Вадим Михайлов - Послевкусие страстей и превратности мнимой жизни

– Приходи! Приходи быстрей! Приходи! Не то я умру! Где ты?

Они думали почти всегда синхронно и одними и теми же образами-словами…

Ульяна записывала стихи лишь тогда, когда они полностью созревали в ней…

– Стихи прекрасны. Но почему от имени мужчины?

Она улыбнулась загадочно и виновато.

Он подумал о сложности женской натуры. Anima и Animus… Мечта о мужской силе… О власти… Брюки вместо юбки… Ксения Петербургская… Мужчина вряд ли напишет стихи от имени женщины…

Прочёл и забыл…

Но вспомнил их первую ночь. Вспомнил, как они много лет назад лежали обнявшись в небольшой комнатке на втором этаже одного из старинных особняков на Тверском бульваре в Москве. Этот дом, как тысячи других столичных домов, в двадцатых годах переделали из барской усадьбы. Разделили залу и комнаты на множество каморок, в которые вселилась пёстрая публика – отстой Республики Советов и Российской империи.

Вонючая кухня.

Вонючий туалет.

Тонкие перегородки.

Додекафония храпов и стонов.

Под окнами кричал пьяный мужик, измученный любовью к Полине Цозик, которая жила в гражданском браке с инвалидом Великой Отечественной войны 1941—1945 годов Антипом Прияткиным.

– Поля! Выйди! Выйди, сука! Брось своего урода безногого. Вспомни, как хорошо нам было с тобой! Ты ведь меня любишь!.. Меня! Не его! Вспомни… Вспомни, как хорошо нам было с тобой, зараза!

Храпы на время этих криков стихали, а трубадур замолкал, набирался сил для нового вопля.

– Выйди, зараза!.. А то дом ваш взорву! У меня граната… Вот смотри…Противотанковая… Выйди, сука! По-о-о-ля! Взорву всё к е… матери!

Воцарилась тишина. Только рыдания безутешного влюблённого доносились со двора. Все ждали взрыва. Никто не храпел. Никто не стонал. Все ждали конца. Никто не хотел умирать, хотя жизнь была серая и беспросветная. И каждый думал – когда же?.. Когда?.. А что потом?..

Только Платон и Ульяна беззвучно смеялись и целовали друг друга.

Это была их ночь. Они были молоды и не загадывали желаний. Желали и брали. И вот теперь в малюсенькой каморке на одной узкой тахте.

За окном кричал пьяный влюблённый.

– Поля! Поля! Поля!

Приехал воронок. Влюблённого террориста схомутали и увезли, а дом повздыхал, повздыхал и уснул.

Платон снимал эту комнатку за пятьсот рублей в месяц.

В коммуналке не было открытой вражды, все по утрам здоровались в очереди у туалета и не ссорились, но была какая-то тягостная атмосфера недоверия и подозрительности… Какая-то смутная сонливость отношений…

Платон увидел Ульяну накануне вечером в Доме кино.

Она сидела в ресторане с известным поэтом-фронтовиком…

Платон увидел её, когда мужчина в красном свитере, перекрывавший её, встал и подошёл к стойке бара.

Ульяна поразила Платона холодностью и силой лица. В то же время она была женственна и лишена аскетизма. Обещающе женственна была она…

Она смотрела на него. Потягивала через соломинку коктейль.

Красный свитер проплыл перед его глазами, как облако, и скрыл Ульяну от его глаз.

Платону нестерпимо захотелось снова видеть её. Он шептал мысленно красному свитеру:

– Уйди! Уйди, болван!

Красный свитер дёргался, но не уходил.

И вдруг Платон увидел, как Ульяна, а для него пока – Женщина В Розовом Деревенском Платье, встала и направилась к его столику.

К нему приближалась она.

– Угостите меня чашечкой кофе!

…Они ходили по ночной сентябрьской Москве. Просто ходили, взявшись за руки. Зашли в кафе «Казбек». Заказали суп-пити. Сухого вина. Наверное, они излучали счастье, потому что кто-то прислал им на столик розу. Роза так и осталась лежать там, рядом с фаянсовой солонкой и недопитой бутылкой мукузани.

Метро уже не работало.

– Я провожу вас, – сказал Платон.

– Мне некуда идти, – сказала она просто.

– Пошли ко мне. Но у меня только одна кушетка…

– Какие пустяки, – сказала Ульяна. – Можно и на полу.

– На полу слишком мало места. Ладно, я лягу под кроватью.

Она осматривала его берлогу, нору. Икона… Фотографии хозяйки и её мужа – довоенные, молодые. Красавица дочь… Зять, известный футболист, с экзотической фамилией Вторник…

– У тебя есть пижама?

«Зачем ей пижама?» – подумал он тоскливо.

У него зубы стучали от волнения.

Она уютно устроилась рядом с ним на тахте. В его пижаме.

– Ну, успокойся, успокойся, маленький.

Платон дотянулся до выключателя. Погасил настольную лампу…

Ульяна с силой отвела его руку, пытавшуюся ускорить развитие отношений.

– Не надо.

– Почему?

– Ты привёл меня как шлюху?

– Нет.

– Тогда докажи, что это не так.

Он недовольно вздохнул:

– Ладно.

– Спи.

Ей хотелось большего, чем позволяли рефлексы, она готова была подарить любимому мужчине свою душу. Но она сомневалась, что у мужчин есть душа, или, скорее всего, они не подозревают, что она у них есть. Мужчины иногда умеют использовать, ублажать тело. Иногда у них развит интеллект… Но что делать со своей, а тем более с чужой душой, они не знают. И не хотят знать. Душа – тревожная сущность. Душа беспокоит, создаёт непривычные ситуации, лишает жизнь простоты, элементарных радостей и удовольствий. И главное – постоянно требует суда над своим хозяином…

– Нет! Это невозможно! Не могу я спать рядом с тобой.

Он встал с кушетки и сел на пол. Прижался спиной к холодной стене. Закрыл глаза. За окном шумел осенний дождь.

«Половина всех женщин всегда говорит «не надо», – думал он. – Как тут разобраться – дань любовному этикету или правда какие-то важные причины? Болезнь… Запреты календаря…»

Ульяна протянула ему руку. Он поцеловал её, признавая её власть над собой.

…Она молча смотрела на него.

В глазах её, как говорил Лев Николаевич Толстой, была жалость и любовь.

Платон увидел вдруг прекрасные цветы… Грядки моркови…

Он увидел, как зарождаются маленькие зелёные пупырки плодов помидоров.

Там был её сад, и в нём всегда цвели яблони.

Там был её лес – светлый лиственный, берёза, ива, ольха.

Там бегали зайцы…

Рыжая лиса мелькнула у речки среди кустов смородины…

Это было так непривычно. Это было так прекрасно!

Без флирта, без танцев, без прелюдий любовных Ульяна ввела его властно в свой мир, в сад своей души.

За светлым лиственным начинались хвойные леса, тайга, чем глубже, тем глуше и мрачнее…