Андрей Глебов - Золотые пешки

– Помним, – ударил подбородком о грудь Жека.

– За них? – спросил Арсений.

– За них, – подтвердил Сергей.

Накатили, закусили лангетом из «Интуриста», налили ещё.

– А давайте теперь за удачу!

– За удачу, Серый, не пьют.

– Это почему же? – изумился Острогор.

– Вспугнёшь, – пояснил Арсений.

– А мы такие страшные?

Дембеля оценивающе посмотрели друг на друга.

– Нет! – пришёл к выводу Острогор. – Не чмари и не убоища!

– Давайте за новую жизнь! – предложил Жека. – Страна дождей, шалав, велосипедов теперь уже в прошлом. Впереди непаханая целина!

– За освоение целины!

– Стойте! – всполошился дезориентированный Острогор, едва не выплеснув водку на стол. – Разве мы едем в Целиноград?

– Едем мы, друзья, в дальние края… – запел Арсений с комсомольским задором. – Будем новосёлами и ты, и я!

– Потеря чувства юмора, – констатировал Жека.

– А… – недоумение сползло с лица Острогора. – И чувство юмора я не терял. Сам знаешь, кто был в армии, в цирке не смеётся.

– А кто в учебке, тому не страшен Бухенвальд. А сейчас у нас свобода! Вольная воля!

Вольница вела себя шумно, но мирно и не задиралась, и пассажиры, прежде обеспокоенные столь неудобными попутчиками, свыклись с гуляющей троицей и уже не вздрагивали от громких возгласов и грохота посуды. После третьей бутылки, размывшей границы реальности, Острогор глянул на плывущий за окном скудный пейзаж Средней Азии.

– Где мы? – обратился он к проходившей по коридору женщине, опознав в ней проводницу.

– Подъезжаем к Чу!

– Земля обетованная! – воздел руки к небу Арсений.

– Pardon me, boy! Is that the Chattanooga choo choo? – запел Жека.

– Проводница оценивающе осмотрела солдат, скользнула цепкими зрачками по натюрморту и погрозила пальцем.

– Не шалить! – воспитательница и карапузы в песочнице.

– Обижаешь, мать! – Жека открыл огромные ладони. – Это серенада солнечной долины!

– Попрошу не увлекаться серенадами и руладами!

– Не извольте беспокоиться, владычица! Мы – мирные люди, – заверил Сергей. – Без бронепоезда. Но на фирменном!

– Нам нужен мир! – Арсений скопировал Брежнева, смачно шамкнул, крякнул и добавил. – Желательно весь!

– Смотрите, ребята, – потеплела женщина. – Уж не подведите.

– Так вот она какая, сказочная Чуйская долина! – расплющив нос по грязному стеклу, дивился Арсений Рожков на тянущуюся за окном равнину.

– Сказочная страна! Поле чудес!

– Давай новый пузырь! – Женю Селивёрстова не привлекала раскинувшаяся под голубым казахским небосводом призрачная пастораль.

– Водка лучше дури!

– Одно другому не мешает, – изрёк земляк и опустил тяжёлые веки. От частивших столбов линии электропередач, чёрных как обугленные головешки, зарябило в глазах.

– Замечтался о пяточке? Успеется на ковре самолёте полетать.

– Да-а-а, Сень, у-с-сспе-ее-ш-ш-шь, – зашипел Острогор, которому всё труднее и труднее удавалось регулировать работу языка.

– Ты дома раньше будешь, – с лёгкой завистью сказал Арсений. – Джамбул уже через час.

– Не-а, – мотнул головой Острогор. – Бо-о-ольш-ш-ше!

Стряхнув пыль мечтательности, Рожков выудил новую кеглю «Посольской» и вонзил её в останки растерзанной курицы, разбросанных на пропитанной жиром газете. Эстафета застолья не прерывалась. Стаканы наполнялись и опорожнялись, наполнялись и опорожнялись. Тосты уже не произносились, закуска стала безразличной, и застолье потеряло приличествующую окантовку светского мероприятия.

И Рожков, и Селивёрстов были статными парнями, превосходившие Острогора и в росте, и в развороте плеч, и в объёмах желудков. Эти анатомические и физиологические преимущества позволяли им преодолевать побочные эффекты водки, торпедирующие организм по жизненно важным узлам и коммуникациям. А что же Острогор? Увы! Его биологическая система была не столь крепка. Повышенные дозы алкоголя, ускоренный темп и отсутствие сноровки загнали его органы жизнеобеспечения в режим запредельных перегрузок.

Вылив в себя очередную порцию водки, Сергей почувствовал проникновение в ротовую полость раскалённого зонда, поползшего глубоко внутрь, раздирая на своём пути ткани пищевода. Достигнув желудка, щупальца впилась присосками в его стенки, намотали их на себя, как плёнку на веретено, и потянули наружу.

Острогор вскочил, выпучив по-рачьи глаза, и кинулся к окну. Товарищи верно истолковали порыв сотрапезника и грамотно, а главное, своевременно, выполнили акробатический этюд по выводу собственных тел из радиуса зоны обстрела. К чести канонира, он успел высунуть мортиру в бойницу и произвести несанкционированное бомбометание.

Был ли то трезвый расчёт пьяного дембеля, или в события вмешалась пресловутая случайность, но необычный снаряд точнёхонько накрыл цель. Тщедушный аксакал на карликовом ослике-долгожителе, ожидавший прохода поезда в опасной близости, поплатился за презрение к элементарным нормам безопасности. Ниспосланная свыше кара шмякнулась на выцветшую тюбетейку старика массивным испражнением гигантской птицы Рух и поползла по морщинистому лицу и костистым плечам. Не везде выпадает манна небесная.

Налившиеся кровью глаза вспыхнули, злая камча распорола воздух, и вслед уносящемуся охальнику, продолжавшему обильно помечать степь отторгнутой пищей, понеслись страшные проклятья.

Острогор с искренним сочувствием пожалел незадачливого аборигена, пострадавшего от его бомбомёта. Элементы непринятой закуски разлетелись шрапнелью, влипая в верблюжью колючку и гравий насыпи. Когда весь боезаряд был израсходован, канонир вернулся на исходную позицию.

– Хороший фейерверк получился! – резюмировал Селивёрстов, следя за оливковой плёнкой с вкраплениями солёных огурцов и волокон куриного мяса, дрейфующей по стеклу под воздействием набегающих потоков воздуха.

– Праздничный салют! – веселился Рожков. – В честь возвращения героя на родину!

– Всё! – утёршись рукой, выдохнул Острогор. – Хватит!

– Ладно тебе, Серёга! Прополоскался, теперь можно и по новой!

– Нет, Сеня. Скоро дом, надо быть в форме.

– А ты и так в форме! В парадной! Давай-ка не подводи наше боевое братство! – он толкнул Селивёрстова плечом. – Вздрогнем, Жека?

Селивёрстов молча поднял руку и показал зазор между большим и указательным пальцами.

– Джуз грамм. Эмм?

– Не оспариваю. Джуз, так джуз.

– Это – последняя, – сощурился на стакан Острогор.

– Финальная, – поправил Рожков.

Остановка в родном городе была 15 минут. Троица спустилась на перрон: Острогор с чемоданом, Селивёрстов и Рожков – с бутылками, закуской и стаканами.

– Вот ты и дома! – Жека осмотрел серовато-белое бетонное здание вокзала с огромными часами на фасаде. – На посошок?