Альберт Карышев - Философия крутых ступеней, или Детство и юность Насти Чугуновой

– То, что ты мне советуешь – хуже спекуляции. Ну, довольно! – оборвал сына Андрей Иванович. – Надоело тебя слушать. По-моему, ты ещё никогда не говорил так много, пламенно и желчно. Должно быть, сказывается то, что ты в кураже. Мать твоего возбуждения не заметила… Вижу теперь, что ты настоящий предприниматель, точнее, бизнесмен. Всё переиначил, что я тебе толковал, извратил в своё оправдание. Но моих дел и нашего с матерью образа жизни больше так грубо не касайся…

Алексей покраснел, нахохлился, но смолчал.

Похмурившись и посопев, как прилюдно отчитанный самолюбивый мальчишка, он захотел уйти, встал, шагнул, но Настя, вскочив с дивана, кинулась отцу на шею.

– Папочка, миленький, не уходи! – просила она тоскливой скороговоркой. – Ты так редко ко мне приходишь! Я по тебе скучаю!.. А мама где?

Он послушался, сел и вновь посадил дочь себе на колени.

– Хорошо, я с тобой ещё побуду. Ты только успокойся.

– А мама где? – повторила девочка. – Приедет она ко мне или нет? Я ей звонила, спрашивала, она обещала!.. А тётя, которая тебя стригла, она кто? Ты у неё живёшь, да? Почему не у мамы? Почему не рядом со мной?..

– Я тебе потом всё объясню, – отвечал Алексей. – А сейчас давай поговорим о чём-нибудь другом.

– Расскажи папе, как занимаешься в музыкальной школе, как готовишься к конкурсу юных скрипачей. Сыграй что-нибудь на скрипке или пианино, – сказала Вера Валерьяновна, отвлекая девочку от её драматических вопросов, опасаясь, что Настя растравит себе ими душу и впадёт в истерику – это с ней уже случалось.

– Хорошо я в музыкальной школе занимаюсь, – вяло ответила Настя. – Не хочу играть. Я устала.

Она сложила руки на коленях и отрешённо глядела в сторону, а у Алексея с матерью завязался разговор о ней. Вера Валерьяновна хвалила Настю отцу, называя её опрятной и аккуратной, доброй и заботливой, умной и талантливой, стойкой к холоду и физической боли. Она хотела, чтобы дочь понравилась Алексею и он привязался бы к Насте.

От Андрея Ивановича их тихий разговор скоро отдалился. Старший Чугунов ушёл в свои мысли. Взволнованный мировоззренческим столкновением с Алексеем, он думал о сыне и старался понять, когда так сильно разошёлся с ним во взглядах, почему возникла в их отношениях напряжённость, какие сын, когда был моложе, совершал поступки, неприятные его родителям.

Ему вспомнилось, как Алексей, студент-журналист Московского университета, летом заехал домой и привёз в гости москвичку Ирину, свою однокурсницу. Она удивила Чугуновых худобой и бледностью, что, как потом оказалось, было не природным её качеством и не следствием тяжёлой болезни, а «писком моды», необратимым результатом упорного самоизнурения. Девушка уклонялась от прямого общения с родителями друга, мало говорила, но по незначительным поводам коротко импульсивно смеялась, при этом, старшие замечали, её зеленоватые широкого разреза глаза не становились весёлыми.

Молодёжь разного пола Чугуновы к ночи разделили: девушку устроили спать в гостиной, а Алексея на раскладушке в родительской спальне.

Рано утром, когда все ещё спали, Андрей Иванович встал с постели, чтобы на рассвете, пока вокруг была полная тишина, покорпеть над рукописью. Собираясь уйти со своими бумагами в кухню, он подумал о том, что их надо осторожно, не будя гостью, взять из гостиной, с письменного стола. Тут он заметил, что сына на раскладушке в родительской спальне нет, и решил, что Алексей тоже выспался и, может быть, пьёт в кухне чай. Он пошёл проверил, но в кухне сына не было. Не оказалось его и в ванной комнате. Тогда старший Чугунов предположил, что Алексей ушёл подышать свежим воздухом – это ведь большое особое удовольствие: беззаботно пройтись спозаранку по ещё малолюдным улицам родного города. Тихо приоткрыв дверь в гостиную, нацеливаясь прошмыгнуть на цыпочках к письменному столу, он увидел, что девушка на диване лежит не одна. Услыхав движение открывающейся двери, любовники с головой накрылись синим байковым одеялом в пододеяльнике и затаили дыхание. Образ высокого бугра на постели – замерших под одеялом, но от дыхания шевелящихся тел – потом часто виделся отцу Алексея…

Андрей Иванович растерялся. Вместо того чтобы сразу отступить, уйти посоветоваться с женой, осмыслить увиденное, он в первые мгновения, пока им руководили только воспитанные с детства понятия морали, успел громко, зло произнести: – «Вот что, друзья мои, здесь вам не публичный дом! Ищите его где-нибудь в другом месте! С грязи начали, грязью и закончите!..»

Тем же утром сын с подругой заторопились в Москву, хотя намечали погостить в Григорьевске, зайти в древние храмы, искупаться в загородной речке. Ирина схватила сумочку и выбежала на улицу. Алексей кинулся за подругой. Вера Валерьяновна сразу не могла взять в толк, почему молодежь вдруг сорвалась с места и уехала…

Позднее Андрей Иванович спрашивал себя, верно ли он поступил. Долгое время он пребывал в смятении и думал: «Это же подлость – привезти девицу для постельного пользования, а родителям объявить, что она славный университетский друг и товарищ!» «Нет, не следовало действовать сгоряча, – спорил он с собой. – Надо было поступить мудрее. Мой сын – взрослый человек, отслужил армию, учится в университете, где-то подрабатывает и ни от кого не зависит. А я его разнёс, как шкодливого мальчишку, и в присутствии девицы». Вера Валерьяновна, когда он ей всё рассказал, удивилась, но отнеслась к происшедшему без паники: «Ничего страшного. Роман – естественный для их возраста, и, может быть, они по-настоящему любят друг друга». Её разумный взгляд на вещи не успокоил Чугунова.

Уже на выпускном курсе как-то Алексей опять заехал домой и, помявшись, сообщил родителям, что «его девушка» беременна, что она стыдится и укоряет его, а он не знает, что делать. Не столько огорошило Андрея Ивановича известие о положении Ирины, сколько поразил вопрос сына: «Что теперь делать?» По разумению старшего Чугунова, соблазнитель обязан был жениться на обольщённой девушке, только так он мог не прослыть негодяем. Это Андрей Иванович и объявил сыну. «Да, – подтвердила Вера Валерьяновна. – У ребёнка должен быть отец». «А если я её не люблю?» – «Ты не имеешь права взваливать на девушку всю ответственность за рождение и воспитание твоего ребёнка. Это не по-мужски, не по-человечески». «Она не была девушкой, когда мы сошлись», – ответил Алексей, и его грубое откровение, высказанное так просто, без оглядки, словно речь шла не о глубоко потаённых, а о вполне житейских делах, сильно смутило, покоробило родителей. «Можешь говорить и думать что угодно, – сказали они ему напоследок, – но ты был с Ириной в близких отношениях, и у неё от тебя родится ребёнок. Ты – отец…»