Сергей Кузнецов - Живые и взрослые. По ту сторону

– Как вас зовут, милая девушка? – говорит он.

– Марина, – говорит она, и Лео тянет к губам ее руку.

– Рад знакомству!

Губы у Лео влажные и горячие. Марине никто никогда не целовал руку – да и видела она такие поцелуи только в кино про древнюю жизнь, которая еще до Мая.

Он садится рядом.

– Вы работаете здесь или по знакомству?

– Я племянница Николая Михайловича, – отвечает Марина. Собственный голос кажется ей неестественным и фальшивым.

– А, наш консультант! Знаток мертвых обычаев и рыцарь приграничных областей! Я и не знал, что в семьях эмпэдэзэшников бывают такие милые девушки.

Надо что-то ответить, думает Марина. Что-нибудь остроумное и едкое, чтобы срезать этого задаваку одной фразой. Пусть знает!

Вроде язык у Марины всегда был неплохо подвешен, но сейчас мысли сталкиваются в голове, словно обломки айсберга – с грохотом и без всякого толку. К счастью, Лео спрашивает:

– Сознайтесь, сколько раз вы смотрели «Запас прочности»? – и Марина с облегчением говорит:

– Только один. Я, знаете ли, не то чтобы большая поклонница вашего фильма.

Вот так и надо: решительно и едко, Марина довольно улыбается. Но вот беда – ее слова попали прямо в паузу общей беседы, и теперь все смотрят на нее в изумлении: встрепанный седовласый Кемеров, импозантный «старпом Валентин», удивленная Катя и даже дядя Коля.

– Вот какая молодежь растет, скажи, Евгений Филиппыч? – говорит дядя Коля режиссеру.

Все с облегчением смеются. Марина представляет, что стала невидимкой и никем не замеченная сбежала из банкетного зала.

– А у Ильи-то какое лицо было, видели? – говорит Катя. – Небось, первый раз за два месяца видишь девушку, которая не то чтобы большая поклонница?

– Ты знаешь, Катя, – отвечает Лео, – я равнодушен к славе. Для меня главное – это искусство.

Взрыв хохота. Все почему-то находят эту фразу очень смешной. Марина залпом допивает свой бокал. Дядя Коля, нагнувшись, тихо говорит:

– Мне надо отойти, ты со мной или здесь останешься?

Марина вскакивает. Здесь останешься? Ну нет!

– Еще увидимся! – Дядя Коля машет рукой и, взяв Марину за локоть, идет в глубь зала.

– А этот Илья Гурамов на тебя глаз положил, – говорит он, – ты заметила?

Марина только пожимает плечами.

– Урод какой-то, – решительно говорит она, вспоминая наглую улыбку и глубокие карие глаза.

Они подходят к другому столику. На этот раз – никаких легкомысленных актеров, только трое пожилых мужчин в однотонных костюмах и строгих галстуках.

– Здравствуйте, Юрий Устинович, – говорит дядя Коля, и Марина удивляется, как незнакомо звучит его голос. – С праздником вас!

– И тебе здравствуй, Николай Михалыч, – отвечает седой мужчина с орденскими планками на лацкане. – Присаживайся, гостем будешь. И вы, Марина, тоже садитесь, не стесняйтесь.

Откуда вы знаете мое имя? хочет спросить она, но серые глаза из-под густых бровей смотрят так пристально, что Марина еле слышно отвечает:

– Спасибо.

Когда все это началось? думает Гоша. Может, с прошлой осени, когда они помогли маме вернуться туда , а мама запретила даже думать про Открытый Мир и Разрушение Границ?

Это было обидно – Гоша так гордился, что вместе с друзьями все разгадал, маму спас, всех победил и теперь готов бороться вместе с родителями, а они прекратили борьбу, сказали, что их мир – самый лучший и Проведение Границ – величайшее достижение человечества.

Было обидно – и даже с друзьями об этом не стоило говорить. Ника злилась, когда слышала, что теперь Гошина мама против Открытого Мира, Лева пожимал плечами, мол, все не так просто, надо подумать, а Марина сразу соглашалась: да, они погорячились тем летом. Пес с ней, с Границей. Спасли Гошину маму – вот и молодцы, а теперь можно жить, как раньше.

Гоша знал: «как раньше» у него не получится, слишком много он видел, слишком много помнит. Не зря же у него до сих пор ждут своего часа два серебряных пистолета «Хирошингу-2001» – даром что без патронов.

Да, «как раньше» не получится – ведь мама и папа стали совсем другими. Раньше они вечно говорили о работе, допоздна задерживались в Институте и даже в походы брали с собой толстые книги, заполненные формулами. Год назад лабораторию расформировали, их обоих уволили, и они стали безработными, словно герои фильмов о Заграничье или о древних временах до Проведения Границ.

«Как раньше» не получалось: раньше родители никогда не говорили о деньгах, главным была работа, а деньги – приятным побочным результатом. Теперь выяснилось, что работа нужна еще и из-за денег. Два месяца они переводили с франкского и инглского научные статьи, но потом заказы прекратились (папа сказал, по звонку из Учреждения ) – хорошо еще, что дядя Гена Свиридов, старый папин друг и сослуживец, предложил брать заказы на свое имя. С полгода все шло неплохо – папа с мамой переводили, дядя Гена отдавал им гонорары за публикации в «Известиях геологических наук» или «Вестнике этнографии», – но потом пришел участковый и потребовал от родителей трудоустроиться в течение двух недель, пригрозив выселением из столицы – за тунеядство.

– Да ладно, Сашка, – говорил неунывающий дядя Гена, – устроишься сторожем или вахтером. Будешь сидеть и переводить, прямо на рабочем месте. Женя на машинке перепечатает, а я в редакцию отнесу. Получится то же самое, что теперь, плюс официальная зарплата.

Папа покачал головой – и был прав: через неделю выяснилось, что в столице нет вакансий ни вахтеров, ни сторожей. Желающих работать дворниками и кочегарами тоже было куда больше, чем свободных мест, – в особенности весной, когда снег уже стаял, а в домах отключили отопление.

– Помнишь, Женя, ты пугала меня безработицей в Открытом Мире? – сказал папа. – А у нас все наоборот получилось: и безработица, и Граница закрыта.

– Это еще не безработица, – сказала мама. – Я пойду на швейную фабрику. Там, кстати, платят больше, чем у меня было в Институте.

«Больше», к сожалению, не получилось – наверное, швея из мамы хуже чем ученый. Через месяц папа устроился на энергетический завод – и ездить ближе, чем в Институт, всего одна остановка, говорил он дяде Гене. Жалко, денег мало платят.

Неужели оказалось, что главное – это деньги?

Когда Гоша перестал ходить на об-гру, папа даже ничего не сказал, а ведь так гордился! Успехи, правда, давно закончились: если не можешь рассчитывать даже на место в районной сборной – какой смысл стараться?

Без занятий во Дворце Звездочек сразу освободилась куча времени. Можно слушать магнитофон, подбирать на гитаре аккорды, смотреть телевизор или читать детективы о доблестных сотрудниках Учреждения, разоблачающих коварных шпионов. Хорошие, спокойные книги: шпионы в них не походили на Орлока, а доблестные герои – на тех, кто допрашивал Гошу и его друзей год назад. Читая такие книги, слушая магнитофон или глядя новости по телевизору, можно не вспоминать, что когда-то у Гоши были родители, которые учили его бороться. И друзья, с которыми он был готов изменить мир.