Вадим Михайлов - Послевкусие страстей и превратности мнимой жизни

…Как-то очень давно знакомая актриса попросила меня помочь ей при переезде с одной квартиры на другую. Мы расставили мебель и выпили по бокалу шампанского. И тут я выглянул в окно и увидел, что посреди осеннего двора стоит кресло. Старое кресло фирмы «Чиппендейл». Мы забыли о нём…

Я всегда остро переживаю чужое одиночество и забытость. Я кинулся во двор, чтобы исправить ошибку, извиниться перед креслом за то, что мы оставили его одно, забыли…

Старая мебель ведь очень чувствительна и обидчива. Я уже придумал обращение: «Уважаемое Кресло, простите меня. Простите мне мою невнимательность. Я сожалею. Мне стыдно…»

Но актриса засмеялась и поднесла мне ещё один фужер вина и сказала, что дарит мне этот «чиппендейл» в благодарность за помощь. Ему всё равно не осталось места в новой малогабаритной квартире.

Я взвалил кресло на голову и направился пешком через весь Ленинград к своему дому. Шёл сильный дождь, но кресло защищало меня. Оно прижилось в моей комнате. Оно всегда с тихой радостью ждёт меня. Я люблю сидеть в этом кресле, опираясь руками в подлокотники, отделанные медью. Много лет я собираюсь починить его, и всё то нет времени, то нет денег. Прости меня, мой «чиппендейл». Ты стал мне верным другом. Когда-нибудь я починю тебя. Я уже придумал, как это сделать. Осталось всего ничего – приступить к работе.

…В конце прошлого века мы голодали.

…Зимы девяностых вспоминаются мне как одна длинная голодная зима.

Моя любимая женщина, жена, Ульяна научила меня ловить рыбу и растить картошку.

Она к тому времени уже не была моей женой, мы развелись, но продолжали дружить. Поссорившись, мы вынесли на свалку старый матрац, на котором прошли лучшие ночи нашей жизни. Купили две односпальные кушетки. И разъехались.

Я не люблю деньги. Но безденежье ещё больше не люблю.

Но оно – безденежье – приходит рано или поздно.

Наступает день, когда нечего пить и нечего есть.

Мы уехали в деревню на подножный корм.

Оказалось, что в нашем деревенском доме побывали «гости». И выгребли всё подчистую. Оставили пачку соли и полбутылки постного масла.

Ульяна огорчилась, но не очень.

Она прежде всего вымыла посуду и полы.

– Видимо, им было ещё хуже, чем нам, – сказала она.

Ульяна взяла топор и ушла в лес. Нашла высокий и ровный куст можжевельника. Срубила его. Освободила от веточек и сучков. Получилось удилище.

Смеясь и морщась, она вырвала из своих каштановых тяжёлых, как конский хвост, волос несколько длинных волосинок. И получилась леска.

Она взяла иголку, разогрела её докрасна на пламени свечи. Отпустила. Сделала из иголки крючок.

Я смотрел на неё с восторгом. Как ловко, неторопливо и в то же время быстро она всё делала.

Ульяна снова подержала иголку над пламенем свечи. Остудила в постном масле. Крючок обрёл упругость и крепость стали.

Она накопала червей и повела меня к реке.

И стоило ей забросить в речку крючок с наживкой, как словно ниоткуда появлялась рыба – окунь или краснопёрка, – хватала червя и оказывалась в холщовой сумке.

И вдруг её удилище согнулось. Кто-то большой и сильный сидел на крючке. Не сидел – метался. Боролся. Это была щука. На червя! Ульяна вытащила её на берег. Но щука сорвалась.

Подпрыгивая, она устремилась к воде.

Ульяна кинулась за ней. Поймала её уже в речке, в омуте, пока та не пришла в себя. Вылезла на берег, промокшая до нитки, но счастливая. С большой щукой в руках.

Щука ещё пыталась вырваться и смотрела на меня злыми глазами.

Я увидел её зубы и хотел дотронулся до них, попробовать, насколько они остры, но щука прокусила мне указательный палец.

Было очень больно и стыдно, но я рассмеялся. И наш сын, маленький Ростик, расхохотался вслед за мной.

Моя бабушка Фрося и почти все мои родственники с материнской стороны привыкли смеяться в такие минуты. И над собой, и над неловкостью других. И над всем миром.

Ульяна не поддержала моё наигранное веселье. Выдавила из моего прокушенного пальца кровь и приложила лист подорожника.

Потом почистила щуку. Накопала корней лопуха. Потушила их. Гарнир получился отменный. Не хуже картофеля.

Мы были сыты в тот день. Назавтра мы с Ростиком снова смотрели, как она ловко ловит рыбу.

Когда Ульяна заметила интерес в моих глазах, она соорудила для меня вторую удочку.

Я попытался осторожно взять червя и насадить на крючок, но червяк оказался проворным, выскользнул из неумелых моих и брезгливых пальцев, упал в траву и исчез.

Ростик снова расхохотался.

Я стал искать беглеца, но Ульяна сказала:

– Возьми другого!

Она хотела добавить: «Этот пусть живёт. Он достоин жизни…»

Но постеснялась. Избегала высокопарных слов. Стеснялась. Считала, что всё понятно само собой.

Она решила, что в первый день насаживать червя на крючок будет она, а когда меня охватит азарт, я сам пойму, что к чему. Главное, чтобы захватил сам процесс. Не результат. Результат сам придёт… Со временем… Как в любом деле…

Ульяна научила меня искусству выживания. Научила меня чувствовать себя хозяином на своей земле, жить здесь уверенно и привычно, как в своём доме… Она подарила мне Россию, которую, как и я, потеряли миллионы русских людей, выброшенных за её пределы превратностями бытия…

…Раз или два в году я устраиваю уборку в своём кабинете. Раньше прибирался чаще. Теперь раз или два в год… Включаю пылесос… Стираю пыль с дорогих моему сердцу вещей, с которыми не могу расстаться. На стене висят самодельные нунчаки. Они сделаны из выдержанного кипариса. Покрыты олифой. Украшены орнаментом и японскими иероглифами, которые переводятся как «Долой водородную бомбу!». Их мне подарил странный человек. Сто лет назад. Нет, пожалуй, не сто – двадцать пять. Тоже немалый срок. Мы снимали фильм в Красной Поляне. Летали ласточки. Мы ждали вертолёт, чтобы отправить к морю взвод солдат и трёх офицеров, помогавших нам. Летали ласточки. Было жарко и душно. Вертолёт задерживался. Солдаты тихо переговаривались в тени орехового дерева. Ласточки летали низко над землёй. Было душно. Офицеры молча курили. То есть двое курили. А третий, толстый и неповоротливый, просто сидел и смотрел бездумно перед собой. Вдруг он протянул руку и вытащил из душного пространства ласточку. Он улыбнулся мне и выпустил птицу на волю. Я подошёл к нему.

…Хочешь, я научу тебя? …Чему? …Ловить птиц на лету… Зачем?.. Ну, просто так. Чтобы потом их выпускать. Хочешь, поймаю ещё одну?.. Не надо… Я знаю, кто ты. А ты знаешь, кто я?.. Догадываюсь… Вот, возьми на память… Зачем?. …В мире так много плохих людей… Если Господь не защитит меня, неужели спасут эти палочки?! …Возьми. На память…

Он нацарапал на обрывке газеты своё имя и адрес.

– Напиши, когда они пригодятся тебе…