Виктор Большой - Заметки молодого человека

Но тёмные очки его – это уж совсем ни в какие ворота; цвета-то как различать? Говорю ему об этом:

– Слава, ты читал где-нибудь, чтобы Репин или Васнецов в очках писали, солнцезащитных?

– Солнце глаза слепит, да и, вообще, так круче, – он мне.

Как говорится: «No comments…»

На мой взгляд, писать картину в тёмных очках – это, тоже самое, что попытаться пообедать, окунув голову целиком в чан с едой или, например, попытаться управлять автомобилем, из его багажника. И в том и в другом случае результат известен заранее. Как и в случае со Славкой. Не может у него получиться что-либо путное. Но ведь он тоже просил помочь с живописью.

В том дворике мы неплохо провели часа три; успели, правда, немного – слишком часто работа над этюдами прерывалась разговорами о том, о сём. Юлька, кажется, что-то поняла, а Славка – не уверен. Хотя он действительно хотел бы, чему-то научиться, чтобы что-то получалось. Но до него так и не дошло, что нужно научиться тратить себя реально на это дело. А вопрос о том, что одеть и как – это в принципе – не для обсуждения; в лучшем случае это разговор для женщин где-нибудь на распродаже. А чтобы мужики, настоящие, на этом «зацикливались» – извините.

С того момента как мы появились в этом дворике вокруг произошли некоторые перемены – солнце проделало часть своего пути по небу, тени, соответственно, переместились с одних стен на другие. Писать дальше не имело смысла, и, потихоньку, мы стали собираться. Этюды свои, правда, нам так и не удалось закончить, что меня не очень обрадовало. Но делать нечего – не гнать же от себя своих друзей-подруг по группе.

Вячеслав, быстро собрав свой этюдник, прощается с нами – его где-то ждут.

Мы с Юлькой неторопливо бредём по набережной Невы. Ласковое солнце, тёплый ветер. День понемногу клонится к вечеру. Так бы вообще никуда не уходить от этих освещенных косыми лучами солнца стен, крыш, деревьев. Бродил бы и бродил до бесконечности…

– Ну что, девушка Юля, каковы планы? – Я ей. – Не сходить ли нам куда-нибудь в парк, да и не съесть ли нам штучки по три мороженого, разного?

– Хочешь, пойдём ко мне, – она мне, – увидишь моё бунгало, мою берлогу; уж папочка над ней потрудился. Они, кстати, все на даче… Чего-нибудь перекусим, а там видно будет.

Её «а там видно будет» прозвучало так, что по моей коже будто муравьи пробежались, в количестве несметном.

Минут сорок полёта в метро и мы на месте. Да, действительно всё на уровне – в классицизм антиквариата лихо вписываются элементы хайтека, новодела; но со вкусом, без ряби в глазах. Не всегда замечаешь, когда из века девятнадцатого попадаешь, вдруг, в век нынешний.

– Такой бы «чум» – да каждому жителю северных территорий, ну, например, полуострова Таймыр или Чукотки! Думаю, они бы не отказались, – даю оценку её жилищу.

Юлька довольна произведённым впечатлением. Быстро готовит бутерброды, чай.

– Ну, рассказывай, как ты живёшь здесь, не заблудилась ли ни разу во всех этих коридорах, всегда в ту дверь попадаешь, в какую нужно? – Я ей.

– Ты скажешь, тоже, я тут с закрытыми глазами ориентируюсь. Спорим, сейчас и ты с закрытыми кое-что найдёшь?! – Говорит мне она, одной рукой закрывая мне глаза, а другой кладёт мою руку себе на грудь, прямо на большой, твёрдый сосок…

Тут мир опрокинулся и закружился в ярком хороводе; или, точнее, мы с Юлькой грохнулись на большой, пушистый ковёр. Только он, этот ковёр, был свидетелем наших безумств, наших неумеренных фантазий. И не припомнить – сколько же это продолжалось. Лишь урывками мы замечали, что белая ночь на дворе сменяется не менее светлым утром, которое неторопливо переходит в день.

В итоге мы опоздали на лекцию по истории искусств. И не без труда успели на занятия академическим рисунком у Ольги Владимировны.

Но чего стоит усидеть и не упасть с табурета, не уснуть, пытаясь изобразить в карандаше Вольтера, чей гипсовый бюст торжественно возвышается над всеми нами на высокой подставке. В глазах его читается какая-то укоризна – мол что же это получается, молодой человек, вы рисовать пришли или просто время отбывать? Да, прав был известный ваятель, сказав, что та самая, волшебная палочка не должна слишком часто быть в приподнятом положении, если ты хочешь, что-то оставить после себя – настоящее. В искусстве. Да и в любом, заслуживающем того, деле, добавляю от себя.

Ох, и прав же ты, соглашаюсь я с ним опять, раскачиваясь на табурете, как в каюте океанского лайнера, идущего по бурному морю. Но, вспомнив все перипетии «общения» с Юлькой, понимаю, что вряд ли в мире есть сила, способная оторвать меня от неё. Эти нежные руки, эти глаза, этот разговор за столом – друг напротив друга, глаза в глаза. Я чувствую, как во мне опять начинает бурлить кровь, перемешанная в пропорции пятьдесят на пятьдесят с адреналином и тестостероном.

Через месяц она пригласила меня к себе знакомиться с родителями. Оказалось, главную скрипку у них в семье играет её бабушка, которая тут же попыталась устроить небольшой экзамен по части владения ножом и вилкой за столом (и не только ими). Я вежливо, но твёрдо отказался участвовать в этом мероприятии, а заодно и в совместном отгадывании кроссворда. Уж очень прозрачно просматривалась мысль устроить мне тестирование сразу по нескольким параметрам. Не играю я в такие игры (однажды, несколько лет назад, занимаясь в институте с совершенно другим, но не менее захватывающим, профилем, я поклялся себе, что с экзаменами, которые мне не интересны, покончено раз и навсегда; и свято с тех пор соблюдаю это обещание; жизнь не столь уж длинна, чтобы тратить её на чёрт знает что). Это всё здорово было похоже на сценку на базаре, где торгуют лошадьми – и зубы посмотрят обязательно, и как двигается, как ест. Нет уж, увольте.

Юльке мои манёвры не очень понравились. Но она меня хорошо знает.

Ещё месяца через полтора выяснилось, что Юля берёт академический отпуск на год, чтобы поработать в мастерской отца над одним из проектов. Пригласила и меня. Условия простые – работать двадцать четыре часа в сутки только над проектом. Разработать самостоятельно или по имеющимся наброскам рабочие чертежи нескольких видов ограждений, фонарей, декоративных элементов. Всё привязать к реальному окружению, как по художественному исполнению, так и по габаритам, естественно. Отслеживать их воплощение в материале. Материал – металл. Технология – художественная ковка. Плюс – иные малые архитектурные формы.

Задача, безусловно, интересная и даже захватывающая. Но – не писать, не заниматься живописью целый год, а может и больше!? Извините. Я отказался.

Как-то незаметно отношения с Юлькой стали блекнуть, как цветная бумага на солнце. И, постепенно, они сошли на нет.