Сергей Соколкин - Rusкая чурка

Въехали на мост над Москвой-рекой. Взорам открылись безбрежные, по московским меркам, дали, повеяло свободой и простором, захотелось взлететь и улететь куда глаза глядят… А глаза уже глядели на Дом правительства, бывший Дом Верховного Совета, или Белый дом, как его на американский манер стали называть в эльцинские времена, безжалостно расстрелянный выжившим из ума, но цепляющимся за власть, явно не страдающим парурезом, то есть боязнью мочеиспускания на людях, аморальным алкоголиком и его предавшими свою страну приспешниками в погонах…

…Тогда она была еще маленькой, но помнит, как мама и все соседки, собравшись у них дома, плакали, не отходя от телевизора, в котором стреляли танки, полыхал адовым огнем и коптил черным дымом большой белый дом, проклинали по-женски, твердо и неотступно, беспалого варвара… Впрочем, Бог не фраер, все видит, как сказали бы неформальные лидеры теневой стороны нашей жизни. Хотя даже они содрогнулись, увидев содеянное и транслируемое CNN на весь мир – с заранее раскупленных мест – безумие. А Бог уже покарал многих из тех, кто проливал невинную кровь. Кого взорвали, кого убили сослуживцы, кто сам сошел с ума, как хиросимский убийца-летчик… Это она уже услышала позже и совсем от других людей. С кем только не сводила ее судьба…

– Как там тепло… Мечта поэта… Дай руку-то погреть… – не унимался прощенный банкирчик.

Похоже, его сексуальная активность начинала вскипать и подниматься, как на дрожжах. Словно Алина была такой феромоновой ловушкой для крупногабаритной моли.

– Смотри, куда едешь, осторожно, долбанешь ведь его сейчас…

В сторону от огромного «БМВ» шарахнулся синенький «смарт», маленький, новенький, блестящий, похожий на еще не растоптанный башмак, который до этого гордо, неторопливо и, главное, безнаказанно гулял по самой середине проезжей части, не обращая ни на кого никакого внимания. Разлетелась, как стайка воробьев, группка еще каких-то игрушечных машинок. «Смарт», нелепо надетый на какую-то отмороженную блондинку, стал отставать.

– Да ладно тебе… Не долбану…

– Кончай уже хренью страдать, вон менты впереди…

«БМВ» резко притормозил, а «смарт», наоборот, вильнув задом (или задником) и набрав обороты, стал, прихрамывая от обиды, словно потеряв один каблук, гордо удаляться от обидчика. Все эти телодвижения на дороге не остались не замеченными незаметными до поры до времени гаишниками, которые ну просто ждали какого-нибудь подобного подарка судьбы. И вот уже один из них, чья очередь подошла доить знатного лоха, энергично жестикулируя деньгозарабатывателем, приглашал водителя к неформальному, но продуктивному общению.

– Оппа, накаркала, вот он, враг народа, уже машет, как мельница. Свисток не проглоти… Засунуть бы ему эту палку кое-куда… Сам идет, не дождется… Ладно, выйти, что ли? Чтоб на тебя не глазел. А то ведь еще придумает сейчас шмон какой-нибудь. Ведь раз красивую девушку везешь, значит, куда-нибудь и оружие спрятал…

– Ни пуха.

– К черту!

– А может, мне с ним поговорить, попросить, поулыбаться?

– Ты что, хочешь, чтобы мы здесь на вечное жительство остались, сиди и не двигайся. И даже не смотри в его сторону. Прошу тебя!

Петя с усилием выправил серьезное, спокойное выражение лица. И направился навстречу степенному, медведеобразному, уверенному в своей почти спортивной победе, хотя и хромающему сразу на две ноги, две руки и голову, среднестатистическому гаишнику, знакомому каждому из нас по той доброй сказочной игре для взрослых мальчиков и девочек под названием «московская дорога с засадой». Со стороны казалось, что встретились два грустных заботливых одиночества, показывающих друг другу дорогу к счастью. Оба то по очереди, то сразу вместе махали руками, указывая куда-то вдаль, на видимое только одному из них место, в котором он, видимо, по доброте душевной очень хочет увидеть собеседника. Они то, кланяясь, приближались на почти интимное расстояние, то, расшаркиваясь, отскакивали друг от друга на дистанцию дуэльного выстрела. Потом опять сходились, взявшись за руки, как девушка с лихим гусаром в повторяющемся в сто пятьдесят шестой раз па французского менуэта времен Людовика Четырнадцатого. Внезапно музыка закончилась, выключился свет, и музыканты ушли. Петя поблагодарил свою (свое, своего) партнершу (партнера) за прекрасный танец. Что-то протянул ей (ему) в знак благодарности и, не провожая, развернувшись, зашагал к машине. Петя шел к автомобилю, и реальность, медленно и неуклонно, неуклюже возвращалась ко всем, кто имел счастье наблюдать эту поэтическую картину…

Алина всем телом подалась навстречу открываемой двери, так что в разрезе ее платья нескромно, почти в полную величину, засветилась, качнувшись, так волнующая Петю и, надеюсь, нас с вами, уважаемые читатели, молодая, та, что не совсем умещается в ладони, теплая женская грудь.

– Ну что, как?

Петя неторопливо сел в водительское кресло, тихонько, почти про себя, самодовольно засмеялся, бесшумно завел двигатель. Машина, вальяжно заурчав пятилитровым движком, неумолимо тронулась с места.

– Я его спрашиваю: я что-нибудь нарушил, в чем дело? А он: вы пили сегодня? Я говорю, да нет, только собираюсь, не составите компанию? А он без юмора… Это нельзя, лучше дыхните, говорит. Я дыхнул, а он свой нос почти мне в рот засунул, нюхает долго так. Кайф поймать пытается… Потом говорит: вы ехали, виляя. Это почему так? Это правилами запрещается! Так что мы можем проехать на освидетельствование. Далеко? – спрашиваю. А он так спокойно: в медсанчасть. А это на час-полтора как минимум. Я говорю: я вильнул, потому что CD-диск уронил, пытался поднять. А он смотрит на меня, как филин, глаза выпучил: а это кто у вас в салоне? Разглядел ведь, собака… Говорю, а вам какое дело? Может, и никакого, говорит. С вас – сто баксов. Я охренел, говорю: ты чё, командир?! А он так по-доброму, с улыбкой: да ладно, тебе что, жалко?

– Ну и что, ты отдал?

– Отдал, конечно. Ну, во-первых, я такой наивной наглости еще никогда не слышал… А во-вторых, у тебя регистрация есть, а место работы, учебы? Нет. Ну, и так далее… Ладно, поехали… А мне понравилось, продолжим?

– Обалдел совсем? – засмеялась Алина, убирая шаловливую Петину ручку со своей строптивой ножки.

– Ладно, куда ехать, жадина? Не дает ребенку поиграться.

– К «Кофе хаусу». Знаешь?

И Петино авто продолжило свой бесшумный, но, как мы уже понимаем, бесславный (для Пети) путь к Алининому счастью.

Вот и он, Кутузовский проспект. Дорога в гордую и трагическую историю нашей многострадальной Родины (где она это прочитала?). За окнами машины грациозно проплывала, как гигантская жирафа, великолепная, поражающая своими пропорциями гостиница «Украина», расположенная в одной из сталинских высоток в излучине Москвы-реки. Справа и слева мелькали, как разлетевшиеся брызги золотого шампанского, шикарные, всегда практически пустые рестораны и бутики. В стеклянные двери не спеша заходили ухоженные, сладко благоухающие божественными духами и несмываемой, сверхщедро оплачиваемой похотью молодые загорелые самки. Причем верхняя их часть вплывала, несомая крыльями норковых горжеток, а нижняя семенила на высоких звенящих, вечно запинающихся каблуках. Заходили в сопровождении мускулистых охранников и не очень-то внешне заметного папика-бойфренда, пахнущего дорогим коньяком и нафталином одновременно. Это им бросались навстречу официанты, продавцы и топ-менеджеры, это им подмигивали шикарные манящие блондинки в бриллиантовых колье с обнаженными плечами с будоражащих сознание витрин и многочисленных реклам. Это для них конструирует свои замысловатые, сверхсложные платья стоимостью, сопоставимой с ценой дорогого автомобиля, маэстро-кутюрье Валентин Юдашкин, чья золотая крепость-мастерская занимает весь первый этаж проезжаемого сейчас слева дома. Большие окна занавешены золотыми плотными шторами с массивными золотыми набалдашниками, за которыми мелькают беспокойные тени маленьких юрких исполнителей. А к главным дверям, постоянно сменяя друг друга, подъезжают, подплывают, подлетают представители золотого миллиарда планеты Земля (российского розлива, с несдутой пеной)… А вот и шикарный, желто-розового цвета, с лепниной по фасаду, магазин детской моды для детей олигархов. Петя ей рассказывал, как однажды зашел туда с другом и охренел от цен. Он себе покупает дешевле… Из машины не видно название, но Алина, рассмеявшись, подумала, что назвала бы его «Олигаша»…