Коллектив авторов - Альманах «Литературная Республика» №1/2013

Тянет Родина. Выйду из парка,
По асфальту и дальше тропой…
Этим летом до одури жарко,
Все окрестности высушил зной.
Тянет Родина. Вот бы напиться
Из Святого ключа у реки,
Где кубышки и иволга-птица,
И кричат по утрам кулики!
Тянет Родина! Сельской тропою
Мимо сосен, бездонных болот.
Любоваться родною рекою,
Где в затонах щуренок живет.
Тянет Родина! Там золотится,
Наливается колос у ржи,
И кричит позабытая птица
Средь зеленой, душистой межи.
Тянет Родина. Тихие зори,
Петухов переливистый крик.
Только там ощущение воли
И бессмертья, хотя бы на миг.
Тянет Родина. Там, возле липы,
В ожидании сгнила скамья;
Там у церкви разбитой, безликой
Захоронена наша родня.
Тянет Родина, Родина снится!
Просыпаюсь с душевной тоской.
Будто я – разоренная птица:
Все мечусь, потерявши покой.
Тянет Родина! В белом тумане
Одинокие снятся дома.
О, как много мы в жизни видали,
Только Родина тянет одна.

Земля родная для Поэта —
Моя священная земля!
И пусть она дождем одета,
Источник золотого света
Земля в начале октября.
Покрыты мхом подножья сосен.
Грибы, средь них багровый клен.
Пришла в Михайловское Осень
Дождем на моховой ковер.
Лес расступился…неприметный,
Простой одноэтажный дом.
Но это – колыбель Поэта!
Все лучшее родилось в нем!
Как зачарованный вступаю…
Скрипит рассохшийся паркет,
И я внезапно ощущаю:
Там, за столом, сидит Поэт!
А дальше, на диване старом,
Лежит большой ученый кот.
Народ проходит шумным валом,
А он и ухом не ведет!
Я знаю, позже, ночью лунной,
Кот к дубу древнему придет,
Взлетит на цепь, и праздник шумный
Седых героев соберет!

И падал снег. Все падал мокрый снег.
Он превращал асфальт в притоки рек.
И все летел, кружился и летел.
И к вечеру поселок побелел.

Звезда во лбу щербатой синагоги,
Свой месяц надо лбом несет мечеть.
Крест – солнца знак издревле на востоке,
В нем стать сию нельзя не усмотреть.

За фреской стертой мы тебя искали
И, неразборчиво гудя, клялись тобой.
На пегой шкуре льва, наброшенной на скалы,
Ты возлежишь, в обливке световой.

Вернется стриж в гнездо меж ляжек древних башен,
Сквозь камни на слезах взойдет трава иссоп.
Нас сторожат, как прежде, наши Раши —
Сам Раши толковал нам про исход.

Из трех богов, всех трех, иерусалка,
Ты уверяешь – в сердце только он —
И в золотых наперстках крутишь прялку,
Прядя истории времен сон – колесон.

Едва касаясь склона, белый ослик
Ликующей толпе несет лущеный свет.
То в белом весь, на белом-белом облаке
Вступает в город долгожданный снег.

Любовь чиста: склонясь пред алтарем,
Я вижу в ней величие креста.
И храм, воздвигнутый в ночи огнем
Слиянья душ, – под благостью Христа.

Но плоть слаба – здесь дьявола напасть!
Лавина будто, сотрясая твердь,
Стремительно сошла, взрывая страсть.
В неистовом оскале бьется смерть.

Тлен прячется в расщелинах измен,
В изгибах темных путаных дорог,
Где стылый ветер ложных перемен
Заносит снегом истины порог.

Но верю я: коварству вопреки
Нас не лишит Господь своей руки.

Я ли водочкой поил,
Я ль соломинку лущил,
Мне ль подружка от избушки
Отдала свои ключи?

Вот и вьюга улеглась,
Вот и звездочка зажглась,
Вот и в уголку за печкой
Паутиночка сплелась.

Дай, лучинушку зажжем,
Дай-ка песенку споем —
И про горе, и про счастье
Мы словечки подберем.

Что, кручинушка-печаль,
Все зовешь куда-то вдаль?
Мне ль родимую сторонку
Покидать не будет жаль?

Мне ли Люба не красна,
Мне ли не мила сосна,
Что стоит над тем обрывом,
Где пугает крутизна?

Что ты рвешься, черный конь?
Что бушуешь, как огонь?
Что, цыганка, все гадаешь,
Долго глядя на ладонь?

Унесет меня конек.
«Где же, Люба, твой милок?»
Тлеет горестно в печурке
Расставанья уголек.

Травинок легкий дух колышет суховей.
Закат почти потух. Мерцание огней.
А там уже туман ложбинки заволок.
Колодезь-истукан… Задернутый полог
Белеет на окне. Роса легла в траву.
Примолкло в вышине… Последнюю главу
Открыла в книжке дочь. И вот уже темно.
На ветви пала ночь. Чуть светится пятно
От лунного луча. Полуночный состав
Пронзительно вскричал… С готовкою устав,
Склоняется жена над прибранным столом.
Повисла тишина… Уселись под окном
Старуха и старик. Сверчок над головой
Застрекотал и сник. Зашаркал домовой…
Все звуки улеглись – и опустился сон.
На небесах зажглись Плеяды, Орион…

Я видел журавлей меж сел и городов:
Они летели так, как будто не летели.
В наш интернетный век пустопорожних слов
Высоким голосом они меня распели.

Я помахал им вслед, я проводил их взглядом.
Услышу ли еще так явно – не во сне?
Иль нам придется всем травиться горьким ядом
Безмолвия вокруг при солнце и луне?

Услышу ли еще их плач о скорбной доле?
Спою ли с ними я дуэтом и на бис?
В их образе святом народной столько боли —
Неужто и для них есть время закулис?

Не верю, нет, не верю я в погибель журавлей!
Пока они летят, неглупые поэты
Пусть песнь о них поют, простятся им, ей-ей,
С первичной птицею вторичные куплеты!..

Я понял, есть вещи – иконы:
Дела, города, имена.
Пред ними молись и поклоны
Клади от души, старина!

Пусть вера слепая, мы знаем:
Икона рождается в мир —
Как плод и кровавое знамя,
Как быль и слепой богатырь…

Грешно осквернять, не пытайся!
Что в молодости «просто так»,
То в зрелости, кайся – не кайся…
Коль понял, то ты не дурак.

В тишине твоей квартиры
Сверху льет свои сапфиры
Электричество на нас
В этот тихий ночи час.

На софе лежим мы оба.
Не сойдем с нее до гроба.
И ничто нас не проймет —
Ни болезнь, ни пулемет.

Как в аквариуме рыбки,
Мы на миг всего лишь прытки.
А когда покормят нас —
Снова будет тихий час.

И совсем нам невдомек,
Что есть мир: больших тревог,
Океанов и морей,
Троп лесных и шум степей!..