Аркадий Неминов - По ту сторону (сборник)

– Ну, как вы не понимаете, Василий Иваныч! Я засек время, когда все произошло – ровно в десять. Значит, вполне можно предположить, что завтра военрук опять будет бриться в это же время!

– Ну, брат, это притянуто за уши! Ты посмотри там, в этой тетрадке, во сколько боевой офицер по утрам бреется? Часов в семь или в восемь? Он же здесь не на службе. Вот он себе и позволил побриться попозже. И не факт, что завтра он повторит этот процесс точно в то же самое время. Да и вряд ли это вообще – самое подходящее время для бритья. Впрочем, других предположений у нас все равно нет. Так что, надо попробовать! Действуй! И еще. Насчет его бабушки. Скажи ей, что Саша сегодня заночует у тебя. А завтра будет видно. Лады?

– Хорошо, Василий Иваныч. Я пошел, до свидания.

Витька, немного приободренный предстоящей попыткой повторения «сеанса связи», как выразился Василий Иванович, побрел домой. Путь его проходил мимо дома Мякиша, и он стал обдумывать, как будет выкручиваться в разговоре с его бабушкой, чтобы та не заподозрила ничего раньше времени. Он даже придумал версию, по которой Витька по просьбе внука предупредит ее, что Сашка останется у него ночевать. А сам внучок не позвонил, потому что сидит сейчас в Витькином туалете, куда ему срочно приспичило. Они довольно часто ночевали друг у друга и раньше, и особых подозрений это не должно было вызвать.

Подойдя к дому Мякиша, он увидел у его подъезда неотложку. Двое санитаров в это время выносили носилки, на которых лежала какая-то женщина. Некое смутное чувство вдруг охватило Витьку. Он подошел поближе. Так и есть! Это была Сашкина бабушка. Не случайно ему показалось издалека, что он узнал ее красный в белый горох домашний халат. Именно этот халат был подарен внуком на ее день рождения пару месяцев назад! Тем более что они вместе – по просьбе Мякиша – и выбирали его в соседнем универмаге. Вот так-так! И Витька спросил у одного из санитаров, что случилось со старушкой, не забыв при этом представиться ее соседом, живущим на одной с ней лестничной клетке.

– Похоже, инсульт! – молвил хмурый санитар. – Хорошо, что она в это время была не одна, а то могло бы гораздо хуже кончиться. Нас вызвала ее соседка, которая в тот момент находилась у нее дома. Старушке просто невероятно повезло!

Витька вздохнул и про себя подумал: «Да уж, повезло, ничего не скажешь! Но, во всяком случае, это, хотя бы, избавит ее от волнений еще и по поводу своего внука».

Учительница русского языка и литературы Вера Ивановна, сидя за столом у себя дома, готовилась к проверке сочинений, написанных накануне девятиклассниками. Она любила эти вечерние часы, когда можно было расслабиться в тишине после шумного суетного дня в школе. Она вообще любила свою профессию. Еще бы! Как не любить то, что с детства занимало ее сознание на протяжении всей жизни. Литература была ее богом! Все, что касалось ее любимого предмета, было священным! Она и в пединститут пошла, твердо зная, что только литература – ее будущее, ее призвание. Она всегда хотела заниматься только этим! А, уже работая в школе, поняла и другое: учить детей своему предмету – это тоже большая для нее радость.

Ученики тоже, как ей справедливо казалось, по большей своей части отвечали взаимностью. Они любили этот предмет, и она не без гордости могла сказать себе, что это – ее заслуга! Все-таки она – счастливый человек! Даже сейчас ее дочь, войдя в комнату и увидев огромную стопку тетрадей, разложенных для проверки, в который раз ужаснулась. А ей нравится! Вера Ивановна достала первую тетрадь и прочитала на титульном листе: Мякишев Александр, 9 «Б».

Саша Мякишев, добродушный увалень, как всегда сдал свое сочинение самым последним в классе. И, хотя по ее предмету он не числился в отстающих, но его природная медлительность делала свое дело. Мякишев был, что называется, середнячком в плане оценок. Ему всегда не хватало чуть-чуть для того, чтобы она, его учительница, могла со спокойной душой поставить ему твердую четверку А ведь он далеко не глупый мальчик, начитанный. Интересно, чем он порадует ее сегодня?

Вера Ивановна открыла тетрадь и принялась читать, крутя в руке красный карандаш. Мякишев владел материалом вполне сносно. Чувствовалось, что он прочитал «Собачье сердце». Но, чем дальше она читала, тем больше ее брови поднимались от удивления. Саша, начав писать по литературной теме, довольно быстро сбился на вольную, дав своим мыслям совершенно иной ход. Описывая Шарикова, он совершенно правильно оценил его, как олицетворение рабской, по своей сути, людей, волею судьбы пришедших к власти.

«…Только на месте угодливости и покорности начальству у них появляется столь же холуйская жестокость к зависимым от них людям. Власть шариковы получили раньше, чем, хотя бы, основы культуры и образования..»

Как здорово он написал! Только за одну эту фразу ему можно было уже поставить «пять». Но дальше Мякишев, словно забыв об основной теме, продолжал:

«…Булгаков на свой страх и риск экспериментировал над живым существом, превратив против его воли из собаки в человека. Это, конечно, фантастика! Но как было бы здорово, если бы нашелся такой вот профессор Преображенский, который своим фантастическим экспериментом мог бы перенести человека по его желанию, например, в прошлое. Чтобы он, этот человек, изменил бы там некоторые события, предотвратил бы беду. Что-нибудь типа машины времени. P-раз, и ты уже там, где тебе необходимо быть – в том месте и в то время.

Я бы сам с удовольствием поучаствовал в таком эксперименте вместо Шарикова. Я бы попросил этого профессора, чтобы он перенес меня на семь лет назад на конец июня, когда мы всей нашей семьей отдыхали на море. Тогда я бы ни за что не позволил своим родителям поехать на ту проклятую прогулку по горному серпантину. И они остались бы живы, не упали бы в пропасть из-за отказавших вдруг тормозов, и мы бы сейчас жили все вместе: я, мои родители и бабушка, которая не отпустила меня тогда с ними на эту прогулку…»

Вера Ивановна знала про эту семейную трагедию семьи Мякишевых. Тогда Саша только-только закончил первый класс. Они, учителя, узнали обо всем только в сентябре. К сожалению. Каково же пришлось маленькому мальчику без поддержки взрослых в тот момент! Прошло семь лет, а душевная травма у него осталась до сих пор. Бедный мальчик! Учительница, вздохнув, вывела под сочинением Саши Мякишева большую красную пятерку – быть может, единственную за все время.

Когда Алексей с Сашком, – как теперь он называл своего товарища по несчастью, подошли к школе, уроки были в самом разгаре. Внешне школа, как и его общежитие, ничем не отличалась от той, из другой жизни. Разве что палисадник сбоку от входа был более ухожен – цветов побольше, да и огорожен он был теперь невысоким пластиковым декоративным заборчиком ярко-зеленого цвета.