Всеволод Георгиев - Всё пришедшее после

Пока Артур обошел все закоулки знакомого с детства сада, подставляя лучам солнца гладкое тело горожанина, Костя вынес на улицу два ведра холодной воды и вылил их себе на голову.

Что может быть лучше завтрака на природе! Костя умел быстро и аккуратно накрыть на стол, сказывалась привычка к одинокой жизни, сохраняющей чистоплотность, этот закон цивилизованного мира. Все было просто и в то же время изысканно.

За завтраком вернулись к прежней теме. Стол стоял под яблонями, и наливающиеся соком осенние яблоки пригибали ветви, как будто стремились лучше расслышать их беседу.

– Вот ты говоришь: д’Артаньян выиграл лошадь. – Костя поставил чашку на блюдце и посмотрел на Артура.

– Я говорю?

– Да. А как он ее выиграл?

– Как? С большим трудом. Он бросил кости: на одной была двойка, а на другой – вообще единица. Очень неудачный вариант.

– Потом бросил англичанин.

– Ага, у него оказались две единицы, и Атос сказал, что за всю жизнь он видел всего три раза такой бросок.

– Правильно! Он даже сказал где.

– Да, один у господина де Тревиля, потом у себя в замке, когда у него был замок, а вот третий… Третий не помню.

– А третий, – напомнил Костя, – у господина де Креки.

– Что еще за господин де Креки?

– Шарль де Бланшфор, сеньор де Креки, – торжествующе сказал Костя. – Будущий маршал Франции. Если хочешь знать, особняк, в котором во время своего приезда в Париж жил Петр I, принадлежал некогда ему, господину де Креки. Так вот, – продолжал Костя, – французы XIX века разбирались в генеалогии. Этот сеньор де Креки был потомком Бертрана де Бланшфора, четвертого магистра двух рыцарских орденов: ордена Храма и Сионского ордена.

– Про тамплиеров я знаю. А Сионский орден?

– Считается, что он просуществовал до 1188 года.

– А потом?

– Потом? Потом их дороги разошлись. Сионский орден малоизвестен. Но, судя по всему, весьма влиятелен. – И Костя опять взялся за чашку.

В тот раз Артур остался на даче еще на один день. У него заканчивались студенческие каникулы, а Костя догуливал свой долгий преподавательский отпуск, во время которого он готовил статью в какой-то ученый журнал.

– Костя, меня все-таки мучает вопрос: как миледи могла спастись?

– Когда ее повесили?

– Да.

«Граф де Ла Фер разрезал платье и стащил его с графини. Лежащая в обмороке женщина осталась в одной батистовой сорочке, чулках с подвязками и высоких шнурованных туфлях. Разрезав шнурки, он снял с нее и обувь, затем прислонил безжизненное тело к стволу дерева, носовым платком связал ей за спиной руки.

Лошадь графини стояла над ней, тянулась губами к лицу. Граф двумя взмахами ножа отрезал волочащийся по земле повод, сделал из него петлю, вскочил на своего коня и привязал конец петли к нависавшему над дорогой дереву. Потом, не слезая с седла, поднял графиню, накинул ремень ей на шею и, оставив висеть над землей, пустил коня галопом».

Старая дача довоенной постройки позволяла Косте иметь все условия для жизни и работы даже зимой. У него был кабинет с огромной и, видимо, хорошей библиотекой. Часть книг он нашел в сундуках на чердаке, привел в порядок и очень ими дорожил. Немало книг содержало позабытую букву ять и твердый знак на конце существительного. Были старые, даже старинные книги на иностранных языках. Окончив исторический факультет, Костя неплохо знал языки: французский и английский, читал по-немецки. Немецкий он учил еще в школе.

Библиотеку Костя постоянно пополнял. Кое-что из нее перепадало и Артуру. Так Артур прочел «Сын человеческий» Андрея Боголюбова. Книга была издана в Брюсселе, и для Артура она стала узенькой щелочкой в «железном занавесе», который Советский Союз опустил пред большинством своих граждан.

Позже Артур прочел «Истоки религии», «Магизм и единобожие» Эммануила Светлова.

Спустя много лет Артур узнал, что Боголюбов и Светлов – это один и тот же человек, подмосковный священник Александр Владимирович Мень, убитый ранним сентябрьским утром по дороге к храму.

На обширном письменном столе у Кости располагалась массивная чернильница из мрамора, рядом, как танк, стояло мраморное пресс-папье. Стол был завален книгами, исписанными листами бумаги, газетными вырезками, иностранной прессой, справочниками и словарями. Артура всегда влекло к нему. Кроме переводимой поэмы на столе лежал также незаконченный перевод с английского.

Артур прочел:

Посеяв в России хаос, мы незаметно подменим их ценности и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Каким образом? Мы найдем единомышленников, помощников и союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания.

– Что это, Костя?

Костя тоже подошел к столу, посмотрел, что читает Артур.

– Слышал такое понятие – классовый враг?

Артур был поражен и подавлен. Он как будто заглянул в микроскоп и увидел смертельную дарвиновскую борьбу за выживание. Похолодев, он стоял и смотрел на Костю, безмолвно требуя объяснений.

– Видишь, как все непросто, – сказал Костя. – Это политика, Артур. В политике насилие возводится в принцип, а лицемерие становится правилом.

– А мы? Мы чем отвечаем? Что можем противопоставить?

Костя придал своему голосу бодрые интонации:

– Как что? Столетие Ленина, социалистическое соревнование, политучеба, доклады, рефераты, доски почета, наконец!

Артур покачал головой:

– Значит, ты считаешь, что мы уже заразились? И лечим вирус антибиотиками?

Костя развел руками.

Возвращаясь в Москву, Артур посматривал в окно вагона, вспоминал беседы с крестным, восхищался, правда не без снисходительности технократа к гуманитарию, его знаниями и нетривиальным (так бы он выразился) мышлением.

От Казанского вокзала он шел домой пешком. Асфальт еще хранил тепло летнего дня. Солнце пряталось за высокими домами, наступал вечер. Молодые люди в рубашках с закатанными рукавами и отглаженных брюках клеш шли в кино и на танцплощадки. Девушки в коротких юбках и туфельках на каблуках вызывали желание оглянуться.

Знакомое чувство ожидания и надежды, прекрасное чувство, свойственное молодости, рождалось в сердце Артура. Он любил свой затихающий город, привычный низкий свист набирающего скорость троллейбуса, первые огни фонарей в прозрачных сумерках, отдаленные птичьи голоса тормозов на Садовом кольце.

Артур вздохнул.

– Ну, как там наш чернокнижник? – Марина жарила микояновские котлеты (55 копеек за десяток).

Артур сидел на кухне, ждал ужина и рассказывал ей о Косте, вернее, о предмете их разговоров.