Ольга Гусева - Шурочка: Родовое проклятие

– Идите по домам, нет Насти, уехала она, – тихо произнесла она.

От этих слов Семен непроизвольно раскрыл рот, затем медленно, словно лунатик, вышел за калитку и поплелся в сторону своего дома. Михаил стоял словно тень, плечи его сникли, а в глазах, смотревших на старую женщину, было отупелое выражение. Еще немного постояв, он покинул этот двор, опустевший без Насти. Придя домой, он взял бутылку водки, налил в стакан до самых краев и поднес ко рту. Резкий запах ударил ему в нос. Он поморщился от отвращения и осушил стакан крупными глотками. Жгучий напиток обжег ему горло. Он глубоко втянул в себя воздух, тепло пробежало по всему телу. Потом он налил второй стакан. Запах водки уже не вызывал в нем отвращения.

– Эх, Настя, Настя, ты думаешь, что убежала от меня? Ну, нет, ты от меня не скроешься, я разыщу тебя, и ты будешь моей, – сказал он сам себе и осушил второй стакан.

Тепло все больше разливалось по всему телу, погружая его в сон.

Мария Терентьевна сидела за столом, сжав голову руками. Перед ней лежал листок бумаги – это было прощальное письмо ее внучки.

«Дорогая моя бабушка, из родных ты у меня осталась одна. Я никогда тебя не забуду и не брошу. Вот устроюсь в городе и заберу тебя к себе. Я очень тебя люблю и благодарна тебе за все. Прости меня. Больше всего на свете я не хотела тебя обидеть. Не осуждай меня за то, что ушла ночью, не простившись с тобой. Я не выдержала бы твоих слез и не захотела надрывать твое сердце. Ты еще будешь гордиться мной, когда я стану настоящей актрисой. Прощай, моя родная, и не поминай лихом свою щебетунью, как ты любила называть меня в детстве. Твоя Настя».

Мария Терентьевна прижала этот листок к своим губам и не могла расстаться с ним ни на минуту, ведь на этой бумаге записаны Настенькины слова, Настенькины мысли. Вот только читать она не умела. Она смотрела на буквы, пытаясь прочитать их своим сердцем, и горько-горько плакала от одиночества и собственного бессилия, которые надрывали ее душу.

Было десять часов утра. Горячее августовское солнце струило сквозь маленькие оконца в дом Клавдии. Солнечные блики играли на стенах. Шурочка примеряла свадебный наряд, и ее сердце наполнялось безудержной радостью. Всего через несколько часов они поженятся с Платоном, и уже ничто не сможет разлучить их. Единственное, что ее огорчало в это утро, было то, что подружкой на ее свадьбе будет не Настя, а Вера. Шурочка думала: «Где же ты сейчас, Настена? Как бы я хотела, чтобы ты была рядом со мной в этот день. Только с тобой я могу поделиться своими мыслями и чувствами и быть еще счастливей от того, что ты рядом, что ты понимаешь меня, любишь и искренне радуешься вместе со мной».

Шурочка стояла перед зеркалом. На ней было белое платье, простое и очаровательное, обтягивающее стройную фигуру, грудь была украшена пышными рюшами. Платье получилось очень красивым, наверное, еще потому, что когда его шила Клавдия, она вкладывала в каждую складочку свою глубокую любовь к этой девочке. Роскошные светлые волосы украшал венок из белых цветов. В этом наряде Шурочка была еще более очаровательной. Клавдия смотрела на нее с восхищением и думала: «Какая же она красивая! Как жалко, что Поленька не дожила до этого дня и не может порадоваться вместе со мной». В это утро Шурочка была немного растеряна. Совсем скоро она станет замужней женщиной и окунется в новую, семейную жизнь со всеми ее радостями, со всем счастьем, о каком мечтает каждая девушка.

На свадьбу была приглашена почти вся деревня. Для свадебного пиршества были приготовлены длинные деревянные столы и скамейки, расставленные в ряд во дворе Платона. Мастерить эти столы и скамейки ему помогали Адик и Семен, а Вера, Любаша и Шурочка весь день хлопотали на кухне, помогая Клавдии в разнообразной стряпне, чтобы украсить вкусной едой эти новенькие свадебные столы. Дружком со стороны жениха был Семен. Конечно, Шурочка хотела, чтобы это был Михаил, ведь она знала, как его любит Вера. Накануне свадьбы именно так и планировалось. «Вот поженимся мы с тобой, а следующими будут Вера и Михаил. Это хорошая примета, когда женятся подружка и дружок чьей-то свадьбы», – говорила Шурочка Платону. Но к ее разочарованию этого не случилось. После того, как Настя уехала в город, Михаил через некоторое время отправился вслед за ней, и никто из деревни не знал, где они и что с ними. Вера очень тяжело переносила разлуку. В первые дни она просто умирала от тоски. Она ничего не могла есть, глаза ее потускнели, все ночи напролет она плакала, уткнувшись в подушку. Она ходила, словно тень. Казалось, что последний остаток сил, который еще теплился в этой ослабевшей душе, скоро полностью будет исчерпан. Любаша, как могла, поддерживала ее. «Все пройдет, ты только потерпи, со временем боль утихнет. Ты только пойми, что он не стоит тебя. Ты обязательно будешь счастлива и встретишь настоящего парня, который будет любить тебя, и которого ты обязательно полюбишь всем сердцем», – успокаивала она подругу. Но в день свадьбы Шурочки Вера, собрав все силы, была веселой и красивой, будто снова вернулась к своей обычной жизни, оставленной из-за разлуки с Михаилом. Она улыбалась и смеялась, и все, глядя на нее, радовались переменам в ее настроении.

Бракосочетание было назначено на двенадцать часов. Погода стояла отличная. Жених, невеста, Вера, Семен и Клавдия вышли из дома и направились в церковь. Они шли медленно, чинно по деревенским улицам, а соседские ребятишки выбегали им навстречу, с любопытством глазели на них, а некоторые, постарше, кричали им вслед: «Тили-тили тесто, жених и невеста!» Они явились в церковь точно к назначенному сроку. Приглашенные толпились возле церкви, ожидая молодых. Широко шагая, вышел священник и начал служить мессу. Шурочка и Платон, очень смущенные, стояли перед алтарем, не зная, когда надо становиться на колени, когда садиться, когда вставать, и церковный служитель показывал им знаками что делать. Свидетели все время стояли молча, а Клавдия плакала от счастья, и слезы ее капали в молитвенник. Потом священник положил руки на склоненные головы молодых и соединил их навеки веков. Затем все прошли в ризницу и расписались в книге.

– Вот и готово, – сказал Платон, смущенно улыбаясь.

Сосед Веры дядя Егор похлопал его по плечу и, посмеиваясь, пробормотал:

– Вот, какие шустрые наши девки! Окрутят за пять минут, а потом расхлебывайся всю жизнь! Эх, Платоша, влип ты, бедняга!

Клавдия ущипнула его за ухо, и на лице его появилась такая смешная гримаса, что все покатились со смеху. Шурочка подошла к Клавдии и обняла ее. Клавдия не могла удержаться от слез и постоянно всхлипывала.

– Мамочка Клавочка, родная моя, не беспокойся за меня, мне так хочется быть счастливой! Если богу угодно, мы будем счастливы! Бог милостив! – сказала Шурочка, утирая слезы Клавдии.