Александр Петров - Летящий с ангелом

Вдруг я резко встал и подошел к окну. Под нашими окнами стояла Валя в блестящей короне на голове и… молча смотрела в мою сторону. Я махнул рукой, показал жестами, что спускаюсь, подхватил пиджак и вышел во двор. При ближайшем рассмотрении сооружение на ее аккуратно причесанной головке в виде короны состояло из проволоки, обернутой фольгой, должно быть, от шампанского.

– Тебя выбрали принцессой?

– Да, представляешь, эту корону мальчишки сами сделали, – счастливо улыбалась она, рассыпая искры из широко открытых глаз. – Андрей, это все я сделала ради тебя!

– Нет, Валя, не ради меня, – вздохнул я, усаживаясь рядом с ней на скамейку. – Никогда не обещал я тебе взаимности. Да ты сама вспомни, что тебе во мне нравилось? Мышцы и ум? Но это ничего не стоит, если тут (я ткнул пальцем в левую часть своей груди) пусто. Если тут постоянно живет сильная жажда, которую нечем утолить. Что такое мышцы и ум? Так, мясо с мозгами… Завтра мы умрем, и это станет глиной. А тут (снова тычок в грудь) – самое главное. Но как раз в этом месте ничего хорошего сейчас нет.

– Есть, Андрей, есть, – горячо зашептала она.

– Нет, Валюш, ты изменилась ради любви. Ты доказала всем – и себе, и мне, и нам, что любовь – это великая сила. Ты ее уже носишь в своем сердце, только еще не знаешь, кому отдать. Но ты найдешь. Обязательно. Ты еще маленькая, но так быстро растешь, что я верю, у тебя впереди хорошее будущее. Не знаю, но, может быть, тебе удастся изменить к лучшему свою семью, настоящую или будущую. Это совершенство – к нему необходимо стремиться постоянно, шаг за шагом.

Я повернулся к девушке. Она сидела прямо и, казалось, ловила каждое слово.

– Иногда у меня все болит, – признался я. – Там, в груди, будто все наполнено горячим жидким свинцом. Я жалею себя, что я такой ничтожный. Жалею друзей, родителей, всех людей. И тогда ― вдруг ― ко мне приходит такое необычное спокойствие. Знаешь, будто с билетом в кармане сидишь на перроне и ожидаешь поезда. Он скоро придет, никуда не денется. Просто надо его дождаться. В таком спокойствии мне очень хорошо, потому что здесь (тычок в грудь) тихо и необычайно хорошо. Я могу с этим ходить, сидеть, лежать, но только очень осторожно. Одно резкое чувство, вроде раздражения, страха или сомнения – и все может исчезнуть, пропасть, сгинуть. Это очень хрупкое состояние – спокойная сладость ожидания. Но стоит этому пройти, как снова приходят боль, жажда и ненависть к себе.

Я снова посмотрел на Валю. Она восторженно глядела на меня, поблескивая глазами, затаив дыхание, и …ничего не понимала. Рядом с ней я вдруг остро ощутил свое одиночество. Одинокой была и она, только пока этого не понимала: влюбленность ослепляла. Ей было хорошо со мной, объектом обожания, как мне со Светой, когда она просто была рядом и уделяла мне внимание. Но между нами зияла пропасть. Я искренне жалел нас.

– Ты еще такая маленькая девочка, Принцесса. Такая…

– Пусть! – шептала девушка. – Пусть я маленькая, пусть глупая, хоть какая, но только, пожалуйста, позволь мне быть иногда рядом с тобой. Ты просто не гони меня, ладно?

– Ну что ты, Валюша, с чего мне гнать тебя? – Я ощутил в себе мужскую жалость к влюбленной девушке. – Знаешь, все это время твоего чудесного преображения меня удивляла твоя воля. Тебе ведь было очень трудно и даже больно. Ты, наверное, к концу дня падала от усталости. Но ты упорно шла и шла, поднимаясь по лестнице вверх – ступень за ступенью.

Я помолчал, вздохнул и продолжил:

– А мне все дается подозрительно просто. И поэтому кажется, все, чем я занимался – учеба, спорт, книги – все напрасно. Или почти все. У меня начнутся настоящие трудности, когда я выйду на правильную дорогу, которую пока не могу нащупать. Сейчас я плутаю.

– Ты найдешь, Андрей! Обязательно найдешь, – снова горячо шептала она. Потом замялась и, наконец, решительно произнесла: – Андрюш, как мне отблагодарить тебя? Я на все готова. Все, что хочешь, слышишь!

Кажется, я понял, что значит это «все». На секунду мне показалось, что в мои кровеносные сосуды ворвался горячий африканский зной. Но тут передо мной возникло лицо Светы, ее спокойные умные глаза – и это подействовало, как ледяной душ.

– Знаешь, твой старший брат ко мне подходил с таким же вопросом. Отвечаю: ничем. Благодарить меня ничем не надо. Но, знаешь, Валюш, сделай что-нибудь хорошее другому человеку, потом еще кому-нибудь. Во-первых, ты поймешь, как приятно делать добро. А, во-вторых, поможешь кому-то стать лучше, добрее, совершенней. Может, у тебя откроется талант педагога. А что? У тебя получится. А, может быть, ты станешь просто хорошей женой и матерью – это тоже подвиг. Видишь, как здорово!

Той долгой светлой ночью закончилось наше детство.

Первой уехала Света. Уезжала тихо, как все, что она делала до сих пор. Она виновато смотрела на меня, говорила ненужные слова, махала бледной рукой. А мне казалось, что с этого дня жизнь моя покатится под откос. Я знал, что мне станет очень плохо, и я стану плохим. Все, что было у меня хорошего, светлого, ароматного, летящего, – все она увозила с собой.

Внутри меня оказалась огромная пустота, бездонная, как пропасть. Я стоял на краю этой пропасти… Не я, а то, что от меня осталось, какие-то жалкие уродливые лохмотья меня прежнего – ползало по краю пропасти, извивалось и корчилось в агонии.

В самый печальный день моей жизни передо мной появился Дима. Внезапно, как некто из табакерки. Я впервые серьезно напился. От вина мне стало еще хуже. К тоске прибавилась тошнота и рвота, боль в голове и такое чувство, будто я кого-то задушил собственными руками. Мои бедные родители с ужасом наблюдали за мной. Они знали причину, но даже они не могли понять, что я потерял. Следующие дни превратились в сплошную боль. И тогда ночью, бессонной, одинокой и полной черного отчаяния, когда мне остро захотелось собственной смерти, я впервые осознанно простонал во тьму:

– За что, Боже?! Останови это! Погибаю… Где Ты, мой Бог? Где Ты?

Тьма расступилась и впустила внутрь моей пустоты луч света. Кто-то взял меня за руку и повел за собой. Мне было все равно куда, только бы отсюда, где так темно и больно. Сначала я шел, потом побежал вслед за своим невидимым проводником. Потом камень под ногами сменила земля, трава, затем упругая, как гимнастический трамплин, вода. На бегу оттолкнулся от эластичной поверхности воды и… я полетел. Сначала мне показалось, что я падаю вверх в самый центр Солнца – так ослепило и обожгло меня волной света. Потом глаза привыкли, и я увидел бездонное пространство из слоев и сгустков света. Глаза стали различать землю в садах, реках и цветах. Вдали – горы из серебристого хрусталя. Надо мной – ликующее синее небо…

…Все исчезло внезапно, как дым от порыва шквального ветра. Я резко встал и замер. Осталась светлая радость, которая неудержимо таяла, будто просачиваясь глубоко внутрь сердца.