Георгий Янс - Окрашенное портвейном (сборник)

Но шабашка у нас не заладилась. Работу нам давали мелочевую, и не каждый день. К тому же зарядили дожди, поэтому мы много читали и пили. В нашу компанию как-то бочком примостился местный пастух Николай, который вне зависимости от погоды всегда ходил в длинном до пят брезентовом плаще. Он подъезжал к нам на стройку на жеребце по кличке Цыган, не встревая в разговор, слушал наши заумные беседы и терпеливо ждал, когда и ему нальют стакан. Если погода была хорошая, он выпивал пару стаканов «красного крепкого», пойла, которому невозможно подобрать аналог, но очень дешевого и забористого, говорил «спасибо», садился на Цыгана и отправлялся к своему стаду. Если же лил дождь, мы укрывались под навесом и пили до вечера. Николай напивался, мы его клали на лошадь, и умная скотина отвозила пастуха к стаду, при котором неотлучно находилась его жена.

В один из таких дождливых дней нам не хватило выпивки, а до магазина около трех километров. Обычно выпивку довозил нам Николай, но сегодня он уже был никакой. И единственное, что он смог более – менее членораздельно произнести: садитесь на Цыгана, он сам довезет до магазина. Гонцом выбрали меня. Из всех не умеющих скакать на лошади, я был самым трезвым. Общими усилиями меня взгромоздили на лошадь и отправили в «Светлый путь». Так назывался колхоз, на центральной усадьбе которого и располагался магазин. Этот путь Цыгану был хорошо знаком, и уже минут через двадцать он домчал меня до магазина. С лошади я слезать побоялся, поэтому попросил мужиков, околачивающихся возле магазина, купить мне вина. Мужики удивились, но просьбу мою выполнили. За не имением другого надежного места, куда можно было положить бутылки, я засунул их в сапоги. Уже через час мы благополучно напились.

Недели через три, поняв, что заработать в колхозе нам не удастся, мы, получив под расчет по сто рублей, засобирались домой. На железнодорожную станцию прибыли загодя, разложили на траве стандартную закуску и выпили настоящего портвейна, который по случаю приобрели в райцентре. Портвейн хоть и был настоящий, но местного розлива, поэтому гадость удивительная. Но все равно, как легко и радостно пилось. Может быть, от предстоящего возвращения домой, где будет теплая ванна и чистое белье, а может быть, только оттого, что на этикетке было написано «портвейн белый», и одна эта надпись давала иллюзию легкости и радости пития. Так или иначе, но нам не хватило. Ощущение недопития выразилось в быстром подсчете денег и отправке меня в магазин с напутствием: «Юр, ну, ты давай, беги. Не будет портвейна, возьми «Лучистого». Во мне еще велик был юношеский задор, который гармонично сочетался с желанием выпить. Быстро, быстро купил четыре бутылки «Лучистого», хотя в магазине имелся и портвейн. Но уж очень название «бормоты» подходило к моему состоянию, такому же светлому и лучистому.

Лучистое настроение пропало, когда, вернувшись, увидел, что на травке одиноко лежал Андрей.

– А где ребята?

– Уехали. Электричка раньше пришла.

– А как же мы теперь?

– А чего мы? Билеты есть, выпить есть. Поедем на следующей электричке. Она примерно часа через полтора будет. Ты, что расстроился?

– Да, нет вроде. Просто думал…

– А ты, Юрок, не думай. Жизнь прекрасна. Выпьем и быстрее их дома окажемся.

– Это как?

– Заснем здесь, а проснемся в Москве. Время для нас сожмется всего лишь до одного вдоха – выдоха.

Проснулся я на следующее утро от холода и боли в суставах. Лежал на бетонном полу, а голова покоилась на точно такой же бетонной приступочке. Рядом лежал Андрей и спал. С другой стороны тоже кто-то лежал и противно храпел. Тупо, но внимательно я стал осматривать помещение: небольшое оконце с решеткой впритык к потолку, голые стены серо – зеленого цвета, и все. Нет, еще было чудовищное сочетание запахов перегара и грязных носков. Принюхавшись, понял, что носки мои, а перегар соседский. Я встал, пытаясь, осмыслить увиденное, и размять суставы. С удивлением обнаружил, что в брюках нет ремня, а в ботинках шнурков. Надо же потерял где-то. Попытался восстановить события дня. Только какой день: сегодня это вчера или завтра? Или все-таки сегодня. Но, собственно говоря, какая разница? Ясно одно, что это не мой дом, да и у Андрея квартира поприличнее будет: у него в квартире точно стул и тумбочка есть. Ага, дело было так. Я вчера или сегодня напился. Мы с Андреем не поехали в Москву, а заночевали в местной гостинице. В хороших номерах мест не было, и нам дали вот такой номер на трех человек. И все-таки что-то в моем объяснении меня тревожило. Уж больно мрачный какой-то гостиничный номер, и главное, где тумбочка с графином воды? И вафельного полотенца нет. И писать очень хочется.

Я растолкал Андрея.

– Андрюш, мы, где находимся?

Андрей приподнял голову и удивленно посмотрел на меня.

– Ты, че? Ничего не помнишь?

– Помню, но очень и очень плохо.

– Да, нажрались мы с тобой вчера. В милиции мы с тобой.

– В какой милиции?

– В самой обыкновенной московской милиции.

– Так значит, мы доехали до Москвы?

– Как видишь. Доехали, – Андрей невесело усмехнулся.

– А за что нас. Хулиганили, дрались?

– Да, нет. Мы на открытие Олимпиады с тобой попали. Вчера, оказывается, было открытие Олимпийских игр, и Москву чистили от всяких нежелательных элементов, вроде нас с тобой. Если бы не открытие, мы бы точно до дома доехали. А так, вот видишь.

Андрей встал и потянулся. Брюки медленно сползли на колени. Ремня в брюках не было.

– У тебя тоже нет ремня? – я показал на брюки.

– Конечно, ты, что порядков не знаешь. У задержанных все изымается, на чем он может повеситься.

– Это правильно. У меня, как раз желание повеситься. Когда нас выпустят?

– Думаю скоро.

В подтверждение его слов через минут десять гулко открылась тяжелая дверь и нас позвали:

– Эй, студенты на выход.

– Здравствуйте.

– Что проспались. Проходите в дежурную часть, там протокол на вас составят, – сказал милиционер, выпустивший нас из камеры.

Мы прошли в дежурную часть. Перед нами сидел капитан, который, судя по цвету лица и возрасту, уже никогда не станет майором.

– Так, так. Что ж вы граждане студенты общественный порядок нарушаете? Ты ведь, – он показал на меня пальцем, – всю платформу заблевал. Да еще в такой день.

– Я не знал, что был такой день.

– Не знал. Ты. Что не советский человек? – удивился капитан.

– Советский, просто я забыл.

– Ладно, сейчас напомним. Значит так, граждане студенты мы оштрафуем вас и в комсомол письмо направим. Пусть вам там память восстановят.

– Может только штраф, без комсомола обойдемся? – робко попросил я.

– Ты, засранец, нашего сотрудника всего облевал, пока он тебя вел. И облевал в такой важный для всей нашей страны политический момент. Эти суки, американцы, бойкотируют Олимпиаду, политическую диверсию организовали. Хотели, бляди, нам праздник испортить. Ничего не получилось у них. Наша милиция никому не позволит праздник испортить. Благодари бога, что еще так легко отделался. А мог бы на пятнадцать суток загреметь