Георгий Кончаков - Учитель истории

В учебнике истории в параграфе о военных действиях сорок четвёртого года перечислялись десять сталинских ударов. 1953/1954 учебный год. Десять лет с того памятного военного года и первый год народ и страна без Сталина. Учительница истории требует, чтобы ученики могли по порядку перечислить все сталинские удары. Предстоит экзамен на аттестат зрелости, стыдно будет перед комиссией не знать таких вещей.

Тело Сталина покоится в Мавзолее, а имя вождя, великого Сталина по-прежнему в учебниках, не сходит со страниц журналов и газет. На уроках литературы ученики с воодушевлением произносят слова Сталина: «Маяковский был и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи».

Аркадий старательно перечисляет сталинские удары, пытаясь запомнить и не перепутать последовательность. А в памяти встаёт реальный сорок четвёртый. Тот сорок четвёртый, который прошёл в тылу, в маленькой, заброшенной в степи деревне.

Вот он, семилетний парнишка, разглядывает в газете фотографию суворовца. Суворовец кружится в танце с девочкой. Аркаша тоже хотел бы стать суворовцем, обучаться военному делу. Государству всегда нужны будут офицеры. Даже когда кончится война. Страну надо охранять и защищать от врагов, если вздумают напасть. Аркаша тоже хочет носить военную форму. И, как суворовец на фото, дружить с девочкой.

Пока он дружит, играет и проводит время со всеми соседскими мальчишками и девчонками. А когда станет суворовцем, у него будет одна девочка, его подруга. Правда, он пока не знает, зачем нужно дружить с девочкой, зачем вообще нужна ему девочка, но чувствует, что ему этого хочется. Он хочет, как тот суворовец в газете, танцевать с девочкой.

Дедушка собрался бриться. Аркаше известно, что бритвы бывают безопасные и опасные. У дедушки есть безопасная. Аркаша даже умеет самостоятельно вставить лезвие и закрутить ручку до отказа, чтобы можно было бриться. Но лезвия затупились, такими не побреешься, а новые достать негде. Война. Поэтому дедушка пользуется опасной со складной ручкой. Дедушка гордится своей бритвой, она у него дореволюционная. Говорит, что такую теперь не купишь. Перед бритьём правит на широком ремне. Время от времени затачивает на бруске, специальном, для бритв.

Для бритья припасён обмылочек, который хранит у себя. Кисточкой-помазком в глубокой тарелочке для бритья взбивает пену. Этой пеной намыливает щёки и подбородок, пальцем одной руки натягивает кожу, другой проводит лезвием, срезая коротенькие волоски. Потом на куске газеты очищает лезвие от прилипшей мыльной пены. Аркаше интересно смотреть, как бреется дедушка, как уверенно проводит лезвием и никогда не порежется, ни одной царапины на коже.

Дедушка всю жизнь носит усы. В семейном альбоме Аркаша видел дедушку совсем молодым, но и тогда у него были усы, только коротенькие. Фотографий, когда у дедушки усы ещё не росли, в альбоме не оказалось.

Кроме бритвы у дедушки есть алмаз и часы Мозер. Алмаз, чтобы резать стёкла, с костяной ручкой и бронзовым молоточком с прорезями с двух сторон. Стёкла дедушка режет уверенно и красиво. На то и алмаз, берёт любое стекло, любой толщины. Если стекло слишком толстое, дедушка стучит молоточком алмаза снизу по стеклу вдоль надреза, после этого отрезанный кусок стекла остаётся в руке без всякого усилия. Дедушка испытывает наслаждение, рассматривая своё сокровище. Ведь алмаз самый что ни на есть настоящий. Такого ни у кого нет, ни в Никольском, ни в Шульгино, а может даже и во всём районе.

Ещё предмет гордости дедушки — карманные часы. В серебряном корпусе. На внутренней стенке гравировка фирмы Мозер. Часы и алмаз вечные. Вот какие вещи умели изготавливать раньше. «Теперь такие не делают», — уверяет дедушка. И действительно часы и алмаз перешли к его сыну, потом к внуку. И правнук будет хранить эти реликвии как память о своих предках.

Как-то получил дедушка заказ сложить печь. Аркаша видел у дедушки книжку с чертежами самых разных печей. Там указано и сколько кирпичей на какую печь, и куда какой кирпич класть нужно. На чертеже все кирпичи были нарисованы. Аркаша подумал, что по такому чертежу и сам сумел бы соорудить печь.

Поехал дедушка за глиной для печи на лошади. Лошадь впряжена в широкую телегу. Взял с собой внучка. По степной дороге проехали за Шульгино больше километра. Там был небольшой карьер, из него многие брали глину. Дедушка хвалил эту глину, говорил: «В самый раз печи класть».

Как только выехали за село, дедушка, понимая желание внука, дал вожжи порулить. До самого карьера Аркаша самостоятельно управлял лошадью, был безмерно счастлив и горд. На обратном пути почти до самого дома дедушка опять доверил вожжи внуку. Так впервые в жизни Аркаша самостоятельно управлял транспортным средством.

Вообще дедушка мало и редко общался с Аркашей. Раза два показал, как правильно рисовать кружку, как наносить штрихи, чтобы передать форму, как показать тень. А чтоб поучить, этого не было. Не любил дедушка заниматься с внуком. А мог бы. Не только профессионально чертил, рисовал по всем правилам. Почерк был каллиграфический. Сам говорил, таким почерком только на деньгах расписываться. На хранящейся в альбоме с открытками бумажной денежке в сто рублей — «Екатериненке» с портретом императрицы — стоят подписи управляющего и кассира государственного банка, выполненные каллиграфическим почерком. Дедушка выводил буквы не хуже, твёрдо, красиво, с затейливыми завитушками.

Ремеслу тоже никакому не обучал. У соседских парнишек был маленький самодельный комбайн. Всё сделано, как у настоящего. Особенно нравилось, когда двигаешь комбайн по полу, мотовило вращается, захватывая крыльями воображаемую пшеницу. Аркаше тоже хотелось построить такой комбайн, но он не знал с чего начать и как строить. Единственное, что он самостоятельно построил двукрылый самолёт. К палочке, изображавшей фюзеляж, прибил мелкими гвоздиками сверху и снизу крылья, сзади дощечку-стабилизатор, а спереди самодельный пропеллер, который, если бежать быстро, вращался от встречного потока воздуха. Киль не сумел сделать. Не знал, как закрепить. Но и без киля поделка была похожа на самолёт. Так что, подняв высоко над головой, Аркаша подолгу бегал, совершая полёты, взлетая и приземляясь на аэродром, совершая в воздухе некоторые доступные фигуры. Дедушка мог бы научить строить разные сложные модели, но оставлял без внимания попытки внука мастерить.

Не первый год бегал Аркаша встречать приземлявшийся возле деревни двукрылый красавец-самолёт. Однажды, как всегда, подбежал с ребятишками близко к самолёту. Столпились полукругом, смотрят на самолёт и лётчика с любопытством. Поглядел лётчик на ребят, подзывает ближайшего парнишку, им оказался Аркаша, берёт на руки и ставит на крыло самолёта. Лицом к кабине, чтобы смог внутрь заглянуть, рассмотреть, что там, как устроено. Стал Аркаша просить-уговаривать доброго дяденьку поднять в воздух, прокатить на самолёте. Но лётчик объяснил, что не может, нельзя ему катать пассажиров. На все мольбы ответил отказом. Очень сожалел Аркаша, что не удалось покататься на самолёте, но что поделаешь. Не мог уяснить, почему нельзя лётчику прокатить мальчишку, пришлось покориться судьбе. Приучен был, взрослых слушаться надо, если говорят нельзя, значит так и есть. Хоть и не полетал, но на всю жизнь запомнил, как лётчик поставил на крыло самолёта, и он на зависть всем деревенским ребятишкам мог вблизи рассмотреть кабину лётчика.