Игорь Поляков - Пространства

– Хай, Энди! – передо мной улыбалась красавица Ника. В эту же секунду я забыл обо всех на свете. Вот это удача!

– Привет, Ника. Отлично выглядишь! – оценил я девушку, которая заслуживала оценки «сногсшибательно». Оказывается, юбки, как у «Мисс Киряевск-89», чем мне позже похвалился довольный собой Генка, уже вовсю входили в моду, но главное – какие ноги ходили в этих юбках! А это были ноги Мисс-Университет-Этого-Года Ники Севастьяновой.

– Спасибо, Энди, – она улыбнулась мне улыбкой американской мечты. – Что-то ты грустный?

– Как можно радоваться, когда солнце взошло только сейчас? – Ника оценила мой подхалимажный экспромт и, улыбнувшись еще ярче, спросила:

– Надеюсь, теперь тебе стало светло? – ей явно понравилась моя игра. Что ж, рыбка клюнула – вечер все-таки задался! И это моя награда. Я взял Нику под руку, и мы пошли в дом, по дороге обсуждая последний университетский вечер, где она дебютировала как певица.

Вскоре родители Геннадия уехали на служебной машине отца. Мясо было замочено. Стол накрыт. Это был просто волшебный стол! Начало девяностого года, а на столе – бутерброды с красной икрой, сервелат, колбаса «Московская» и еще многое другое, то, что в последние годы я не всегда ел даже по праздникам. Вот он – победивший социализм в отдельно взятой… семье. Но особых идеологических противоречий у меня не возникло, а желудок вообще как-то по-рабски сдался, так и не выказав к этой партийной роскоши никаких диссидентских взглядов.

За столом мы с Никой продолжили пустой треп, ей было даже смешно. Я уже и забыл и про леди Натали, и про Генкину «Мисс Киряевск-89», да и не заметны они были в этой чужой для них компании. Все застолье мы с Димоном соревновались в тостах. Через пару часов все тосты были сказаны, шампанское допито, портвейн давно начат. Пришло время танцев. Но сил и желания танцевать у меня не осталось, так что Ника была все же проиграна мною королю рок-н-ролла Димону. От шампанского, вина и близости камина голова шла кругом, и, наплевав на всех богинь мира, я бухнулся на скрипучий диван. Мисс-Город-Будущего-Года и Димон блистали. Мне было приятно на них смотреть. «Хорошо, что не облажался», – от этой мысли мне совсем расхотелось танцевать, я стянул со стола чей-то недопитый фужер с портвешком и опустошил его. Стало противно, я закрыл глаза и задумался о чем-то вечном, наверное, просто ни о чем. Все уже совсем развеселились. Каминный жар распарил меня, и я решил выйти на улицу.

Дверь – граница. Делаю шаг в новый мир. Боже, как хорошо! Февральский вечер был скорее похож на ранне-апрельский. Бесконечное ночное небо, далекие звезды, а воздух за городом необычайно свеж. Я глубоко, очень глубоко вздохнул, сразу же стало легче. Новый мир показался весьма привлекательным, по крайней мере, не душным. Я постоял так минут пять. Очень не хотелось возвращаться в тот, старый мир, но я подумал: «Нет, старина Энди, ты еще должен показать, чего стоишь. Веселее, дружище!» Я повернулся, рванул дверь на себя и…

С той стороны, где шумела музыка, воздух был жарок, словно из параллельного мира, на меня свалилась… Красная шапочка. «Ой, а я совсем забыл про мечту Иглесиаса…» Она, наверное, испугалась, потому как на мгновение прижалась ко мне, точно существо, шагнувшее в неизвестность, в иное измерение. Существо не понимало, что происходит вокруг, но вдруг ощутило какое-то родное и знакомое тепло, за которое можно ухватиться и быть в безопасности всю оставшуюся жизнь в новом и пока чуждом мире. Дверь захлопнулась. Стало тихо. Где-то продолжала петь лесная птица. Я почувствовал неловкость, но мне не хотелось отпускать Красную шапочку даже на мгновение. Теперь и я окончательно оказался в новом мире; и мне так же, как и этому существу, захотелось удержаться, зацепиться в окружении ночной бесконечности за свое, родное, то, что невозможно объяснить словами, но можно ощутить всем сердцем, спасительное тепло. Мы простояли эти мгновения, которые решали участь Вселенной, невольно прижавшись друг к другу. Наташа подняла на меня глаза и тихо рассмеялась. Мне тоже стало смешно, весь бесконечный стресс этого дня улетучился, и я неожиданно для себя предложил: «Пойдем потанцуем».

В доме громко надрывался Пресли. Но тут закончилась сторона кассеты и музыка оборвалась. Стало очень тихо, кто-то переставлял кассету. Несколько секунд мы так и стояли молча. Моя леди Натали (а чего это, собственно, она моя?) стояла, уткнувшись носом в плечо. «Опьянела», – подумал я, но… заиграла музыка. Что-то медленное. Я не смотрел вокруг, мы просто начали танцевать. Вдруг леди Натали заговорила. Она о чем-то долго рассказывала. Я слушал. И молчал. И не понимал, что происходит. Мне показалось, что танцевали только она и я. Света не было, только каминное пламя поблескивало оранжевым светом по стенам, оставляя на них расплывчатые тени. Не знаю, сколько времени это длилось. Мне потом сказали, что мы продолжали танцевать, когда закончилась кассета и все вышли на улицу за шашлыками. Может быть, мы слышали одну и ту же мелодию где-то внутри нас?

Потом мы пошли гулять по поселку. Дошли до речки. Удивительно, но уже в начале февраля лед на ней тронулся и теперь тихо плыл по реке. Не было даже ветерка. Но свитер леди Натали не был таким уж теплым, я заметил, что ей зябко, стащил с себя свой и напялил на нее. Было забавно, она засмеялась и состроила смешную рожицу. Я даже и не помню, о чем мы говорили тогда. Я наверняка рассказывал о своих глупых мечтах, глядя ей прямо в глаза. Она слушала меня и улыбалась – глазами, всем лицом. И мне захотелось обнять ее и прижать к себе так сильно, чтобы стать с ней одним целым и остаться на этом месте навсегда. Но я даже не поцеловал ее в тот вечер. Странно – мне было просто хорошо. Ни счастливо, ни громко, вообще кричать не хотелось, а просто было хорошо в ту ночь у ожившей после зимы реки…

…Меланхоличный дождь, как старый уставший тапер, по-прежнему играл на подоконнике свой блюз. Пожилой клен за окном подыгрывал ему, шелестя молодыми листьями, и прозрачная занавесь продолжала неспешный танец с уличным ветром. Третья пара уже давно прошла. Впрочем, с ней прошли и все наши пары. Завтра начинается подготовка к экзаменам. А через месяц – выпускной. Она будет в шитом на заказ платье с воздушными цветами весны – я увидел его на ней пару часов назад. А сейчас мы говорим обо всем подряд. Она шепчет мне на ухо что-то веселое и пустое. Смеется. Нам тепло вдвоем и спокойно. Вероника уехала на неделю домой – а значит, мы можем никуда не спешить и наслаждаться только тем, что опять вместе.

В кафе заходили завсегдатаи. Кто-то из знакомых подходил ко мне похлопать по плечу и поприветствовать «amicone [9] Amicone ( итал. разговорный ) – дружище. Andreo», я улыбался им в ответ. Старик подлил мне еще немного вина и подо двинул чашку с душистым капучино. Мы оба смотрели на фотографию, с которой и начался разговор. Я отпивал маленькими глотками то вино, то кофе, смотрел на фото и пытался сообразить, не забыл ли я отметить какую-нибудь важную деталь. Дон Франческо наслаждался любимым свежевыжатым соком и с улыбкой не то отца, не то деда о чем-то рассуждал сам с собой, поглаживая пальцами первое цветное фото из моего альбома.