Владимир Васильев - Менеджер по покупкам душ (рассказы)

– Ищи спонсора, а лучше спонсоршу, – дружески подмигнул Леонид.

– Иначе нельзя? – умоляюще спросил молодой человек.

– Сделай солидную карьеру, раскрути себя сам. Только к тому времени, когда ты сделаешь карьеру, писать тебе расхочется…

– А без раскрутки? – наивно спросил молодой автор.

– Раскрутят – полетишь в космос. Толкнут – полетишь в грязь.

Молодой человек резко повернулся и пошел к выходу.

– Как все нервны, как все нервны… О, колдовское болото! – Леонид распахнул дверь кабинета.

– Леонид Альбертович! – заулыбался редактор. – Как же, как же, Израиль Степанович уже звонил…

– А где вышибалы? – удивился Леонид.

– В смысле?

– Да так…Когда Изенька звонил?

– Утром, – растерянно сказал редактор.

– Тогда все чудесно. Взгляните на очередной шедевр!

– Уровень написания просто с каждой рукописью повышается!

– Да. Раньше было по пять перестрелок на одну постельную сцену, теперь – на одну постельную сцену всего по две сцены мордобоя! Авторша явно растет!

– Да, да… Давайте, обсудим финансовые детали.

– Давайте, – с легкостью согласился Леонид. – Но у меня к вам один вопрос.

– Внимательно слушаю.

– У меня есть семнадцатилетний сын, первый курс МГУ. Оболтус, наглец и дегенерат, типичный герой нашего времени. Вопрос – откуда при эрудированном интеллектуале-папе, красавице и умнице маме у нас в квартире живет этот, слава богу, еще маленький паршивец?

– А я, простите, откуда…

– Не прощу! – театрально взревел Леонид. – Ваша куча макулатуры и голубой экранчик, эту кучу показывающий, озвучивающий и одобряющий – вот кто его воспитал! Причем я это все вычистил из своей квартиры и из своей жизни – так это ему привило, насильно вкололо стадо друзей, наше милое общество! Конечно, надо выполнить негласное указание сверху, – вконец распоясавшийся Леонид щелкнул по вездесущему портрету демократа-кэгебешника – государству необходимо поколение, не умеющее думать самостоятельно! Но тебе, мини-Горький двадцать первого века, – он приблизил к себе лицо редактора с помощью галстука господина Дубовика – по ночам кошмары не снятся?

– Я сам кому хотите приснюсь! – вырвал галстук редактор. – Издавал бы талантливых – их бы не купили!

– А ты думаешь, почему? – неожиданно успокоился Леонид. – Кто это все создал – Шекспира в луже крови, это чудесное поколение? Кто виноват, Эдик, младший помощник старшего заместителя Франкенштейна?

– Вы по вопросу издания нового детектива Дурниловой, или я охрану зову? – пропищал редактор. Внезапно раздался телефонный звонок, и редактор снял трубку.

– Да, Израиль Степанович! Чтооо?? Да его сейчас вперед ногами вынесут! Рукопись? Шедевр! Еще не читал, но явный шедевр! Привет супруге, тестю особенно! А папа ваш у меня уже свои «Диссидентские рассказы» печатает, да… А Михаил Иванович тоже покрестился? Уже год как? Действительно, бога нет… Конечно, вы и ваш банк к Дурниловой отношения не имеют, все через «Бету», я вас вообще не знаю… И морду набить? Конечно! Безналом, как обычно. Всего наилучшего!

Официальное деловое лицо редактора, после разговора моментально трансформировавшееся в озверелую морду, не предвещало ничего хорошего.

– Вон отсюда! – проревел он. – И благодарите меня, что издательство на приличной охране экономит, а то сами бы вы отсюда не вышли!

– Конечно, «Скорую» вызывать, да ментозаврам приплачивать накладно, – согласился Леонид. – Но я сражался, как герой!

И Подболотов ретировался с поля битвы, уклонившись от пущенной в голову «Чепухи в решете».

– Подобные вещи никогда не найдут место в моей голове, – с гордостью сказал Леонид, заводя верную «ауди».

Наконец, приехав к очередному московскому архитектурному шедевру, созданному для людей с большими деньгами, огромными претензиями и необъятной душевной глухотой, взбунтовавшийся яппи-эксцентрик, оставив «ауди» в подземном гараже, взлетел в роскошном лифте на тринадцатый этаж.

Прямо на лестничной площадке его встретила типичная грустная картина – Максим Леонидович Подболотов, будущий экономист, будущая опора страны и несбывшаяся надежда армии, чуть ни не целиком засунув в рот бутылку пива, пытался содрать этикетку своим прыщавым носом. Увидев Леонида, любящий сын демонстративно разбил бутылку об мраморные ступеньки и уставился на папу злобным угрюмым взглядом, даже при взгляде на отца не потерявшим своей сальности.

– Ты че делаешь, динозавр ебанутый! – проорал сынуля карьериста. – Мне Серега Болотов с тусовкой уже пиздюлей навешали, а препод как бы вспомнил, что у меня, блин, реально два экзамена не сданы, за которые ты уже по типу проплатил! Я че, как бы это терпеть должен?

– Все русский язык изнасиловать пытаешься, сыночка, – Леонид ласково потрепал сына за ухом тяжелым от бутылки «Хеннеси» и множества деловых бумаг кожаным портфелем. – Так у тебя еще орган для этого не подрос, не то, что наши органы печати. А своей любимой тусовке, своим лучшим друзьям, особенно этому Серому существу ты сдачи не дал? А выучить семь страниц устаревшей бредятины и отбарабанить этой профессорской пьяни мы не можем, у нас такой плотный график! А папе все можно сказать, папа все проглотит, – вошел Леонид в раж, стоя над испуганно прикрывшим окровавленное ухо сыном. – Я тебя породил, я тебя и убью!

– Леня, извини, но я тоже принимала в его рождении некоторое участие, – на площадку вышла стройная, красивая шатенка, который даже злейший враг не смог бы дать ее тридцати восьми лет.

– Ладно, – милостиво сказал Леонид. – Тогда я его подержу, а ты принеси с кухни ножик. Второй раз, так и быть, дам тебе ударить…

– Леня, он в детстве был такой хороший, – капризно поджала губки супруга Леонида.

– В детстве все хорошие, а потом вырастает такая сволочь! – Леонид дернул сына за серьгу в ухе.

– Ладно уж, – вздохнула супруга. – Только я твой швейцарский принесу, я кухонными сейчас семгу разделываю.

– Шизанутые! – заорал Максим и сломя голову кинулся вниз по лестнице.

– Вино переходит в уксус, а Мюнхгаузен в Феофила, – Леонид задумчиво проводил взглядом улепетывающего представителя нового поколения.

– Самое страшное, что это сейчас норма, – сказала жена Леонида, носившая имя Любовь, и за восемнадцать лет супружеской жизни доказавшая, что носит это имя по праву.

– А мы – крайне не одобряемое и очень мешающее им отклонение от нее, – кивнул Леонид.

– Ну и зачем ты стал дразнить этих гусей? Все, в том числе и они сами, прекрасно знают друг о друге, кто почем, и что из себя представляет. Когда про них на Хрентиви говорят оплаченную ими же правду – это понятно. Но что ты, мудрый мужик, вдруг по-мальчишечьи сорвался и просто так сказал им кто есть ху – не верю, идите в жопу, Станиславский! Что опять задумал, сам себе режиссер?