Михаил Эм - Бабушка не умерла – ей отключили жизнедеятельность

Джонсон бредет по каменистому склону, наступая толстыми ножками в туристических ботинках на малоинтересные кости млекопитающих. Внезапно его лицо озаряется приличествующим профессору любопытством.

Доджсон: Что это за кость? Это не современная кость. Давайте посмотрим.

Вытаскивает их кучи сваленных как попало костей окаменевшую кость какого-то животного.

Доджсон: Что я вижу? Это бедренная кость динозавра эпохи мезозоя. Не заурядная современная окаменелость, каких здесь видимо-невидимо, а реликт с пробитым в ней круглым отверстием. Мы сделали серьезнейшее научное открытие, однако предварительные выводы требуют проверки в лабораторных условиях.

Показывают Доджсона в лабораторных условиях. Лаборатория оборудована в палатке, на месте базовой стоянки экспедиции. На столе диагностическая аппаратура: компьютеры, микроскопы, самописцы, радиопередатчики. Доджсон руками в резиновых перчатках бережно принимает бедренную кость динозавра, укладывает под электронный микроскоп, напряженно всматривается в электронный окуляр.

Доджсон: Да! Моя гипотеза подтверждается! Края дыры идеально ровные, следовательно, дыра прорезана пси-мезоном двести миллионов лет назад. Никакое другое физическое явление в мезозойскую эру, кроме направленного пси-мезонного пучка, не могло оставить подобный след в бедренной кости динозавра.

Действие возвращается в мезозойскую эру, туда, где в глубине девственных лесов древней Месопотамии проламывается сквозь непроходимую лесную чащу туша игуадона. Слышится резкий хлопок, и пронизывающий атмосферу пси-мезонный пучок попадает игуадону в коленную чашечку. Бедняга заваливается на бок, клацая зубами от боли и матерясь от неожиданности. Смертельно раненый, он ползет к горячему первобытному озеру, на отмелях которого еще можно спастись, если прижечь рану кипящим соляным раствором, но по кровавому следу игуадона уже спешат изголодавшиеся собратья-падальщики. Это стегозавры, заранее разевающие пасти и улыбающиеся предстоящему ужину. Шансов спастись у игуадона немного. Все – преследуемый гигант и его неумолимые преследователи – скрываются в густой доисторической растительности. В это время пучки пси-мезонов продолжают бомбардировать планету, ставя под угрозу само существование на ней крупных и неповоротливых особей».

От познавательной передачи Марину Петровну отвлекает новый телефонный звонок.

Ленчик( из трубки ): Алло, тетя Марин, это вы?

Марина Петровна: Здравствуй, Ленчик. Только Оли нет, она последнюю неделю не заходила и когда зайдет, неизвестно. Ей Сереженька сейчас звонил, спрашивал, с кем она живет. А я и не знаю.

Ленчик: Понятно.

Марина Петровна: Как у тебя дела, Ленчик? Как мать? Из родных, упаси Господи, никого не убило?

Ленчик( неопределенно ): Так, ушибло кое-кого.

Марина Петровна: Хорошо, что сам живой-невредимый.

Ленчик: Чего со мной сделается?

Марина Петровна: Все под Богом ходим.

Ленчик: Не, тетя Марин, вы не поняли. Я же в метро устроился работать, на глубину тридцать четыре с половиной метра.

Марина Петровна( всплескивая руками ): Как тебе удалось, Ленчик? В метро на работу устроиться такой блат нужен! У меня подруга, она сейчас в мэрии секретаршей работает, так дочку еле смогла уборщицей пристроить. В метро и проехаться-то теперь только кооператоры могут себе позволить, на такси дешевле получается.

Ленчик: Я, тетя Марин, региональным координатором партии «Православие в законе» устроился. Мы в метро офис арендовали. Тепло, сухо и от пси-мезонов никакой опасности.

Марина Петровна: Я так за тебя рада, Ленчик! Ты в метро сиди, на улицу не высовывайся. Тут такое творится, ужас!

Ленчик: Да я и не высовываюсь. Если только на минутку, дюральку помочь перетащить.

Марина Петровна( оседая от внезапно пришедшей в голову мысли ): Ленчик, да ведь ты жизнью ради меня рисковал!

Ленчик: Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Не мог же я, в самом деле, вас без дюральки оставить?

Марина Петровна( с ласковой укоризной ): Ах, Ленчик, Ленчик…

Ленчик: Хотите, тетя Марин, я вас тоже в метро пристрою? Дежурной по эскалатору в ночную смену. По крайней мере, по ночам в безопасности будете.

Марина Петровна: Ты, верно, шутишь.

Ленчик: Я договорюсь.

Марина Петровна: Не надо меня дежурной, Ленчик. Лучше Оленьку в метро пристрой, я за нее так переживаю. Она в кооперативе сейчас – платят хорошо, но защиты от пси-мезонов буквально никакой.

Ленчик: Заметано.

Марина Петровна: Спасибо тебе, Ленчик…

Гудки в трубке. Растроганная Марина Петровна обращается к телевизору, прибавляя громкости. Снова показывают разрушения, теперь где-то в Европе: пробитые насквозь дома, витрины магазинов, дорожные щиты с предупреждениями об обвале грунта. Толпа местных жителей с самодельными плакатами перегородила шоссе, протестуя против псимезонных пучков и требуя от правительства принятия срочных противопси-мезонных мер. Камера оператора отъезжает вдаль, в результате чего толпа растворяется в облаках, а облака – в пронзительно-холодном звездном сиянии.

По прошествии нескольких месяцев. На стене портреты: счастливой, с ямочками на щеках, Оли и улыбающегося усатого мужчины – ее отца Павла Александровича. Оба в траурных рамках.

Марина Петровна: Спаси нас, Господи.

Заходит в комнату, шаркая тапочками по полу. Крестится на портреты.

Освобождает окно от последнего, не актуального уже серебристого листа, после чего становится виден заваленный сугробами лес и панельная многоэтажка напротив. В многоэтажке на уровне пятого этажа пробита дыра – огромная, размером в несколько квартир.

Рая: Марина Петровна, добрый день.

Марина Петровна: Раечка!

В руке у соседки сигарета. Раиса курит, стряхивая пепел на пол.

Рая: Как жизнь, Марина Петровна?

Марина Петровна( с опухшими от слез глазами ): Какая жизнь, Раечка? Вот сороковины у Оленьки сегодня. Кровинушка моя, и не пожила вовсе, восемнадцать годочков только и успело стукнуть.

Рая( ободряюще ): Видная девка была.

Марина Петровна: Хорошо, что отец до этого дня не дожил. Он бы не пережил.

Рая( оптимистично ): Все там скоро будем.

Марина Петровна: Что же это делается такое, Рая? За что только, Господи? За какие грехи?