Вадим Бусырев - Пока играет скрипач

И было моё представление Дьяку наутро. И стал я впереди ремонта любого в дивизионе. Отвечать должен был и за кривые стволы, и размороженные двигатели, и порванные гусеницы тягачей… Сперва испугался я сильно. Такой ответственности. Но быстро понял: чем больше на тебя навешано – легче отмазываться. От этой ответственности. И усваивать начал я это через пару часов. После кратенького знакомства с частью и сослуживцами. Бывалыми и такими же новобранцами-лейтенантами, как я сам.

Поставили на довольствие. Обедать пошли в офицерскую столовую. Это не очень большой зальчик при кухне и солдатской столовой. Меню – почти неотличимое. Одинаковый суп, гарнир и компот. Кусок сала офицерам – постнее. Что было – то было. Может и стыдно, но что поделаешь? А про рыбу так же можно было петь: «уже пять метров съели мы селёдки…».

В столовке познакомился с Мальским. Вчера тоже прибыл. Немного пораньше. Шустро освоился. Меня за собой увлёк:

– Через пару часиков идём переоденемся. На вещевой склад. Со старшиной Шарифом я уже. Он мне и шинельку обещал подобрать.

– Генеральскую, что ли? – для поддержания разговора интересуюсь.

– Ну, может и не совсем, а намекнул. Я среагировал, – с характерным западно-залежным выговором балагурил Малец. Неунывающий, общительный вырисовывался хлопец. Командир взвода радиолокационной разведки.

– А сейчас – пойдём, глянем в соседнем домике комнатушку. У начпрода, Файзульнина что ли? Он пока один. Ты у Дмитрия ночевал. Я знаю. День-два покантуемся у Файзулы. Потом ведь на сборы. Ты под Ленинград. Знаю. А я – в Петрозаводск. Твоих двое уже уехали. Мне говорили, я знаю. А я – локаторщик. Разведка! Без нас вы точно все хромовые сапоги на воздух пустите. Я один на сборы… – немного прервался разведчик изо Львова. Остановился прикурить.

Позднее, в процессе службы, пообвыкнув, многие из нас изыскивали свои способы тормозить Мальца.

Мишутка, став штабной крысой, получив доступ к бумажкам, долго не фантазировал. Говорил строго:

– Товарищ лейтенант! Пришла с фельдпочтой сугубо для службы РЛС вводная за номером… сейчас скажу, – начинал открывать неизменную папку, как бы искал, отворачивался в сторону.

Всё. Можно через секунду поворачиваться. Мальский испарился – горизонт чист.

Кстати о неизменной папке. Мишка мне поведал потаённый смысл этого великого человеческого изобретения. Ему перешёл по наследству. От отца.

Делился со мной – тогда не профессор, не декан, но уже душевед и людознатец:

«Батя мой много повидал. И послужил, и потрудился. На Дальнем Востоке – свой человек. Ему один из ссыльных умников разъяснил. Начальству без нужды на глаза не попадайся. Уж если припёрло, то руки должны быть заняты. Хватай чего угодно и тащи. Тащишь, а сам шустро смекаешь: чего начальнику трендеть будешь. Мол, чего и куда. Хорошо всегда на примете иметь такую вещь: не броскую в глаза и не тяжёлую. Это на природе, на производстве. А в конторе-то оно куда проще. Папка с бумагами под мышкой – и всех делов. Но! Обязательно с утра, заранее не доклад начальнику подготовить, а продумать один-два вопросика, от которых его, как от зубной боли. Скособочит всю рожу ему. И высший пилотаж – это придумать, как разрулить проблему. А если совсем ничего нет подходящего под рукой, подойдёт: ой, помогите Пал Михалыч, как наиболее образованный, тут какая буковка, «а», или «х», я что-то не пойму».

Много позже я, во всю ивановскую, вынужден был использовать этот метод. Во ВНИИ Океанологии. Диссерт накропал. Рецензентов, оппонентов один год ждал. Проверка, подтверждение, в ВАК-е год мариновали, другой год шёл. За столом, особенно после обеда, сидеть невмоготу, можно заснуть, упасть, шею сломать. Беру папку, по длиннющим коридорам, из одного здания в другое, туда-сюда, час-другой… Через месяц приметил. Несколько аналогичных сотрудников, с такими же озабоченными рожами, занимаются тем же делом, что и я. И всё так серьёзно. Только с одним, по прошествии времени, не выдержали, расхохотались, поняли друг друга, пошли в «щель» [30] «Щель» был такая очень известная забегаловка на Исаакиевской площади. У старой гостиницы. Где почил Есенин. Посетители – высокоинтеллектуальная публика. И фарца. Сломали всё. А так доступно было! . Не буду его называть. Мужик свойский. Брат его весьма известен. В сфере киношной.

А вот Белый Ус к Мальскому спешил навстречу всегда. И «бутафорил» на ходу:

– А скажите-ка мне, любезный корифей локаторов. Наша что-то батарейная РЛС при подаче высокого напряжения на излучающую антенну, а это при том, что колёса-то у «Урала» резиновые, это значит утечка ввиду заземления агрегатов и личного состава…

Мальцу надоедало первому. А у Белоуса таких вопросов была туча. Я подозреваю, что это он научил хитрющего умнющего морского геофизика-волчару, проеврейской ориентации, Борю Хаита, гениальному вопросу. Надо быстро на него отвечать: «Что больше: 15 процентов от 17-ти или 17 процентов от 15-ти?» [31] Вопрос бесподобен! (см. «Круиз»). Вывозил не единожды. Даже стакан удавалось выпить на шару. Но этот вопрос – высший пилотаж. Не для Мальца он был. Из пушки по воробьям. А может это принёс нам позднее в «Севморгео» Череменский-младший? Не суть. Все мы были когда-то из одного гнезда – Ленинградского Горного.

Радикальней всех приветствовал Малька Пахомов. Тоже наш, горняк. Едва завидев, орал первым:

– Лейтенант Мальский! Больше выпить не дам. Рано блевать изволили-с. Кругом! Шагом арш от меня на х…

Вид он имел зверский. Чёрная волосатая морда с тяжёлой челюстью. При весьма скромных общих габаритах. Был отзывчив и добр. Сам частенько был «не в форме». В эти моменты желал кому-нибудь «поставить». Хоть полюбоваться как «употребляет» ближний.

Увлёк меня Малёк к Шарифу. Получили офицерской формы и обувки – уйму. Шапки взяли – полтора оклада. С длинными ушами. В два захода со склада таскали. И это было не всё. Шинельку Мальку взаправду сержант-сверхсрочник маленько получше откуда-то вытащил. Сукно помягче. Вроде бы. А может, и нет. А размеры у нас были одинаковые.

Пошли в жилище к Файзуле. Подгонять всё ещё надо. Уйма работы. Одних погон пришивать – обалдеть можно. Дело уже к вечеру. Хозяин со службы пришёл. Пузырь принёс. Знакомились.

Шинели были длинноваты. Подрезать не помешало бы. И ему, и мне. Были мы одинаковы по росту. Мальский, оживлённый «грамулькой», принялся искать линейку и мел. Вычертить новую границу на шинели. Нижнюю.

Я вспомнил отцовскую школу. Он всю жизнь получал готовое обмундирование. Не шил никогда. Стандартная фигура позволяла. А шить на заказ – накладно. И погоны видал я, как он прилаживал, и шинель укорачивал. Вразумляю Мальца:

– Остынь, бандеровец.