Михаил Заскалько - Когда придёт Зазирка

Через пол – минутки Юрик был в порядке: икота пропала. Дедулька рассыпался в благодарностях, но я оборвала его:

– Ты можешь определить, что с Вадимом?

– Не дано нашему брату знахарство. А вот ты можешь.

– Да не могу я! Не – мо – гу!

– Ладанея может…

– Задолбали вы меня со своей Ладанеей! Если она такая всемогущая, почему не помешала?

– Слаба ещё: заклятье-то не снято. Затем вас и отправили…

– Короче: что надо делать?

– Ладушка, помнится, просто рукой водила… Дроблёные кости становились цельными, новой кожей затягивались…

Я не стала более слушать Юрика: склонилась над Вадиком. Кажется, целую вечность я проносила руку над ним, то, приближая, то, удаляя; меняла направление и рисунок движения, но ничего не происходило. В затылок мне дышал Дима, что весьма раздражало. Просто чудом сдерживала очередной взрыв.

– Ни черта не выходит!

– Ты, это… ну, расслабься, – зашептал над ухом Дима. – Ты на взводе… может это… ну, мешает…

Расслабиться? Легко сказать, а как это сделать? Мне этот поход – во как! – осточертел! Идиотская затея… Кто так делает: взяли с улицы… молокососов, навесили на уши спагетти – вы супермены! – и швырнули в эту Тмутаракань! Ежу понятно, что мы психологически не подходим для сплочённой команды… И наши Дары… как обезьяна с автоматом… Хочу домой! Хочу домой! Эй, вы! Заберите ваши подарки и верните меня на место, в Питер!..

Что это?! Перед глазами уже знакомый розовый занавес… Вновь сухая резь в глазах… зажмуриваюсь, выдавливая слёзы. Или просто моргнула? И опять «кино»: белая простынь, а на ней…

Фу! какая гадость! НЕ ХОЧУ Я ЭТО СМОТРЕТЬ!!!

Пытаюсь закрыть глаза, но они меня не слушаются, наоборот, пристально, дотошно всматриваются. С первого взгляда показалось, что это муляж скелета со всеми внутренностями, красочными, будто иллюстрация из медицинской энциклопедии. Со второго взгляда, я понимаю: это… живой скелет. И не просто чей – то, а именно Вадика. Проще говоря, я видела его насквозь, до микроскопических «деталек». Жуткое «кино»…

Я, наконец, с наслаждением моргнула – или всё же зажмурилась? – и «кино» закончилось. Дима с Юриком смотрели на меня такими глазами, точно я неделю провалялась в коме и вот очнулась. И радость и тревога сплетены в тугой жгут, изогнутый вопросом: КАК?

– Три ребра сломаны, почка отбита, внутреннее кровотечение, – слышу я свой голос и не узнаю себя: откуда эта уверенность и… спокойствие профессионального врача?! – Кровотечение устранила, остальное… не в моих силах…

– Он… умрёт? – потемнел лицом Дима.

– В этих условиях… да. Когда очнётся, его может убить болевой шок. У него слабое сердце. Обезболивающих у нас нет, гипс не из чего сделать…

– Как же… Рубашка… это, ну… баба Нюра говорила… это, ну… обереги. Почему же? – горячий, похожий на бред, шёпот Димки вдруг сменился истерическим криком: – Ты что, ненормальная!? Зачем так бить? Не могла слегка? Идиотка! ты убила его!

– Слушай, заткнись! Сам-то лучше? Хотел ведь рубануть? Хотел! Я просто опередила тебя, иначе сейчас, вот здесь, лежали бы две половинки!.. Так что заткнись! Не зли меня!

Дима с ужасом смотрел, казалось, боялся даже моргнуть; губы его по-детски дрожали, выдавая внутренний плач.

Я обратилась к Юрику:

– Помнишь, ты подарочки мне всучил? Говорил: подмоги, в крайнем случае. Вот он тот случай. И?

Юрик весь скукожился, вжался в полотенце, затаил дыхание – спрятался.

– Как это понимать?! – Схватила полотенце и вытряхнула Юрика, точно мышонка. Залопотал, воздев ручонки:

– Варуня, золотце, не гневись! Ладанеюшка, надёжа наша и защитница!.. Ты ж знаешь, сколь веков подарочкам тем… я уж не ведаю, осталась ли силушка в них чародейная, али сгинула. Вон и сорочки Нюркины пустые…

– Ах, ты, обмылок! На боже, что нам не гоже?! Совесть у тебя есть, грушеед?!

– Не гневись… я ж от чистого сердца… Думал: ежели там потеряли силушку, може тут… обретут…

Я лихорадочно рылась в своём тороке, едва сдерживаясь от злости и желания… втоптать этот сказочный персонах в снег, и поглубже, чтобы не видеть и не слышать…

Вот и он, заветный мешочек. Развязав, вытряхнула перед Юриком его подарки.

– Ну? Что мне с ними делать?

– Обломи зубок, неуверенно сказал Юрик, – кинь в сторонку… через левое плечо… Молви: Упади мягко, сделай гладко…

Я подняла расчёску, отломила зубок и, проговорив нужные слова, бросила влево, метра на два. Упал на снег, как спичка, полежал секунду-другую и… провалился.

– К землице пошёл! – несказанно обрадовался Юрик.

– А если здесь снегу как в Антарктиде? Сколько лет эта щепка будет идти до землицы?

– Погодь чуток, – отмахнулся Юрик, не отводя глаз оттого места, где провалился зубок.

Мы подождали минуту, вторую третью…

– Голый Вася, – упавшим голосом сказал Дима. – Варь, может это… ну, ещё один?

Я потянулась отломить второй зубок, но замерла на пол – пути: там, где провалился зубок, снег зашевелился, чуть вздыбился и, наконец, лопнул, отвалился кусками в стороны, а из глубины высунулась… настоящая ветка берёзы. ЖИВАЯ! Она была небольшой, сантиметров десять, листочки крохотные, бледно – зелёные.

Вот ведь была уверена: уже привыкла к сказочным чудесам, как к реальной жизни, но эта веточка так поразила, что я долго ещё пребывала в полушоковом состоянии. Дима, думаю, тоже. Пожалуй, нас поразил не сам факт чуда, а именно берёзовая живая веточка… Мы уже изрядно устали от снега, временами казалось, что мы блуждаем по этому белому безмолвию не часы, а недели, месяцы… И вдруг такое… словно веточка-посылка из далёкого дома…

Юрик забавно всплескивал ручками, что-то выкрикивал на непонятном языке и… обливался счастливыми слезами:

– Есть силушка! Не исчезла!..

Когда мы с Димой, наконец, пришли в себя, то кинулись к веточке, плюхнулись рядом и, точно безумные, принялись разгребать снег вокруг неё. Чем глубже, тем толще становилась веточка, бледнее листочки-иные вообще завядшие и опадали от малейшего прикосновения. Мы и не заметили, как вырыли яму глубиной около двух метров. Веточка на самом деле являлась макушкой дерева: всё время, утолщаясь, ствол уходил в глубь снега. Зелёное чудо было недолгим: минимум через десять минут листочки скукожились и осыпались, а вскоре и сам ствол погиб. Обычное давно высохшее дерево. Дрова, одним словом.

– И на этом спасибо. Сделаем шины Вадику, раз гипса нет. Да и костёрчик не помешает.

Топора у нас не было, поэтому Диме пришлось орудовать мечом. Получалось не хуже. В следующие час или два – трудно сказать, ибо время стояло, – мы трудились как пчёлки. Сперва Дима вырубил две метровых чурки, которые расколол на дощечки, затем мы раздели Вадика до трусов – он всё ещё был безсознания – и наложили шины. Я ещё раз заглянула внутрь Вадика – на этот раз без особых усилий и глазной боли, и без отвращения, – выпрямили его тело так, чтобы сломанные рёбра состыковались в местах разломов, обложили дощечками и стянули полосками разрезанного полотенца. Юрик, скрепя сердцем и со слезами, расставался с подарком.