Альберт Карышев - Философия крутых ступеней, или Детство и юность Насти Чугуновой

Из-за разных неувязок бракосочетание Ирины и Алексея состоялось лишь через полгода, осенью. Невеста уже ходила с большим животом. На свадьбу она надела платье очень широкое, но не скрывающее бремя. Прямые жидковатые волосы невеста собрала в пучок на затылке, перетянув их тонкой чёрной резинкой. С помощью косметики она постаралась сделать лицо миловиднее, но крем и пудра не сгладили болезненную одутловатость её лица и плохо замаскировали на нём родовые пятна. А рядом с подурневшей молодой женщиной сидел во главе свадебного стола настоящий красавец Алексей Чугунов, плечистый, кареглазый с прозеленью, тёмноволосый и чернобровый. Вера Валерьяновна, украинка, полтавчанка, была и теперь хороша собой, а сын чертами походил на мать.

На редкость малочисленная собралась в доме Шитиковых свадьба. Шитиковы не хотели, чтобы многие видели невесту беременной. С их стороны была только младшая сестра Татьяны Ивановны Клава, очень похожая на старшую, а Ирина с Алексеем позвали двух сокурсников. С Андреем же Ивановичем и Верой Валерьяновной никто из друзей поехать в Москву не смог, а вся их близкая родня умерла, погибла или сгинула в войну. Один из сокурсников жениха и невесты, Влад, явился на свадьбу нетрезвым, небритым и нечёсаным, в потрёпанном и рваном на колене джинсовом костюме, в несвежей рубахе, распахнутой на волосатой груди. С трудом сохраняя устойчивость, покачиваясь над столом, он произнёс удивительный тост: «Нас мало. Мы незаметны в толпе, но мы велики. За нас, господа!» – и, картавя, закатывая бараньи глаза, прочёл из Николая Глазкова:

Выпив рюмку, Влад спросил у хозяйки иголку с ниткой и удалился зашивать рваные джинсы, потом, слышно было, встал под душ. «Гений! Он гений!» – повторяла молодёжь и обнималась, и хихикала, выпивала и закусывала, курила на балконе и опять усаживалась за раздвижной стол, торцом направленный к балконной двери. Старших молодёжь не принимала во внимание, только Алексей под растерянно-печальными взглядами родителей проявлял мелкие знаки неловкости: молча показывал на сверстников и пожимал плечами. Новобрачная устала и пошла отдыхать…

Когда младенец родился, Андрей Иванович с Верой Валерьяновной опять уехали в Москву – встретить из роддома мать с новорожденным, отметить важное семейное событие, поддержать молодых добрым словом и кое-какими подарками. В общем любовании внучкой, в совместной заботе о ней старшие Чугуновы и Шитиковы нашли общий язык. Но лишь пять месяцев оставалось у молодожёнов до государственных экзаменов в университете, до того времени, когда Ирина с Алексеем увезут Настю из Москвы в Григорьевск. Тут и нарушатся добрые связи между сватами, и сложатся натянутые вежливые отношения. У Андрея же Ивановича с пониманием того, что молодые бросили ребёнка, появится неприязнь к Алексею. Впрочем, думалось Чугунову, сына он, пожалуй, ещё раньше за что-то временами недолюбливал. Трудно разобраться – за что: многое надо вспомнить и осмыслить. А теперь ещё к антипатии прибавилось и возмущение тем, что Алексей ударился в торговлю.

– Ничего у тебя не получится, – сказал Андрей Иванович, возвратившись из прошлого в настоящее и вспомнив, что не всё договорил сыну.

– Почему? – сразу понял Алексей и оставил разговор с матерью.

– Ты неспособен торговать. В тебе течёт кровь твоих родителей, а мы не барышники и никогда не смогли бы в них превратиться. Среди ближайших наших предков тоже барышников не было. Пока состоишь в бригаде и тобой управляют ловкие люди, ты ещё будешь уметь спекулировать, но, если откроешь собственное дело, тебя живо слопают тигры и акулы рынка.

Сын рассмеялся.

– Посмейся, – сказал Андрей Иванович.

– Извини, папа. От тебя мне досталось богатое воображение… Я так ярко представил себе тигров и акул, занимающихся бизнесом… Понимаю твоё беспокойство. Возможно, в торговом деле я в конце концов прогорю, но до того времени надеюсь скопить денег и начать жить на проценты. Надоела бедность, необходимость считать копейки. Хочу стать зажиточным и ещё успеть сделать что-нибудь стоящее.

– Можешь не успеть. Избранное тобой занятие – короткий путь к деградации личности. Но хватит о твоих коммерческих делах. Я сказал о них своё мнение, больше не хочу говорить. Не сообщай нам с матерью про свои успехи и неуспехи в торговле рыбой или чем-нибудь ещё. И… не приходи больше подшофе.

Веру Валерьяновну задел жёсткий ультиматум Андрея Ивановича сыну, и она с обидой на мужа подумала: «Разве это хорошо, когда дети не сообщают родителям о своих делах?»

– Подо что папочке не надо приходить? – спросила Настя, морща лобик.

– Какая дотошная! – ответил дед. – Просто твой папа не очень здоров. Ему нельзя было выходить на улицу. Сегодня холодно.

Девочка потянулась ко лбу отца, пощупала его рукой и коснулась губами, как это делала бабушка, проверяя, нет ли у внучки жара.

– Высокая температура, – сказала она. – Выпей таблетку и ложись в постель. Я тебя никуда не отпущу.

– Нет, мне надо идти, – сказал отец.

– К той женщине, которая тебя постригла?

– Да. Её зовут Викторией.

– Раньше ты жил с мамой в Москве и вам было вместе хорошо. Только меня с вами не было. Вы меня к себе не брали. Почему ты и мама теперь живёте в разных городах, а я ни у тебя, ни у мамы?

– Мы с ней по некоторых причинам раздружились и пока не знаем, у кого ты должна жить, – отвечал Алексей, оглядываясь на родителей. – Пожалуйста, не возобновляй разговор о маме. Мне нелегко объяснить тебе обстоятельства нашей размолвки. Хочешь, познакомлю с Викторией? У неё тоже есть дочка, твоего возраста.

– Не хочу. Ты у них живёшь, а я буду всегда у дедушки с бабушкой.

Настя соскочила на пол с колен отца, но осталась возле родителя, повернувшись к нему спиной.

«А почему ребёнок не должен спрашивать тебя о своей матери? – подумал Андрей Иванович, косясь на Алексея. – Конечно, загнанный в тупик, ты хочешь от расспросов дочери поскорее отделаться, но так, чтобы в её глазах остаться достойным человеком».

– Скоро Новый год, – произнесла Вера Валерьяновна, снова отвлекая ребёнка от смятения.

– Папочка! Ты ко мне на Новый год придёшь? – спросила Настя, поворачиваясь к отцу.

– Обязательно.

– Приходи! Я буду ждать!

– Конечно. А теперь, извини, мне пора.

– Ладно, – сказала девочка.

– До свидания, – поспешил он проститься с ней и родителями.

Рязань, где весной должен был состояться конкурс юных скрипачей и виолончелистов, от Григорьевска лежит не слишком далеко, но дальше, чем Москва. При советском государственном строе Чугуновы свозили бы внучку на конкурс за счёт государства, теперь же для этого следовало, по подсказке Ларисы Корниловой, частным образом раздобыть средства. Скромный семейный бюджет Чугуновых складывался из двух небольших стариковских пенсий, выплачиваемых с задержками до полугода, и незначительных сумм от Шитиковых. Из такого ничтожного бюджета на случайные нужды выкроить деньги было трудно. Казалось естественным попросить помощи у сына, но он опять звонил редко; возможно, уклонялся от просьб родителей, так как ещё не встал на ноги. Чтобы ко времени поездки иметь необходимые деньги, Чугунов взялся собирать их заранее. Прежде всего Андрей Иванович решил возобновить отношения с местной газетой «Григорьевские ведомости», где раньше нередко печатался и неплохо зарабатывал.