Нина Еперина - Грех совести

Дверь в спальню была закрыта, а ее интересовал туалет. «Херши» требовало свободы и отлива. Алла пошла в разведку. Одна из дверей открыла тайну и выдала ванную комнату, обрадовав красивым, нежно сиреневым унитазом. Алла сидела на нем, как на троне и рассматривала интерьер и этой комнаты, и спальни через открытую дверь. Генерал был явно не бедненький, да и вкус у его бывшей жены был что надо! И ванная комната, и спальня были обставлены очень красиво и даже изысканно. Все выдержано в приятных, нежно сиреневых тонах, с добавкой немного зелени в абстрактном, травянистом рисунке тонких штор, немного охры в плитке на стенах ванной и на обоях в спальне, чуть золота в отделочных кантиках на высоте метра от пола и в спальне, и в ванной тоже. Хотя там были и обои, а в ванной плитка, но рисунок был подобран один и тот же. Это было очень красиво, не так, как в ее маленькой хрущобе однокомнатного варианта.

Алла стала искать свою одежду, но в спальне были только их голые тела и больше ничего. Нужно было что-то на себя нацепить. В ванной на крючке висел большой махровый халат, но только один. Алла укуталась в него с головой, потому что он был очень большой и длинный. Запахнувшись как можно плотнее, она вышла в коридор и потащила халат за собой, как шлейф у платья. Что было вчера, она помнила, но не совсем четко, не до конца… Точнее, помнила смутно. Все сливалось в бесконечный хохот, гвалт, еду, питье, поцелуйчики, бассейн, баню и все… А что было дальше? Было у нее что-то с генералом или нет? Это было неизвестно. Если взять за отправную точку общую кровать, то что-то должно было быть, но внутри ее организма не было никаких ощущений. Сидя на унитазе в ванной комнате она ничего не чувствовала. А может, она пользовалась ванной комнатой ночью? Может быть, может быть, но это тоже была тайна покрытая мраком…

В коридоре оказалось четыре двери. За одной из них была еще одна общая ванная комната с унитазом, но нежно голубого цвета. За второй дверью в спальне белого цвета, со всякими художественно-позолоченными выкрутасами и с такими же прочными, как и в спальне генерала, шторами, только молочно-кофейного цвета спала какая-то пара, издалека плохо просматриваемая. За третьей дверью на кровати сидела Лина и тупо смотрела в пространство. Видочек у нее был жуткий! Помятый и размазанный. Алла окинула взглядом и эту спальню. Она была вся под дуб. Массивная и крепкая. Даже шторы и обои были выдержаны в классических бежевых тонах. Шторы были толстыми и тоже массивными, набивными, с ламбрекенами и кистями. Красиво. Генеральский дом ей очень нравился.

– Лина! Привет. Ты что тут одна сидишь?

– Петровича жду, – очень медленно и через силу сказала Лина. – Он пошел за шампанским.

– А ты что так сидишь, как мертвая?

– Я боюсь головой пошевелить, а то отвалится.

– А повернуть ее ты можешь?

– Не-а.

– Тогда так скажи. Ты про вчера чего помнишь?

– А что ты хочешь спросить? – все так же, не поворачивая головы, спросила Лина.

– У меня с генералом чего было или как?

– Этого я не знаю, но из спальни ты кричала на весь коридор!

– Ну и крикливая же я по этому делу! Значит, было.

– Наверное, было, потому что ты долго кричала. А Петрович тебя мне в пример приводил, поэтому я и помню.

– Да-а-а-а! Стыдоба-а-а-а!

– А что стыдоба? Зато вчера как хорошо было!

– Вчера-то хорошо, а вот сегодня…

– А сегодня пройдет и будет завтра…

– Все-таки ты умнеешь прямо на глазах.

– Давай опохмелимся и поедем домой. Мой организм хочет спать и не менее суток…

– Да мой тоже не может отказаться от такой сладкой перспективы…

Банная эпопея была позавчера, а уже сегодня Алла летела в самолете на гастроли в Ростов на Дону. Отлежаться после бани ей не дали. Не успела перешагнуть порог собственной квартиры, как злой телефон накинулся, что было мочи и заорал разными голосами. Звонили все кому не лень. Подружки, знакомые, ребята из коллектива. Но тут позвонили еще и из «Росконцерта» и предложили неожиданные гастроли в Ростов на Дону, а потом и в Севастополь. Туда планировался другой коллектив, но произошло ЧП, у кого-то кто-то помер и коллектив застревал в Москве на какое-то время. Нужна была равнозначная замена, вот и предложили их коллектив, как не самый плохой. Ну и кто бы отказался, когда все коллективы сидели без работы в связи с громким словом Перестройка?

В самолете Алла всегда садилась в кресло в самом конце салона, если там были пустые места. Там она думала и дремала. Почему-то под монотонный гул самолета думалось лучше всего, периодически погружаясь в дрему. Сегодня она тоже думала. Думала про Сашу, как мелькнувшую по горизонту ее жизни комету, про генерала, удивительного человека вдруг возникшего ниоткуда. Генерал ей нравился по-настоящему. Он был какой-то надежный и действительно настоящий. Правда, она по сегодняшний день не могла разобраться внутри себя, было у нее что-то с генералом или нет? Он вел себя так, как будто было все! Она не стала его в этом разубеждать, так же как и себя. Если он хотел, чтобы было, пускай так и будет. Но у женщины всегда было внутренне чувство, которое точно сообщало ей, что же было. Ниточка какая-то протягивалась, что ли? Или биополя завязывались узелочком на память, или где-то глубоко внутри тебя появлялось ощущение, что этот человек тебе уже не чужой. А вот этого у нее с генералом и не произошло. Не было такого чувства. С Сашкой было, а с генералом не было.

Уже три дня, как генерал появился в поле ее зрения и не собирался оттуда исчезать. Он звонил каждый час, смешил ее по телефону всякими вольностями и затягивал в кровать. Но в кровать-то у них и не получалось. То телефонная белиберда с утра и до вечера, то теперь вот эта гастрольная поездка на целых две недели…

В коллективе тоже отношения были не совсем понятные. С одной стороны, ребята нормальные, почти все, кроме барабанщика Петруччио, а с другой – они какие-то странные. Ведут себя, как бабы. В коллективе сплетни захлестнули все мыслимые и немыслимые горизонты, а главным болтуном выступал все тот же барабанщик. Славке Берзину он завидовал что ли? А все остальные слушали, повторяли и тоже завидовали? Или злились на него? Непонятно. Но сами же его распустили, все позволяли, чего же теперь злиться? Мода у них в коллективе странная. Вечером Славка обходил все номера своих музыкантов и рассматривал женский контингент, заводимый в номера на ночь. Та, которая понравилась, выбиралась сразу же. Он тут же отсылал своего же музыканта погулять по улице, даже не удосужившись увести дамочку к себе.

Конечно же, это хамство полнейшее, но они же сами позволили такое хамство возвести в постоянку? Сами. Ну и что теперь обижаться? На кого? На самих себя? А потом ходят по номерам и Славке кости моют. И так привыкли мыть, что теперь и друг другу моют. И ей тоже, наверное, моют. Интересно, что они про нее говорят? Наверное, говорят, что страшная и старая. Это точно. А что еще они могут говорить? Она на них не злилась. Что можно взять с советского артиста, у которого жизнь и так шибко неказиста. А ничего. Они же слабые мужики, только и всего. Они же не бабы. В постсоветской действительности сильными оказались только бабы. Значит, нужно простить слабому полу, мужикам, и их глупость, и бабью любовь к сплетням. Нужно просто прикалываться внутри себя на этих никчемных и непотребных мужиков. Слабый пол…