Ольга Гусева - Шурочка: Родовое проклятие

– Так почему же ты не пригласила его на день рождения? – спросила Настя.

– Я пригласила, но он отказался. Он такой стеснительный. Но завтра мы пойдем гулять вдвоем.

– Шурочка, ты не обидишься, если я сейчас уйду?

– Куда?

– К Косте. Он сейчас совсем один, и я чувствую, что ему плохо, – на минуту Настя задумалась.

– А как же Михаил?

– А что Михаил? У него есть Вера.

– Но мне кажется, что он любит тебя.

– Ты ошибаешься, Шурочка, не любит он никого. Девушки для него, точно книги, пролистал одну и тянется к другой, третьей, пятой, десятой. И глаза у него пустые. А у Кости в глазах какое-то внутреннее сияние, что-то его преображает, понимаешь?

– Да, он красивый.

– Он не просто красивый, он единственный, другого такого нет.

Настя поцеловала Шурочку и осторожно, чтобы никто не заметил, исчезла, будто растворилась в воздухе.

Костя сидел на крыльце возле своего дома. Спрятавшись за деревом, Настя какое-то время стояла молча, всматриваясь в его лицо. Широкое лицо, прямые брови, черные длинные ресницы и чудесные темные глаза, а веки почти всегда приспущены, будто скрывают его мысли.

– Кто здесь? – неожиданно прозвучал его голос.

Настя очнулась от задумчивости, и, оказалось, он внимательно смотрит на нее, как она рассматривает его. Минуту он смотрел ей прямо в глаза настороженным взглядом, не то чтобы с изумлением, скорее испытующе. Потом спокойно перевел взгляд на своего кота, расположившегося на коленях хозяина, и, погладив его пушистую шерсть, произнес:

– Присоединяйся к нам. Хочешь, я угадаю, зачем ты пришла?

– Хочу, – с улыбкой ответила Настя.

– Адам, как всегда, наловил рыбы, угадал?

– Угадал.

– И ты утащила рыбку, чтобы угостить моего кота?

– Нет, сейчас не угадал. Мне просто захотелось посидеть с тобой на крылечке и поболтать о том, о сем.

– О чем же?

– Костя, я, наверное, скоро уеду в город. Я решила стать артисткой.

На мгновение ей показалось, что глаза его наполнились слезами. Но, когда он повернул к ней свое лицо, на нем сияла улыбка. Настя мысленно тряхнула себя за плечи – не выдумывай лишнего!

– Я рад за тебя, ты молодец, ты знаешь, чего ты хочешь, и ты храбрая. Я уверен, что у тебя все получится.

Настя смотрела на него широко раскрытыми глазами и думала: «Что со мной происходит? В человеке, который столько лет был просто другом, увидеть вдруг мужчину, желанного мужчину». И мысль эта ничуть не была противна ей. Она видела не только красивые черты лица, но своеобразную личность. Он что-то говорил, а она смотрела на его ярко-очерченные губы, не слыша слов, слетающих с них. Вдруг Костя осторожно сжал ладонями ее худенькое личико, улыбнулся ей так ласково и нежно, что она, в свою очередь, стиснула его руки, будто старалась впитать в себя его любовь. Она не могла говорить, сердце ее замерло, и их губы слились в длительном горячем поцелуе. Некоторое время они сидели лицом к лицу так близко, что каждый ощущал дыхание другого, и каждому из них показалось, что он видит другого впервые. Потом, словно очнувшись от сна, она тихонько произнесла:

– Костя, мне пора домой.

Перед тем, как открыть свою калитку, Настя встряхнулась и зашла в дом спокойной, безмятежной, уверенной в себе. Бабушка уже спала глубоким сном. Настя тихонько, на цыпочках, прокралась в свою комнату. Остановившись у зеркала, она внимательно заглянула в него и, увидев там свое отражение, решительно произнесла:

– Поцелуй – подобие молнии, страсть – подобие грозы, они налетают, а затем все успокаивается, как природа после бури, и жизнь течет по-прежнему. Не смотря ни на что, я не отступлюсь от своей мечты. Я должна уехать, и, чем быстрей я уеду, тем будет лучше и для меня, и для Кости.

После того, как Настя ушла с речки, ребята еще некоторое время наслаждались теплым летним вечером, доедали уху и вареники и хохотали над шутками, которые просто сыпались с уст Адика. Потом Адик пошел провожать Веру и Любашу, а Семен с Михаилом задержались на берегу.

– Если ты собрался к Насте, то только через мой труп, – решительно заявил Семен.

– Опять будем драться? – Михаил сжал ладони в кулаки.

– Я готов, – огрызнулся Семен, приготавливаясь к нападению соперника.

– Да успокойся ты, не буду я с тобой драться. Сегодня я иду к Верке. Как-то странно она вела себя с Адиком, уж не собралась ли поменять меня на него?

– Ну и гад же ты! Определись, наконец, кто тебе нужен – Вера или Настя?

– А это, друг, не твое дело. С Веркой мне хорошо, но она уже моя, а Настя – другое дело. Ее добиваться надо, и я обещаю тебе, что добьюсь, Настя будет моей.

Дружески похлопав Семена по плечу, Михаил зашагал в ту сторону, где жила Вера.

Вера Кондратьева жила со своей матерью и отчимом. Высокого роста, с ясными глазами и длинной толстой косой, она считалась самой красивой девкой в деревне, самой красивой, но и самой старой невестой. Ей было двадцать четыре года, а она все еще была не замужем, по непонятной никому причине отказывая всем женихам. Но вскоре эта причина стала известна всем – страстная, необъяснимая любовь к Михаилу, любовь, ставшая для нее чуть ли не болезнью.

Родной отец Веры был низкорослым и чахлым мужичонкой, любил побаловаться самогоном. Баловался, баловался, да так втянулся, что и дня уже не мог прожить без него. Зальет глаза с самого утра и ходит по деревне, трясет лохмотьями. Остановит каждого встречного, да жалуется:

– Вот помру я – что тогда? Ничего. Сына бы мне надо, а баба моя дочерь народила – Верку. А я предупреждал ее – смотри у меня, дочерь народишь – знать тебя перестану. А с другой стороны, дочерь – она, хоть и не сын, да моих кровей. Понятно? Так что вечно я буду на земле.

В один из жарких летних дней забрел он на соседский двор к Егору, а там за столом сидели мужики.

– Ну, чего стоишь, Петр? Заходи, выпей с нами за мою радость. Баба моя сына мне родила, – крикнул Егор.

– Выпью, коли нальешь, – отозвался Петр.

– Пей, сколько влезет, не жалко, я сегодня добрый, радость-то какая!

Егор налил самогон в большой стакан и протянул Петру. Тот выпил весь стакан залпом.

– А еще выпьешь за сына моего?

– Выпью, коли нальешь.

Егор протянул Петру второй, налитый доверху, стакан, и Петр снова осушил его. После третьего стакана мужики взяли его под руки и притащили домой еле живого. Мать Веры, привыкшая к его пьянкам, не обратила на него никакого внимания.

– Бросьте его в сарай, пущай там проспится, а то изба насквозь им провоняет, – сказала она мужикам.

Утром она пошла в сарай, глянуть, проспался ли ее никчемный муженек, но обнаружила там его бездыханное тело.

– Господи, милостивый, спасибо тебе, что освободил меня от этого пьяницы, – промолвила мать Веры, перекрестившись.