Игорь Митрофанов - Несуразица

Около половины четверти третьего, слабо попрощавшись со всеми, футбол закончился, чтобы завтра, смакуя подробности, взорваться на газетах и в телевидении, с новой силой подогревая всеобщую гордость!

Подутренней ночью после матча приснился голос, не произносящий ни слова. И, хотя в спорте нет религий, голос молчал, в чём-то упрекая.

Это заставило постыдиться, не просыпаясь, покаяться, не находя вины, и помолиться, оправдываясь.

Все, зная, что Бог добрый, боятся «рогатохвостого». Побойтесь Бога!

Когда мы, стараясь делать богоугодные дела, иногда оступаемся – это одно. Но, когда грешим, наплевав!.. О! О!

Бог не станет делать плохого. Просто отвернётся. Нет ничего хуже! Покатимся в преисподнюю ещё при жизни…

Потом кричим: «Почему Бог не помогает?! Он нас не слышит! А ведь вокруг так – «не по-честному!»

Мы часто настолько низки в своей маленькой, нужной нам «вере», что канючим прямую отдачу за свои мольбы (даже не молитвы!). Причём, всё сразу! Хотим прощения, хотим исполнения, хотим спасения, хотим, хотим, хотим… Но нашими привычками, устоями, реалиями мы громоздим гору между собой и Богом. Мы оказываемся на тёмной стороне безбожия, даже не закладывая и не продавая никому душу. Управители миром время от времени делают вид, что «вышли», давая возможность нам самим решиться на решение.

МЕТКА*

Не кл нчите и не проклинайте! Не сбрасывайте себ со счетов!

Вам, и только вам эти счета оплачивать!

Сон осадил пыл легкомысленности и торжества. К чему? Видно, что-то днём задело, забеспокоило и засело-запряталось. А ночью – вылилось.

ОН был в отпуске и смаковал ленивое безделье в собственном соку. Но соседка не дремала. Она вопила в сторону мужа, нарушая хрупкую конструкцию балкона:

– Ты почему выселся тут под ногами на солнце! Тебе что, не хватает домашнего тепла? Быстро зайди в хату!

ОН весь ёкнул и, накинув на себя тапочки, решил решительно себя выказать:

– Вы не можете не кричать не в такое время? – уверенно-вежливо высказал ОН себя. – А то из-за вашего «кукаре-ё» мои мысли сами отвлекаются друг от друга!

Соседка выдвинула глаза чуть вперёд глазниц и сделала короткую гипервентиляцию лёгких. Этого момента и ума хватило для того, чтобы, совершив манёвр, проскользнуть назад в квартиру.

– А ты вообще появляешься на свет каждый день только благодаря мне! Лучше двигай в умывальник, сними окалину с зубов, накипь из глаз, намажь лаком ногти, кремом локти, поскоблись и шуруй работать на это долбаное общество! А ко мне больше не звони, у меня нет твоего телефона, и я всё равно не услышу твои гудки! Но ты получишь всем моим автоответчиком по двоим ушам и по твоим мозгам, шо там ещё у тебя остались! Ты понял! Нет, ты понял?! Не слышу! Почему ты заставляешь меня орать? Ты не ценишь моего уважения!?

«Да! “Уважения”. Как же! – подумал ОН. – Человек повышает голос из уважения к другим только в одном случае: когда кричит: “Помогите!”».

ОН стоял в посреди квартиры:

«Видимо, придётся вставать! Утро начинается с расцвета хамства. Забреду-ка я в неведомые дали доброты и вежливости!.. Что-то перещеголял с мыслью!»

Не зная таких конкретных мест, ОН, выйдя из записсаного и записанного парадного, пошёл туда, куда пошлось. Обе ноги неожиданно споткнулись возле аптеки, руки среагировали и придержали асфальт на весу.

«Это знак», – отряхнувшись, подумал ОН. Ушибленная ФРАЗА, потирая коленку, пожаловалась:

«Лечите травмы аптеками!», но, привыкнув, что к ней не относятся, изобразила серьёзный надутый вид.

Пришлось зайти в заведение с таблеткой на всю витрину окна. На дверном стекле маячили две надписи, бросающиеся на всякого, со всем сюда входящего:

Одна надпись относилась к людям, вторая – к дверям. Слова: «строго» и «запрещается» сразу несли организованность в несерьёзные умы легкомысленных народных масс, а табличка: «На себя» предотвращала любое давление на аптеку уже при входе.

ОН зашёл и удачно втиснулся под косяк у алоэ-каланхоэ с горшком, встревая интересом в наблюдение происходящего, совсем не желая того. Но обзор не давал пропустить калейдоскоп мимо себя. (Лицо могло пялиться только в одну сторону, как в автобусе спиной к движению – и хочешь не глядеть, да глаза натыкаются).

А барабанные перепонки не сдерживали громкость нечаянно хорошей акустики…

Согнутая бабушка смущённо допытывалась у отверстия под стеклом:

– Почему те свечи, которые она купила за пенсию, на прошлой неделе, кончились так быстро? Зато всё время липли к зубам, не горели и не помогали!

Кто-то на другом окошке, краснея от неловкости, громким шёпотом, заглушая гул, спрашивал:

– Эти порошки принимать перед расстройством или после?..

Ещё более стеснялась студенческая пара, покупая два теста на беременность, держа вдвоём одну купюру, как перед алтарём:

– Извините нас, пожалуйста, за необоснованное беспокойство, но вы не могли бы объяснить, на сколько вопросов нужно правильно ответить, какая категория сложности, где предварительно почитать литературу и как отличить, простите, мужской тест от женского?

– Это я про вас читала в «Жалобной красной книге рекордов Гиннеса»?

Не нашлась «остроумно» смолчать проходящая мимо заведующая аптекой, положив на прилавок третью упаковку «теста»:

– А это, если два первых не помогут, – с сознанием дела опытно снаглела она, толкнув примолчаленного фармацевта, и закричала куда-то внутрь: – Разгружай в лобаллаторию, а что не влезет – тащи в кухню! – И, повернувшись к студентам, не сбавляя крика, посоветовала: – Да, чуть не забыла! Лакмусовую бумажку макать только в первую утреннюю мочу!

Слышно было и на улице, потому что прохожие, сделав руками «подводные маски», прилипли снаружи к стёклам, как жабы клювами, посмотреть: «кому и в какую мочу».

Не меняя интонации, начальница снова громко заобращалась через стенку:

– Разгрузил? Подожди, я проверю! Да смотри там, спирт не трогай! А то я тебя знаю!

Зачем она это кричала, не понятно. Спирт невозможно было потрогать, даже если «я тебя не знаю», потому что он (спирт) хранился в запечатанных сургучом бидонах в комнате с железной дверью, с наваренными решётками, под сигнализацией.

У дальнего прилавка слышалось лёгкое препирательство:

– Мне надо природную, натуральную, чистую эхинацею от всех болезней, я читала в последнем номере журнала «Фабрикантка».

– Вот вам кора дуба, пожалуйста, два пятьдесят в кассу, следующий! – в одной тональности дурила тётю уставшая по жизни «продавщица аптеки», страдая от хронической аллергии на людей.