавая иллюзию призрачности, трава и деревья больше походили на колышущиеся кости какого-то неизвестного животного. Ветер, дувший со всех сторон, был насыщен запахами разложения и смерти. И все это было покрыто абсолютной тишиной.

– Где мы? – спросил тихо Заика.

– Преддверие Нави, – так же тихо пояснил Горыныч. – Мы никогда еще не заходил так далеко, как сейчас, и…

Митник повернулся к нам. Его лицо было покрыто черными морщинами, как боевой раскраской спецназа, в глазах горел адский огонь, одежда, кожа, мышцы и внутренности превратились в легкую кисею, обнажая белые, фосфорицирующие кости. Я впервые содрогнулся от страха, глядя на этого человека. Впервые пришло понимание, что Смерть имеет свой, неповторимый образ, который ни с чем не спутаешь.