Ольга Гусева - Шурочка: Родовое проклятие

– А медведь – лестное?

– Ну, пожалуй, это все-таки поласковей.

Настя взяла обоих юношей под руки и легко примерилась к их шагу.

– Ты, как всегда, собираешься дольше всех, – сказал Семен, – ребята уже давно на речке, наверное, заждались нас.

– А кто будет? – спросила Настя.

– Ну, мы, разумеется, Шурочка, конечно же, Любаша, Вера и Адик, – ответил он, пристально взглянув на нее, – или ты ждешь еще кого-то?

– Нет. А разве Шурочка не позвала Костю?

– Конечно, позвала, но ты же знаешь Костю. В последнее время он ни с кем не хочет общаться, замкнулся в себе и сидит дома, как бирюк. Попробуй, вытащи его.

Проходя мимо Костиного дома, Настя заметила, что он, чуть приоткрыв дверь, смотрит в образовавшуюся щель. Увидев ребят, он плотно закрыл дверь.

– Жаль парня, такой недуг терпит, – сказал Семен.

У Кости с рождения одна нога была, точно мертвая, едва шевелилась. До поры до времени он не придавал этому значения. Он рос вместе с другими ребятами, и, когда они бегали на двух ногах, он крепко держался на трех, костыли ему не мешали. Но с годами Костя становился взрослее, и костыли стали ему мешать. Все ребята уже провожали девчонок, а он ходил один, поскрипывая двумя постылыми спутниками. Костя вырос красивым, крепким юношей, но стал задумчивым и грустным, и с каждым днем все сильней замыкался в себе, словно решил отгородиться от всего мира. Он давно уже любил Настю и, глядя на нее из окна своего дома, думал: «Какая же она красивая, я бы женился на ней, если бы не костыли. Но разве ей нужен калека?» Он думал о ней каждый день и мучился. Но в глубине души он верил, что, в конце концов, она поймет, что он тоже человек, ничему человеческому не чуждый, хотя все, кроме него, слишком легко об этом забывали. Увидев ее в обществе Семена и Михаила, он закрылся в своей комнате и, уткнувшись в подушку, заплакал от безысходности, проклиная свои костыли.

А над деревней пламенеющим закатом солнца красовалось июньское небо. В теплых струях воздуха ощущалась радость, исходившая от юных сердец.

Увидев Настю с двумя ее ухажорами, ребята захлопали в ладоши.

– Наконец-то, сколько можно ждать? – воскликнула Любаша, – Адик уже успел наловить рыбы, пока вы прохлаждались, сейчас будем уху есть.

На берегу горел костер, и огонь оранжевыми языками облизывал котелок, висевший над ним, вокруг которого суетился Адик. Недалеко от костра расположились Вера и Любаша, а Шурочка прогуливалась по берегу с мечтательным видом, и вся светилась от счастья.

Вдруг Михаил бросился в воду и поплыл на середину реки. Отплыв от берега, он крикнул:

– Кто самый смелый? Плыви за мной!

– Ты думаешь, что ты у нас самый храбрый? – отозвалась Настя и, не задумываясь, кинулась в воду.

– Ребята, не заплывайте далеко, это опасно! – крикнула Шурочка.

Но Настя чувствовала себя в воде, как рыба, и очень быстро настигла Михаила.

– Ты плаваешь, как Русалка, – сказал он, – давай на перегонки к берегу.

– Ты проиграешь, – ответила Настя.

– А если выиграю, ты меня поцелуешь?

– Вот еще выдумал.

– Ну, хотя бы в щечку, договорились?

– Ладно, все равно проиграешь.

Шурочка стояла по колено в воде, наслаждаясь прохладной водой, и с нетерпением ждала их возвращения. Семен присел рядом с Верой и Любашей. А Адик, забыв про свою уху, бегал по берегу, размахивая руками, и кричал, подзадоривая пловцов. Настя оказалась победительницей в этом соревновании и радовалась, словно ребенок. Михаил скривил губы от досады, что лишился ее поцелуя. Еще некоторое время они, точно дети, громко смеялись и плескали руками воду друг на друга. Адик, довольный победой Насти, вернулся к костру, а Семен, пристально наблюдавший за происходящим, наклонился к Вере и шепнул ей на ухо:

– Как же ты терпишь все это? Или у вас все кончено с Михаилом? Он же откровенно волочится за Настей, или ты его больше не любишь?

Вера опустила глаза, и румянец растекся по ее щекам.

Когда Михаил и Настя вышли из воды, ужин был уже готов. Он представлял собой наваристую уху в чугунном котелке и картошку в мундире, запеченную на костре, а еще свежее молоко и вареники с земляникой, которые приготовила Клавдия для Шурочкиных друзей в честь ее дня рождения. Вечер был чудесным. Вода в речке подернулась небольшой рябью и словно дремала на закате дня, а легкий ветерок приносил ее свежий вкус и ароматный запах еды, казавшейся всем присутствующим необыкновенно вкусной.

Весь вечер Адик посматривал на Веру странным взглядом, он шутил, как всегда, и был игриво настроен. Он откровенно ухаживал за ней, а она не отрывала глаз от Михаила, который делал вид, что не замечает ее.

– Ребята, как хорошо вы плаваете, я от души завидую вам, – сказала Шурочка, – Настя, ты, как Русалочка, а ты, Миша, как рыбка.

– Да уж, рыбка, скорее акула, – сдерзил Семен, – гляди в оба, Настя, сожрет тебя и глазом не моргнет.

Все рассмеялись, кроме Веры.

– Пойду, прогуляюсь по берегу, – тихо сказала она.

– Я с тобой, – поднялась Любаша, отряхивая юбку от песка.

Они пошли по самому краю берега, их ноги легко погружались в песок, и вода тут же ласково облизывала их.

– Да не убивайся ты так, – сказала Любаша, взяв Веру под руку, – ты же знаешь, что он ни одной юбки мимо себя пропустить не может. Забудь ты его, он не стоит тебя. Ты такая хорошая, красивая, добрая. Посмотри лучше на Адика. Вон он как вьется около тебя. Уж он-то на руках носить тебя будет.

– Нет, Любаша, не нравится он мне. Да и что за имя у него – Адам? Вот и прозовут нас люди – Адам и Ева, насмешка какая-то. Да и ноги у него кривые. Родятся у нас дети – кривоножки и станут проклинать нас за это.

– Фу, какие глупости ты говоришь. Главное, чтоб верный был, да любил бы тебя одну. А этот, твой Мишенька, будет гулять до самой смерти. Не зря же люди говорят, что горбатого могила исправит. Зачем тебе такой?

– Ничего ты не понимаешь, подружка, я люблю его, люблю безумно, ушла в любовь, точно в омут с головой, и ничего не могу с собой поделать. Знаю, что гуляет, а все ему прощаю, лишь бы не бросил меня.

За разговором девушки не заметили, как сзади к ним подкрался Адик. Он игриво подхватил Веру своими сильными руками, точно ребенка, и поцеловал ее в обе щеки звонкими поцелуями.

Любаша с улыбкой смотрела на них и думала: «Как же ты ошибаешься, Верочка, вот он бы сделал тебя счастливой, он уже сейчас тебя носит на руках». Непроизвольно, переведя взгляд на Михаила, она увидела, что тот, весь бледный, как полотно, не сводит глаз с Адика и Веры. Ее губы скривились в злорадной улыбке и прошептали: «Так тебе и надо».

В это время Настя беседовала с Шурочкой. Шурочка рассказывала подруге о случайной встрече с Платоном на кладбище, о том, что он спас ее от змей, и, что они уже поцеловались.