Татьяна Янушевич - Коробка с пуговицами. Рассказы

– …Около меня остановился и говорит: «Вы меня видите?» Я опешил, но сразу снял очки, будто подчинился. А он молчит, молчит. Такой вроде не должен прогнать. Молчит… Вдруг протянул руку: «Вадим Суховерхов. Есть возможность завтра выступить на концерте. Приходите вечером в филармонию поговорить, у меня будет репетиция».

Позднее Вадим пересказывал:

«Приходит вечером. Без баяна.

– …?

– Вы же пригласили поговорить.

…Действительно, с какой стати? Он же профессионал. Довольно разговора. Впрочем, я не сомневался, что будет успех. Вот Эмский проиграл мне накануне весь свой репертуар, а на концерт не явился, мать твою, запил. Потом приходил извиняться».

Женя не стал у нас отсыпаться, поехал к себе в пригород, где снимает квартиру. Оставил баян и кофр с костюмами:

– Завтра заберу.

День, два, неделя… в общем, как настоящий артист, он сделал о-очень большую паузу. Мы уж и не знали, что подумать. Хотя догадаться на самом деле было несложно. Ну, а какой эпилог мог получиться у этой «святочной» истории? Он давно описан в классической литературе: разочарование – на российский манер, или «нетерпение сердца» – на западный.

Да, еще ведь должен был появиться эпизодический герой. Бобровая шуба, которую Автор сбрасывает со своего плеча на спину подопечного. Я сбросила с нашего семейного плеча полушубок, который здорово выручал меня, Вову, Мишу, – все же здесь не Приморский край.

Скоро месяц, как мы с Женей почти каждый день распиваем чаи на нашей кухне. Беседуем. Иногда он привозит настоящего молока из своего пригорода. Или добавляет к общей трапезе кусочек сыра на заработанные в переходе денежки.

Вот на этом, не заглядывая в будущее, и оставим точку.

Фирменный поезд «Сибиряк», кроме купейных, возит два плацкартных вагона. Между собой их различают «ковровый» и «бесковровый». Ну и по цене соответственно. Старая рядовая интеллигенция выбирает «бесковровый».

Анна Матвеевна всегда немножко нервничает перед отъездом. Московские приятели подшучивают над такой провинциальностью, но покорно тащатся провожать и еще минут сорок торчат на перроне. Впрочем, радуются, потому что выкраивается внутри житейских забот вольный момент будто бы из былой бравой молодости. У кого-нибудь обязательно оказывается фляжка с ее любимым коньком. Пьют из горлышка, хохочут, курят.

В этот раз Анна прилетела на похороны старинного общего друга. Поэтому веселья не было. Расцеловались. Проследили, как ее подростковая фигурка в смешном, не по возрасту полушубке поднялась на площадку тамбура, обернулась, постояла, прижав кулачки к подбородку, встретилась взглядом по порядку с каждым, махнула рукой, чтобы уже шли, и скрылась. Да и холодно было на исходе ноября.

В вагоне Анна Матвеевна сняла полушубок, оставшись в брючках и свитере. Придвинулась к окну, достала книжку.

Напротив, за столиком сидела девушка. Тоже в свитере и брюках, тоже листала книгу. Надо же, учебник по математике. Светленькая, челка свесилась на глаза. Выпятив губу, дунула вверх, челка разлетелась, и на миг стрельнул из-под нее пытливый зрачок. Разведка показала, что можно отодвинуть занавес рукой, выйти из укрытия.

Женщины обменялись взглядами – примерно так мимоходом на улице сверяются они с отражением в стекле витрины.

– Девчонки, мы пока посидим тут у вас? Ой, простите…

В общем да, с лицом уже не ошибаются, – подумала Анна Матвеевна. Хотя были у ней еще яркие, длинно размеченные глаза, были темные брови вразлет, стрижка под пажа. Резкая на черном седая прядь могла сойти за нарочно покрашенную, будь она помоложе. В ответ улыбнулась. Девушка вмиг опустила челку.

К ним в боковой отсек набились парни в военной форме, сели на лавки тесно. Ну, конечно, дембели возвращаются домой. Моего раньше привезли… Живой. Мариночка дождалась…

Пахло сапожной ваксой, сырым брезентом, заскорузло шаркали бушлаты, когда терлись соседние рукава. Лица были как будто плохо промыты, они стояли в нахохленных воротниках довольно угрюмо. Как у сильно уставших крестьянских мужиков. И почти не различались.

Чего-то все ждали. Может, еще какого-то дополнительного приказа, может, просто отхода поезда. Тихо и коротко сообщали друг другу:

– Чечня. Десантная часть, номер…

– Калининград, погранвойска…

– Чечня… номер…

– Северный флот… Чечня…

И так далее. Вроде как и не знакомились. Без эмоций, без рукопожатий. Иногда назывались местности и цифры… Анна охнула, догадываясь, – это место боя и число потерь.

По проходу торопливо проталкивалась лоточница в фартуке поверх пуховика:

– Кто еще забыл купить мороженое?..

Воины стали шарить по карманам.

– На тебя брать?

Теперь сидели и ели. Как дети. Один достал чайную ложку и съел свое очень быстро. Сгрыз стаканчик. Ложку облизал. Протянул соседу:

– Надо? Так удобнее. Из дому еще захватил. Видишь, подписана. Не расстаюсь с ней.

Поезд дернулся. Раз, другой, заскрежетал…

– Успел примерзнуть.

Хозяин ложки посмотрел на ручные часы. Ровно через пять минут – снова. И словно все ждали-таки команды, молча поднялись и схлынули.

Анна взяла сигареты и пошла курить. Из тамбура в дверь рванулся белесый дым. Она сноровисто скользнула в толпу бушлатов. Солдаты передавали друг другу бутылку водки. Пили, держа палец на условной отметке. Никакого смеха. Те же короткие сообщения. Доложил, отпил, передал следующему. Анне хотелось быть среди них. Но и неловко как-то.

Вернулась. Якобы уткнулась в книжку. Девочка, надо же, еще что-то усердно писала в тетрадке.

– Задачи решаешь?

С ней рядом устроился владелец домашней ложки, что лежала теперь на столе, мельхиоровая, с витой надписью. Парень уже снял куртку. В гимнастерке с белой полоской подворотничка выглядел совсем юным. Каким и был на самом деле.

– Хочешь, я тебе все решу? Для меня это семечки…

– Нет, я люблю сама. И потом, экзамены-то мне сдавать!

Наверно, был смышленым школяром, смотрела Анна Матвеевна, чубчик все теребит. Стесняется вряд ли.

– Где учишься?

– В универе. Новосибирском. На мехмате.

– Клево. Я тоже буду поступать. Не выбрал еще куда. Хочется только домой!

– А где ты живешь?

– На Урале. Вот ночью сойду в Екатеринбурге, потом автобусом три часа. Может, попутка будет. Пешком бы побежал!

– Чё, задачки решаете?

Подсел тощий жилистый паренек. С половиной узкого лица. Вторая упрятана в бинты между марлевой шеей и шапочкой на голове.

– Не боись! Там все будет путем. Даже глаз на месте. Хочешь, дырочку проковыряю?

Подошли четверо ребят. Анна хотела прижаться совсем в угол, но вовремя сообразила: еще двое несли бутылки, общипанную буханку хлеба.

– Подождите, пожалуйста.