Елена Ительсон - Философия чашки (сборник)

Я благодарю их за то, что они выдвинули на конкурс рассказ о моей маме.

В этом году я буду участвовать в конкурсе «Писатель года» (Я сняла сама рассказ «Ангина» с конкурса, потому в нём не участвовала.

…А стихи… Их когда-то прочитал драматург А. М. Володин и сказал: «У этих стихов будет очень тяжёлая судьба»…

– А когда вам можно будет написать?

– Что-что? Не слышу!

– А можно, я вам напишу?

– Послушай, тут самое главное: лекарства и книги. Смотри, не перепутай! Это – от желудка. Это – если вы пораните руки или ноги. Книги уже сейчас можешь раздать ребятам.

– А написать вам можно?

– Да-да, конечно, – проговорила она, задумываясь. (Цветущие деревья лезли прямо в нос своими запахами). – Ну, я пошла. Не скучай. Что Маме-то передать?

– Ничего не надо, – он вздохнул и поправил свой вечно сползающий пионерский галстук. («Обойдется без приветов, – подумал он, – некогда даже было проводить младшего сына!»)

– Ну… пока? – она выдержала паузу и помахала рукой.

Так он и не узнал, можно ли писать своей попечительнице, да так, чтобы Мама ни о чем не догадывалась.

…А Мама несла по запыленной улице свой хитрый скарб: сумки, полные продуктовыми заказами. Пришла домой, рассовала сумки по углам, чтоб никто ничего не видел. Вовремя рассовала. Без звонка вошла соседка (дверь в квартиру была не закрыта).

– Ну, как? – спросила Мама. – Как мое «сокровище»? Всё нормально?

– Да-да… Я сейчас посижу и пойду. Все хорошо. Он привет вам передал.

– Что-то на него не похоже, – Мама ухмыльнулась, но на всякий случай просила: – Чаю хотите? А я пока суп поза-позавчерашний доем.

– Да. Можно, – соседка выпрямилась, словно ждала дальше еще чего-то, ещё худшего, словно ее заставили бы сейчас есть этот поза-позавчерашний суп…

Чай долго заваривался и отстаивался, и в какой-то момент Маме стало жалко, что вот пришлось истратить так много заварки, а соседка ничего не расскажет, все будет сидеть и молчать, молчать и смотреть, смотреть и видеть, видеть и понимать, что не от хорошей жизни этот суп, это сиротское провожание…

– А что, Антон любит писать письма? – спросила соседка, едва отхлебнув из чашки.

– Нет… Не знаю… Мне никогда не писал, – замялась Мама.

– Но кому-нибудь пишет?

– Пишет, пишет… – вздохнула Мама, – тем, кто его пригреет. Очень доверчивый мальчик.

– А давайте, мы ему вдвоем будем отвечать, – предложила соседка.

– Не держите меня за ненормальную, – сказала Мама. – Я прекрасно знаю, что в первом же письме он попросится домой, а потом, не дождавшись, пока меня отпустят с работы, чтобы его забрать, явится сюда. Знаю я эти выкрутасы!..

Соседка увидела образцовый порядок. Так лежали повсюду на месте салфеточки и «прихваточки», что здесь не было места Антону. «А ведь она его ломает и уже сломала», – подумала соседка.

В порядок не вписывались хрупкие папки с надписями: «Рукописи. Не трогать! Убью!»

Мама заметила и с иронией произнесла:

– Это Антошкины. Горе просто. Некуда сложить. Стол уже ломится. Шкаф забит. Переписка, видите ли, с самим собой. Сочинения вольные, том первый…

– Не заходи! Не смей! Уйди! – нечеловеческим голосом закричал Антон. У него сегодня собралась компания человек в двадцать.

Они хлебали чай, зажевывая дешевыми конфетками, и говорили, говорили…

Дул ветер из раскрытого окна. Салфеточка сбивалась…

– Антоша! Я только за салфеткой… Ее постирать надо, – жалобно сказала Мама.

– Ну, не сейчас же! – он закричал на всю квартиру так, что замолчали все спорщики. И вдруг брезгливо схватил и швырнул на пол эту маленькую, кружевную белую салфетку. – Возьми! Подавись!

Дверь закрылась.

Его никто не ждал в задымленном городе. Так было задумано, что дети должны отдыхать в скучных лагерях. Без книг, без привычных друзей…

…Уходил неслышно. Бежал так, чтобы никто не заметил. Отсюда часто бежали «непонятные» дети: от еды, от уюта.

Куда бежать?

Единственная «двушка», чудом найденная в кармане, прилипла к ладони. Он позвонил соседке:

– Я сбежал. Я не могу там. Можно, я у вас поживу? Мне ничего не нужно…

Его пустили в незатейливую, заполненную книгами квартиру на Алешкину кровать. Алешка, мифический сын соседей, давно уже вырос и теперь жил далеко – то ли на Севере, то ли на Юге. Кровать была мягкая, и лежа на ней, было удобно читать и писать. Писать и читать.

Рядом, в соседней квартире, мыла полы ни о чем не подозревающая Мама. Антон чувствовал себя партизаном, спрятанным добрыми людьми на чердаке. Но от какого врага его прятали?..

– Прочитай эту книгу. Может, понравится? – ему протянули маленькую книжку.

– «Бодлер», – вяло произнес он.

…Болел поэзией долго: весь остаток школы, университет, аспирантуру. А когда его спрашивали, кто любимый поэт, не задумываясь отвечал: «Бодлер», хотя давно не перечитывал эту тонкую книгу.

– Ой, Антошка! Приехал! Слава Богу! Мы уж заждались! Валерий Петрович подумал, что поезда задерживаются, звонил на вокзал… – обрадовалась соседка.

Валерий Петрович закашлялся, поднял свое грузное тело с дивана:

– Ну, здравствуй, ученый. Я рад, рад… Читал недавно твою статью в «Вопросах философии». Хорошие такие, настоянные мысли… По дому не скучаешь?

– Нет, – отрезал Антон. – Здесь у меня нет дома.

– Антошенька, зайди к Маме. Она совсем плоха, – попросила соседка. – Там сестра твоя сидит. Они тебя очень ждут.

– Нет, нет, я не пойду.

– Антошенька, давай договоримся. Послушай меня. Мама у тебя одна. Зайди к ней, пожалуйста!

– Мне не нужна Мама, которая всю жизнь выбрасывала мои рукописи!

– Давай поговорим как мужчина с мужчиной, – вмешался Валерий Петрович. – Антон, ты взрослый человек. Ты должен уметь прощать…

– О, как хочется спать! Может быть, сегодня ляжем пораньше, а завтра… посмотрим?

– Антошенька, завтра уже может быть поздно…

– Так вот для чего вы меня ждали? Вовсе не для того, чтобы обсудить статью?! – Антон резко стал набирать номер телефона:

– Валентин?! Это Антон. Здравствуй. Я в городе. Негде остановиться. Да. Дня на три. Ну, в общем, жди. О! А код какой? Ладно, не смогу открыть – позвоню еще раз. Дети еще не спят? Ах, ты сегодня один? Чудненько!

Хлопнул дверью, ушел.

Из комнаты вышел Славик – маленький умный школьник:

– Дядя Валера, а эта схема как читается?

– Пошли, галчонок, разберемся.

Журнал «Вопросы философии» лежал у телефона на самом видном месте.

«Вот теперь сидят, наверное, и переживают, какого, мол, эгоиста воспитали, – думал Антон, – Ну не могу я ее видеть! Вот здесь у меня уже этот порядок! Никогда таким не буду! Никогда!»