Игорь Поляков - Пространства

– Лешка, сделай для меня, а? – он подмигнул и ответил:

– Для тебя, старина!

И его сакс волшебно заиграл «Натали», ту самую «Натали» из Генкиного магнитофона в машине. Мы танцевали и молча смотрели друг на друга. Вдруг она крепче обняла мою шею и с улыбкой, глядя прямо в глаза, сказала:

– Рыцарь мой дорогой, мы никогда не говорили о нашем будущем сразу после университета.

Странно, для меня это было всегда так естественно. Глупо, наверное, просто каждый день мы бывали с ней вместе: то на занятиях, то в ее комнате, то у меня дома или просто гуляли по городу, особенно весной и осенью. На лето она уезжала домой, но я приезжал к ней. Мне очень нравилось гостить в ее шумном и теплом доме. Да и вообще, у меня всегда было ощущение ее присутствия. Даже если ее не было рядом, она была рядом. О чем бы я ни думал про себя, я слышал ее ответ, интонацию, видел ее взгляд. Я знал, как она может прикоснуться ко мне, как посмотреть, о чем промолчать… Но тут в голове стали всплывать мои планы покорения мира, где, конечно же, она была королевой, но королем был все-таки я. И вот теперь моя королева задала мне этот вопрос. Я не нашелся, что сразу ответить, и из меня вырвалось:

– Так ведь мы же поженимся… – ее это очень удивило, и она на мгновение замолчала, потом лукаво так улыбнулась и сказала:

– Ты делаешь мне предложение?.. – все сразу пошло совсем не так.

Мы остановились. Она смотрела на меня, я на нее. Леша закончил «тему» и заиграл что-то бодрое. Мысли гонялись одна за другой. Вокруг все танцевали, а мы продолжали смотреть друг другу в глаза. Я взял ее за руку и повел на улицу. Все придуманные фразы, нужные и ненужные, пропали разом.

Что-то творилось в ее душе. Я знал это и был уверен, что она долго готовилась к этому вопросу. А тут еще и я ляпнул невпопад. Что же говорить?.. Мы вышли на крыльцо. Она зацепилась за что-то высоким каблучком, но я подхватил ее и крепко прижал к себе. Ее сердце сильно стучало, я провел рукой по волосам, пахнущим свежестью и яблоками. Вечер был теплым, стоял запах сирени, стрекотали июньские сверчки, а легкий ветерок обдавал прохладой. Словом, такой вечер может быть только в нашем городе. Мы сели на скамейку неподалеку. Говорить ни о чем не хотелось. Я не выпускал ее руку.

Наташа подняла глаза к небесам. Мне показалось, что своим взглядом она зажгла все звезды этого июньского неба. А я смотрел на нее, и сердце мое колотилось. Она улыбнулась и неожиданно, не поворачивая ко мне головы, спросила:

– Андрюш, а ты бы мог достать мне во-он ту звезду, а?

– Какую? – машинально переспросил я и тоже посмотрел на небо.

– Да во-он ту! – повторила она и показала своим изящным пальчиком на какую-то, ведомую только ей, звезду.

Я смотрел на светлое июньское ночное небо и очень хотел увидеть то же, что видит она, но у меня не получалось.

– Зачем мне какая-то звезда? Вот моя звезда, – сказал я и обнял ее покрепче, поцеловав в шею. Но она не обращала на меня внимания.

– Да нет же, Андрюша, я же себе прошу. Так достанешь мне эту звездочку? – спросила она еще раз, но как-то серьезно, и заглянула в мои глаза. Я поцеловал ее уже в щеку и ответил шутя:

– Достану! И ту, что рядом. И ближайшие две тоже. Все для тебя достану! – еще крепче обнял ее и положил свою опьяневшую голову к ней на плечо, мне было очень спокойно.

Она молчала, потом почти шепотом позвала меня:

– Андрюш… – я поднял голову, ее глаза были прямо перед моими, а тихое дыхание наполняло мое сердце радостью.

– Что? – также шепотом спросил я и улыбнулся, мне очень хотелось поцеловать ее в губы.

– Андрюша, ты можешь выслушать и ничегошеньки не говорить? – глаза опять улыбались.

– Да, – ответил я и все-таки поцеловал в губы, она засмеялась.

– Левка, я серьезно! – мы часто называли друг друга по прозвищам от наших фамилий: я – Левкович, а она – Антонова – Тошка-Антошка.

– Я тоже серьезно, Тошка, – и еще раз прикоснулся к теплым губам. Мне словно бы не хватало воздуха без ее дыхания, она почувствовала это и всей своей нежностью отдавала мне тепло и трепет губ. Секунды длились вечность или вечность длилась секунды. Наталья погладила меня по щеке, посмотрела куда-то глубоко в глаза, приложила палец к моим губам и загадочно прошептала:

– Тише. Тише… У нас еще целая вечность… – она провела пальцем по губам, я затаил дыхание и, как загипнотизированный, следил за ее взглядом. Вдруг она засмеялась, потрепала меня по щеке и сказала: – Дурачок, ну я правда хочу с тобой поговорить, – и чмокнула в лоб, как ребенка. Теперь и мне стало смешно.

– Ладно, заслужила. Все, давай говорить. Говорим.

– Нет, говорим я. Ты слушаем. Обещай, что ты не перебиваем.

– Обещаем.

– Хороший мальчик, – сказала она и в награду поцеловала в губы.

Кругом было тихо, только по-прежнему стрекотал сверчок, а неподалеку по дороге проезжали редкие машины и троллейбусы. Я опять взял в руку ее ладошку, ей, верно, стало спокойнее, и она начала:

– Тебе Генка ничего вчера не говорил на вашем мальчишнике?

– Да вроде бы ничего… – я попытался вспомнить, говорили ли мы вчера о чем-нибудь. Этой ночью у нас был свой «выпускной» с ребятами, которые жили в общежитии.

– Ладно, я так и думала. Слушай… – она говорила быстро, взволнованно, глядя куда-то перед собой. Видно было, что она долго готовилась к этому разговору – каждая ее фраза была продумана:

– Примерно два месяца назад я была в гостях у Геннадия дома. Его родители расспрашивали нас об учебе, о планах. Знаешь, для меня все всегда было ясно: место учителя в папиной школе ждет меня уже пять лет. Вероничка – натура творческая, увлекающаяся, так что школа – это не для нее. Впрочем, ты же знаешь, она уже два года параллельно изучает менеджмент на экономическом. Уж что-что, а руководить людьми и считать деньги она умеет и любит. А Генка… – я ее перебил:

– А что Генка? Мы же вместе собирались…

– Левка, ну ты же обещал! – она одернула меня за руку.

– Все. Молчу, – и блаженно вернул голову ей на плечо.

– Да, он что-то упоминал о твоих задумках… В общем, поговорили мы, поговорили, чай попили. И тут Евгений Федорович говорит: «Вот что, ребятки, есть у меня друг, учились вместе. Потом по партийной линии служили. Сейчас он серьезный человек в Ленинграде. Позвонил он мне после Нового года и сообщил, что есть в его кругах заинтересованность открыть в Ленинграде со временный частный институт высоких технологий. Есть средства, западные инвесторы. И нужны ему молодые кадры. «Я, – говорит, – слышал, сын твой университет заканчивает по этой части. Буду, – говорит, – Федорыч, рад помочь. Может, у вас там еще толковые ребята найдутся?» Мы смотрим на Генкиного папу и не понимаем. А он продолжает: «Итак, молодежь, институт уже открыли. С осени первый набор. Зарплаты высокие, перспективы далекие, командировки заграничные. Так что, Наталья, – это он ко мне обратился, – сообщай побыстрей своему Андрюхе. Получайте дипломы, к августу отыграем ваши свадьбы и… вперед в город Петров! Может, Генка, и ты, наконец, человеком станешь: в аспирантуру поступишь, защитишься. А Афанасич подсобит. Вон, Вероничка, умница наша, второй диплом на днях получает!» Мы опешили! Никто и слова не мог вымолвить. Знаешь, я хоть в тот момент и не поняла всего, но мне вдруг показалось, что внутри каждая петелечка, каждое колесико, как в часах, разом встали на свои места. Настолько все это было правильным.