Коллектив авторов - Альманах «Литературная Республика» №1/2013

Уже улетаешь? Лети!
Дурак бы тому огорчился.

…А не разобьется в пути?
Эх, что-то я погорячился…

Вот они: лес и купава,
Где похоронена мать.
Глянул – и сердце упало!
Некому сердце поднять.

Долго ли будет пылиться?
Долго ли будет пылать?
Долго ли будет томиться:
Где похоронена мать?

Вот они: лес и купава,
Вот и сосновая рать.
Где мое сердце упало —
Там похоронена мать.

Закатный свет лучом сонливым
сквозь строй деревьев пробивался,
и на траву покровом стылым
туман неспешно надвигался

И гомон птичий смолк в испуге:
ведь мрак собою все зачернит,
И никого во всей округе
не видно в этот час вечерний

Пуста дорога… Обезлюдел
реки пологий узкий берег…
И мы с тобой уже не будем
держаться за руки – не верим
мы в сумерках в дневные страсти
и негу утренней прохлады…
Здесь скоро тьмою ночь закрасит
рельеф кладбищенской ограды…

Гудит земля почивших прахом,
тревожный пульс стучит в аортах…
И ощущаем в жутком страхе:
вот наступает Время мертвых!

Исполины стремительных ярких столетий
прошивают ткань времени ровным стежком…
«Что же было? Что будет?» – никто не заметит
что сейчас есть… И за деревянным божком,
что языческий мир уберег в поле ратном,
проступает иконно-вылизанный лик…
И Змей времени свился кольцом троекратным,
задушив злую поступь жрецов… Только крик
вырывался из горла Земли обнаженной,
что была обесчещена сталью свинца:
меч Крестовых походов, святынь обожженных,
– это путь без начала, тропа без конца…
И идут все по ней пилигримы с дарами…
Впереди – темнота, позади – адский жар…
И лишь мост на цепях над зияющей раной,
что на лоне Земли будто ангельский дар:
он с Небес привнесен и разорван кроваво —
боль и страх, как причастие сумрачных лет…
Кто взыскует – бредет, напоенный отравой
из стремлений вперед, ожиданий побед…
Горы сыплются камнями в бок океана…
Пилигримы срываются в пропасть со скал…
И зияет Познаньем открытая рана,
будто облик Небес: свой ощерит оскал,
лишь приблизится к ней очарованный Странник,
что бредет по-над Бездной в исканьях пути…
Но Познанья кристалл, временной многогранник,
озарится на миг – и уже не найти
этот отблеск во тьме долгозвучных столетий,
что как корни пронзили структуру миров…
Этот мрак не познает никто, не осветит,
но… слепые бредут, и над ними – покров
из мечты безнадежной, но грозно манящей:
будто зов-в-никуда, словно дверь в пустоту…
И дерзание духа в надрыве слепящем
Вифлеемской звездою пронзит на лету,
и умчится стремглав – той безумной кометой,
что разрушит пространства и времени стык
…Пилигрим не дойдет до желанного Света:
ведь его долгий путь – даже меньше, чем миг!
…И песчинки дорог, и крупинки идущих
наполняют пустыню таинственной мглы…
Бесконечности круг… Только давит гнетуще:
«…есть ли смысл и цель этой скорбной Игры?»

Ненастный полдень…
Дождик мелкий
спадая с неба – душу мутит:
природа с нами снова шутит…
А в колесе уснула белка,
и плавают надменно рыбки
в аквариуме новомодном,
и воет пес в углу холодном…
И очертанья мира зыбки!..
Все растворилось в тихой дреме:
размякло сонное пространство
в движеньях призрачного танца,
в изгибах тягостной истомы…
Душа сочилась через тело,
перетекая в кислый морок
безликой тьмы…
И мыслей ворох
дорогу в сон искал несмело…
А дождь все шел, залив реальность
потоком капель запредельных,
что размывали миг отдельный
на ноты – вкрапленных в тональность
беззвучных сфер, где все едино,
где все бесплодно, безысходно…
Где только гулкий мрак холодный
объемлет тело, душу вынув…
Оцепененье… Время встало…
Все заполняет ступор, кома…
Размыты очертанья дома —
материя хранить устала
свои пустые очертанья
привычных стен, окон, подвалов —
и, разозлившись, разбросала
все атомы по мирозданью…
И нет меня – лишь слепок малый
с того, что называлось «духом» —
ни зрением, умом, ни слухом
не уловить мне в нем провалы,
что были созданы забвеньем,
небытия жестокой меркой…
Раздроблен дух – на сотни мелких
частичек, тлеющих мгновеньем…
И все вокруг – флер лицемерный?
«Душа» – лишь только блик туманный?
И зов Небес обетованных —
самообман лишь эфемерный?
И мир – иллюзии нагие?
А жизнь – пустой фрагмент без цели:
лишь круг вселенской карусели,
и… вылезай – теперь другие!
…Но вмиг все в фокусе собралось —
и снова я в привычном теле…
Но «я» ли это, в самом деле,
что от «меня» сейчас осталось?
Ах, да – мой пес, что воет вечно,
и рыбки, что молчат и в смерти,
и белка – в праздной круговерти
бежит по колесу беспечно…
И все!.. А «дух»? Ну да куда там!
Пустой мираж, фантом унылый…
И ритм жизни суетливой
ведет лишь к боли и утратам
своей души…
Лишь дождь по крыше
стучит, дневную зыбь смывая…
Грядет ли Благодать иная?
«Внемли, мой Бог!!!
…Увы, не слышит…»

Сиротство босоногое,
вкус супа с лебедой,
Повычеркнуто многое,
просолено бедой.
Деревня, безотцовщина
и грусть без баловства.
От слез-рыданий сморщена
певунья береста.
Негаданно, непрошено,
запамятав, поди,
Осколок, как горошина,
пригрелся на груди.
Один, мой одинешенек,
отец седой в сенях.
Война – ты жизнь как пошлину,
сбирала в деревнях.
Лишь грошеньки оставила
младенческих надежд.
Но не смогла ни крошеньки
закрыть их нежных вежд.
Мать – реченька пологая
у русских деревень,
Все детство босоногое,
как сахар твой ревень.

Бывали подвиги, бывало и иное:
Не лихорадочная спешка – отступать,
Смертельная героика – без боя
Единожды поднявшись – умирать!
С иллюзией бессмертности мальчишек,
От случая шальных, жестоких пуль.
Встречали матери, не храбрость детских шишек —
Безнравственный, обстрелянный июль!

Хлопки приветствия.
Несдержанный восторг.
Воротничок с отметинами ада,
Дай черствость не погодная, в залог
Награду победителю, награду:
Луч солнца поскорей забыть
Притворство тишины перед боями;
Увидеть в селах свадебную сныть,
Бег жеребцов, непуганых плетьми.