Виктор Горбачев - Повесть о преждевременном. Авантюрно-медицинские повести

За угрозу царя отлучить от архивов пошёл на небольшую попятную… «История Пугачёва» выдержана в лучших традициях российских летописцев.

Историю Петра Первого писал потому, что напрямую к ней причастен, а ещё и понимал, какая глыба…

А ещё обдумывал авантюрно-психологический роман о нравах российской оппозиции – от бандитов с большой дороги до декабристов…

А ещё хотел повесть из римской жизни с подходом к Христу…

А ещё зажигался французской революцией и многими другими историческими катаклизмами…

«Он только что созревал…»

Такое впечатление, что эпоха за ним не поспевала…

Гоголь очень точно подметил:

«Пушкин – русский человек в его развитии, в каком он может быть явится через 200 лет».

Как там у Пифагора? «Великая наука жить счастливо состоит в том, чтобы жить только в настоящем». «Догадал… чёрт родиться…»

Уж не Люцифер ли крёстный отец всем преждевременным?!

«Циничное презрение к мысли и достоинству человека… отсутствие общественного мнения», – видел вокруг себя Пушкин.

«Наше современное общество столь же презренно сколь глупо», – и уж тут, пожалуй, ревность ни при чём.

И вот теперь это общество «дожёвывало» великого поэта и со злорадным любопытством ждало зрелища унижения его…

Это в какую эпоху народ обожал лицезреть казни?!

Диву даёшься, какая была кругом него безнадёга кромешная…

Исследования истории оборачивались унизительными головомойками царя и Бенкендорфа, свободный стих заставлял багроветь цензоров, издательская работа была неотрывна от бесплодных перебранок и падающего интереса «недогоняющих» читателей, выходы в свет, кроме «пожирания мороженого», неизбежно кончались клеветой и сплетнями…

«Даже семейная жизнь, – пишет один из пушкинистов Ю. М. Лотман, – столь важная для Пушкина имела свою стереотипную, застывшую изнанку, денежные затруднения, ревность, взаимное отчуждение».

Выходит, на дуэль Пушкин вышел не как некрасивый муж первой красавицы и не как камер-юнкер. Свою честь у барьера отстаивал первый поэт России!

Да, можно усмотреть в поведении Пушкина неоправданную ревность, даже невоспитанность, можно винить его жгучую кровь потомка африканских князьков…

Но при желании и доброй воле вполне возможно осязать скопившуюся до грани боль человеческого достоинства, «которое не было защищено ничем, кроме гордости и готовности умереть…»

Он завидовал Грибоедову, который «…женился на той, которую любил», и нашёл смерть в бою…

Фатальный повтор…

«…Он в лице Дантеса искал… расправы со всем светским обществом», – утверждал один из его друзей.

Чижевскому это показалось вполне справедливым.

Он победил, но какой ценой…

Для доктора Чижевского оставался ещё невыясненным медицинский аспект смертельного ранения Пушкина.

Пуля диаметром 12 миллиметров, весом 17.63 грамма, с 11 шагов…

«Смерть А. С. Пушкина наступила от проникающего слепого огнестрельного ранения живота с переломом правой седалищной и крестцовой костей, ушибом петель кишечника, осложнившегося острой (2.5 л – авт.) кровопотерей и разлитым перитонитом…»

Нет, спорить тут не о чем, и обвинять докторов нельзя…

Н. Н. Пирогов не рекомендовал тогда вскрывать брюшную полость раненному в живот.

Наркоз появился только через десять лет после гибели Пушкина, а необходимая для брюшных операций асептика – лишь спустя полвека…

На заседании Пушкинской комиссии, посвящённом столетию со дня смерти поэта в 1937 году, знаменитый хирург, профессор, будущий президент АМН СССР Н. Н. Бурденко утверждал, что «ранение Пушкина, учитывая уровень развития медицины в ту эпоху, было, несомненно, смертельным, и что в наши дни даже хирург средней руки вылечил бы его».

Точно, рано родился Александр Сергеевич…

И… странное дело: и друзья, и враги, и жандармы, и цензоры, и простой люд, и даже царь – все вдруг почувствовали в тот момент, как лежащий в гробу Пушкин из «неуимчивого» поэта превращается в славу и гордость России…

«Знать наша не знает славы русской, олицетворённой в Пушкине», – вдруг догадался А. И. Тургенев.

А его противника спасла пуговица от подштанников…

Заключение генерал-аудиториата.

«Генерал-аудиториат находит поручика барона Егора Геккерена виновным в противузаконном вызове камер-юнкера Александра Пушкина на дуэль и нанесении ему смертельной раны, к чему было поводом, что Пушкин, раздраженный поступками Геккерена, клонившимися к нарушению семейного его спокойствия и дерзким обращением с женою его, написал его отцу письмо с оскорбительными выражениями.

Хотя Геккерен не сделал точного признания, отзываясь, что обращение с женою Пушкина заключалось только в одних светских вежливостях, но таковое отрицательство не заслуживает уважения, ибо сам он, Геккерен, сознаётся, что посылал ей книги и театральные билеты и прилагал записки…

Генерал-аудиториат, соображаясь с воинским 139-м артикулом и Сводом законов тома XV статьею 352, полагает его, Геккерена, за вызов на дуэль и убийство лишить чинов и Российского дворянского достоинства, написать в рядовые с определением на службу по назначению инспекторского департамента.

Подполковник Данзас виновен в противузаконном согласии быть при дуэли секундантом и в неприятии мер к её отвращению. Хотя Данзас за поступки сии… подлежал бы лишению чинов, но генерал-аудиториат… принимая во уважение немаловременную и усердную его службу и отличную нравственность, полагает: вменив в наказание бытность под судом и арестом, выдержать сверх того под арестом два месяца и после того обратить по прежнему на службу.

Преступный же поступок самого камер-юнкера Пушкина, подлежавшего равному с подсудимым Геккереном наказанию, за написание дерзкого письма к министру Нидерландского двора и за согласие принять противузаконный вызов на дуэль, по случаю его смерти предать забвению».

Резолюция

«Быть посему, но рядового Геккерена как не русского подданного выслать с жандармом за границу, отобрав офицерские патенты. Николай. Санкт-Петербург, 18 марта 1837».

«Простреленным солнцем» назвал Пушкина известный поэт Кольцов…

Александр Блок написал как за нас за всех:

«Наша память хранит с малолетства весёлое имя: Пушкин. Это имя, этот звук наполняет собою многие дни нашей жизни. Сумрачные имена императоров, полководцев, изобретателей орудий убийства, мучителей и мучеников жизни.

И рядом с ними – это лёгкое имя: Пушкин.

Пушкин так легко и весело умел нести своё творческое бремя, несмотря на то, что роль поэта – не лёгкая и не весёлая; она трагическая…»

Ну, а Наташа…