Александр Годунов - Моя чужая жизнь (сборник)

– Не бойтесь, продолжайте свой рассказ. Я вас внимательно слушаю, – сказал психиатр, поправляя очки.

– Все свое детство я провел в этом доме. И как полагается живущим в деревне, у нас был свой огород. Выращивали всякие яблоки, груши, клубнику, смородину, огурцы, помидоры, картошку, фигошку и так далее. Я, как образцовый сын, помогал своим родителям по хозяйству. Честно скажу, вначале я это очень не любил делать. Только представьте себе: вы учитесь в школе, уже вот 10 класс, а вы не ходите гулять с друзьями на протяжении всех этих лет. Да, я понимал, что мы все же жили вдали от всех моих друзей, которые жили в городе, и что родители переживают за меня. Но гулять тоже хотелось. Порой мне приходилось обманывать родителей, что я иду на какую-то важную олимпиаду по немецкому языку и поэтому в определенные дни я буду допоздна на учебе, так как нужно к ней подготовиться. Я даже прогуливал подготовительные курсы по химии для поступления в университет. А сам шлялся по городу с друзьями, ходили в кафе, лазили на крыши. Это было здорово. Я был рад этому, так как думал, что нашел друзей, с которыми я проведу всю свою жизнь, будем помогать друг другу по жизни и выручать при любой проблеме. Но скорее всего так думал только я, потому что мы не остались друзьями, не помогали больше в бедах друг другу. Кто-то из них стал извлекать выгоду из общения со мной, знали, что я слишком добрый и наивный человек. Пытались воспользоваться этим, и, к их счастью, им это удавалось. Я только думал, что делаю благое дело, помогая им во всем, одалживая определенные суммы денег, вытаскивая из самой помойки. Это был опыт – горький, но опыт. В университете я тоже спотыкался на этих же граблях, так как надеялся все же на человечность, понимание и доброту. Из моих 8–9 друзей, на тот момент я думал, что они, прям, друзья, остался всего один. С другим другом я познакомился во время учебы в университете. Да, я никогда не собирал на день рождения толпы людей, которые тебя вроде, прям, любят и уважают, что аж готовы выпить всю бутылку водки залпом, чтоб доказать, что он твой друг. Вместо этого я собирал на дни рождения всего пару друзей, но зато именно друзей. Они, если выпьют за меня рюмку, то я знаю, что они скажут тост и выпьют точно за меня и уважают меня, так же, как я уважаю их. А не просто пришли сюда выпить, потому что на халяву наливают или даже не знают, по какому поводу их позвали, и даже знать не хотят. В любом случае у меня было скромно, но по-настоящему. Я был доволен, и мне кажется – это самое главное.

Наступила небольшая пауза в рассказе пациента. Он просто лежал и разглядывал потолок в тех местах, где отшелушилась краска. Скорее всего, ремонт здесь уже давно не делался. А паркет на полу было бы полезно прошлифовать и пройтись лаком, а у двери вовсе заедал замок.

– Что ж, в таком случае я задам вам пару вопросов, – слегка потягиваясь, сказал доктор. – Мне бы хотелось узнать поподробнее о вашей семье. Какие отношения у вас с вашими родителями, сестрами?

– Ну, с родителями у меня в принципе были хорошие отношения. Точнее с моей мамой у меня были хорошие отношения. С отцом как-то было не так все. С виду он хороший, тоже помогал мне в чем-то, помог с работой, с покупкой моей первой машины. Но все равно было не так, как у других или даже не так, как должно быть. Мы не ходили с ним на улицу попинать мяч, не ходили на пруд зимой играть в хоккей, не ходили на рыбалку, я не получал от него ценных советов по жизни, не рассказывал ему про свои отношения в личной жизни. Почему-то вместо него все это делали моя мама, бабушка, дядя и даже, бывало, что рабочие, которые строили у нас дом, проводили со мной больше времени, чем отец со мной. Ну и все пришло к тому, что нас стало мало связывать то, что связывает отца с сыном. Я просто помогал ему в каких-то делах по дому, но, конечно, относился все равно к нему, как к отцу, любил так же и переживал за него, если с ним что-то случалось. Вот, к сожалению отцовской поддержки не было. Мать стала в какой-то мере заменять мне отца. Я мог спокойно спрашивать ее совета по любой проблеме, и я не комплексовал перед ней, я знал, что она всегда подскажет, как нужно поступить.

Отец был какой-то грубый, злой, порой, ему будто не нравилось, что всем вокруг хорошо, он словно старался поссорить всех вокруг. Говорил про нас друг другу за глаза, оскорблял всех и придумывал то, чего мы не делали и не говорили. Он порой признавал свою вину, вел себя довольно-таки прилежно и хорошо, только этого хватало буквально на несколько дней, и все оставалось по-прежнему. Самым добрым человеком на земле он становился, когда выпьет, а пил он часто. В какой-то степени, как бы грубо это ни звучало, мы этому радовались. Он не был злым, не ругался на всех. Ходил просто добрый и довольный. Даже будучи ребенком, отпрашивался гулять именно в эти дни, потому что, когда он трезв, то начинал на меня орать, что я не делаю дел по дому, не помогаю никому и сижу просто ничего не делаю. Хотя на само деле, все было по-другому. Весь день мы делали какие-то дела по дому, и к вечеру уже, вот, сядем попить чайку и передохнуть, возвращается отец с работы и видит нас, сидящими за столом. И как вы думаете, что он думает в этот момент? Он думает, что мы сидим целый день на кухне и жрем, и кроме этого ничего не делаем. Ну, как можно быть таким человеком, как вообще можно объяснить этому человеку что-то, если он даже не пытается что-то понять. Меня он, наверно, вообще считал за слабоумного. Порой, когда нужно было что-то сделать по дому, он объяснял, как нужно сделать, и это было весьма обидно. Казалось бы, что тут обидного? А фокус в том, что он досконально объяснял, как сделать то или другое дело. Например, мне нужно сходить за баню и принести оттуда что-то. Отец подробно начинает объяснять мне, где на нашем участке находится баня, как пройти к ней, где повернуть и так далее. Хотя мне уже двадцать лет, и я прекрасно знаю, где находится баня. И таких моментов было много. Однажды он мне даже план нарисовал. Это было нечто. И знаете, когда на протяжении всех этих лет тебе говорят, что ты дебил или подразумевают это, то начинаешь потихоньку задумываться и верить в это. Очень обидно и обидно до слез, ты ведь это слышишь не от соседа, даже не от одноклассника, а от родного отца, – огорченно произнес пациент.

Доктор, сидя в своем кожаном кресле и делая заметки в своем блокноте, остановил руку, медленно поднял голову и пристально стал смотреть на пациента.

– А вы не пытались с ним поговорить? Объяснить ему, что вы уже не маленький и способны отвечать за свои поступки, – спросил доктор.

– Пытался, честно пытался. Но все это так и оставалось только в моих мыслях, о том, как я с ними поговорю, и всё встанет на свои места, мы станем ближе друг к другу, засияет радуга, и вокруг нас будут благоухать ромашки. Но этого не произошло. Вот, сами подумайте, как можно переубедить человека, который живет уже сорок пять лет на тот момент, по своим сложившимся принципам и понятиям. Он не признает чужой критики вообще, даже если он на сто процентов не прав в том, что говорит, отец будет уверять, что он на сто – пятьсот процентов прав, а мы все сговорились просто и делаем ему наперекор. И так каждый раз. Например, он говорит вам, что вы дурак. Как умный человек вы не соглашаетесь с ним и говорите, что это не так. Но к вашему несчастью отец докажет, что вы не правы, что вы правда дурак, и докажет это. И вам останется просто стоять с открытым ртом и просто удивляться, что такое может произойти с вами, в собственном доме, и услышать это всё можете от вашего отца. И самый лучший выбор из этого, поверьте, это лучший выбор – это согласиться, развернуться и уйти. Первые 18–19 лет вы будете еще кое-как стараться противоречить ему в его же высказываниях, пытаться доказать истину и правоту своих действий. Но в 21–22, как я, вы поймете, что это все без толку и плюнете на это, и будете жить дальше, зная, что вы не дебил, руки у вас растут не из жопы, можете ориентироваться на местности, умеете работаться со строительным инструментом, не ленивы – вы просто адекватный и здравомыслящий человек.