Изабелла Валлин - Локомотив параллельного времени (сборник)

Упав однажды к моим ногам, он оказался в моей власти. Пора отпустить его, иначе он умрёт. Пора его будить.

Я смотрела на своё отражение в ручье, смыв с себя пыль и копоть. Обрезав огненным лучом спутанные волосы, я стала похожа на отрока.

Зайдя по пояс в ручей, я ловила рыбу.

Но рыбной похлёбкой его на ноги не поставишь. Нужно тёплое молоко и тёплая кровь.

Духи леса были благосклонны к нам. Они оказали гостеприимство: открыли силу целебных трав и были готовы принести жертву в удачной охоте.

Но мне не было позволено охотиться в лесу с моим оружием – огнём. Дичь нужно было выгонять на поляну.

Во мраке сквозь спутанные ветки светили два огонька – на меня смотрели два горящих глаза. Я шла навстречу этому взгляду. Одинокая волчица. Её друг погиб на охоте, и ей предстояло в одиночестве родить своих волчат.

Инстинкт привёл нас друг к другу.

Только зверю я и могла открыться. Человек бы испугался или бросился бы на меня с оружием.

Мы охотились вместе и по-братски делили добычу, а когда родились волчата, она делилась своим молоком. Но его было слишком мало.

Ночные цветы благоухали. Поляна, где росли сонные травы, светилась от скопления светлячков. Лесные духи в ту ночь были особенно благосклонны.

Я отчётливо чуяла запах незнакомых мне ещё приворотных трав. Этот запах будил звериное желание ласки.

– Свари любовное зелье, пей его вместе с ним, и ты узнаешь бездонную сладость разделённой страсти. Зачатых с ним детей ты будешь приносить нам в жертву. У тебя будет сколько угодно молока и сколько захочешь дичи в счастливой охоте, – шептали мне духи.

– Нет. Ни за что! – ответила я, и духи отвернулись от меня.

Лес похолодел. Ветки цеплялись, как лапы огромных пауков, корни деревьев скользили, словно змеи под ногами. Я торопилась, как могла, но еле добралась до избушки, чтобы забрать Даниила и поскорей покинуть лес.

Вот я снова в открытой степи у костра. На лице спящего Даниила блики пламени. Он так красив – тонкие черты лица, гармоничное тело. Безучастный, неподвижный. Словно нас постигла одна участь. Словно мы из одних и тех же мест.

Я видела много людей, проходящих мимо, измождённых нищетой или изъеденных пороком излишества, покалеченных в сражениях. Почему так редко встречается в этом мире красота?

Скоро и эта отрада для глаз моих потухнет, если я не разбужу его.

Злую шутку сыграли со мной лесные духи.

Я достала тлеющий уголь из костра и вложила в его ладонь, крепко прижав своей ладонью.

– Бедная убогая! Не знаешь, что творишь! – вскрикнул Даниил.

Он думал, что задремал на минуту.

Шёл проливной дождь, и, чтобы укрыться, нам пришлось зайти в лес.

Мы соорудили навес, развели костёр.

Даниил не спрашивал о моём огне, но постоянно задавал вопрос:

– Почему ты боишься леса?

– Не боюсь. Не люблю. Неба не видно, – ответила я.

– Что-то всё-таки видно.

– Мне мало.

Ему не объяснить.

Он считал меня ребёнком, своей ученицей. Он верил, что Создатель сидит на проплывающем облаке и что, если построить очень высокое здание, можно шагнуть в небо. Мне нравился его голос. Не важно, что он говорил. Я слушала, и моя душа успокаивалась. Столько бесконечного времени душа моя металась в бессоннице, и вот неотвратимо надвигается сон, с которым я отчаянно и бесполезно борюсь. Ведь мой сон продлится долгие годы, и когда я проснусь, Даниила, наверное, уже не будет в живых. Моя душа опускалась всё ниже. Я сжала её в руке, как тот уголёк, жар которого когда-то разбудил Даниила и вернул мне речь. Я сжала этот горящий глаз молнии и снова отпустила: «Охраняй Даниила!» Я увидела будущее: сначала Даниил испугался, что я умерла, потом он понял. Он нашёл каменный грот, положил меня туда и заложил вход камнями. Он остался со мной.

И вот я проснулась, встала на ноги, вгляделась во мрак, увидела слабый свет сквозь кладку камней. Одним ударом я пробила проход в стене и вышла наружу. Там горели свечи и стояли горшки с цветами, большинство из которых опрокинулось и разбилось под рассыпанной стеной. Я почувствовала знакомое тепло и быстро пошла ему навстречу по коридорам бревенчатого здания, распахнула тяжёлую дверь кельи. Даниил, древний старец, сидел за столом над книгой.

Весь монастырь вышел провожать нас в странствие.

– Как они теперь будут? – бормотал про себя Даниил.

Все они верили, что это место охраняет неведомая сила. Только Даниил знал, что это.

– Мне недолго осталось, – продолжал он.

– Глупый, это только начало пути.

Тёплое летнее утро. Ветер треплет соцветия кашек. Детская рука касается другой детской руки. Мальчик и девочка, оба одетые в белые полотняные рубахи, лежат в траве. Летним снегом летят над их лицами былинки одуванчиков.

Дети не похожи друг на друга: она смуглая, зеленоглазая, он русоволосый, бледный, сероглазый, но на их лицах одинаковое выражение уверенности и покоя. Они слушают еле уловимую музыку цветов. Эта музыка переливается радужной аурой, то поднимается высоко в небо, то стелется по земле. Но вот эту музыку заглушает нарастающий топот конницы. Всадники хлещут коней и разжигают свою ярость диким гиканьем.

Вскоре раздаётся звон колокола в городском соборе и в небо поднимается чёрный дым.

Девочка и мальчик поднимаются и, взявшись за руки, идут в направлении города.

Из раскрытых настежь городских ворот валит чёрный дым. Дети входят туда, как в пасть с вырванным языком. Они идут в самую гущу сражения, в гущу крика, плача, скрежета металла. Там, где они проходят, люди падают без сил и пламя гаснет. Оставив за собой тишину, дети покидают город. Они идут дальше.

Большой песчаный кит живёт в бухте возле моего дома. Было время – закидывала буря в его пасть пиратские корабли.

Мачты этих кораблей пустили корни и проросли сосновым лесом на спине кита. И как тряхнёт этот лес порыв ветра, так зазвенит в зелёных парусах: «Йо-хо-хо и бутылка рома!»

Ранняя осень. Ещё сохранилась зелень в жёлто-красной седине листьев. Кокетливо проглядывает сквозь ворсинки мха оранжевая бахрома лисичек.

Намеренно громко шуршу листьями. Здесь полно змей. Самая опасная из них – змея времени – наступишь ей на хвост и канешь в другое время. Её следы здесь повсюду – электрические провода памяти, покрытые травой тропы, по которым ходят лишь призраки. В восточном пригороде Стокгольма часто встречаются покинутые жилища: дома, хутора, подворья или целые деревни, поглощённые лесом.

Чёрные остовы из полусгнивших досок, как забытые суда на причалах в бухтах времени. Еле заметные в траве, каменные квадраты фундаментов усыпаны летом земляникой, осенью – маслятами. Заросшие опушки полыхают пионами, удивляют медовыми плодами статных яблонь.