Станислав Былич - Омут-душа. Рассказы, стихотворения

Но я, проглотив тот ком, что мешал дыханию, сказал первую фразу, которая пришла мне на ум: «Как тебя зовут?» Она улыбнулась и мимикой показала, что не понимает. «Ты не слышишь меня?» – более уверенно слетело с моих губ. Она повторила предыдущее. Я понял, что она не слышит, и это, конечно, расстроило меня. Ведь как без слов общаться? Речь ведь это самое главное между людьми, главный способ общения. Мне понравилась эта девушка, а я даже не могу услышать её голос, не могу поговорить с ней. И может быть уже никогда не смогу. Так и сдохнем здесь, не сказав друг другу ни слова! Что за несправедливость! Лучше бы её вообще здесь не было! Зачем я всматривался в эту стену!

Она продолжала стоять и смотреть на меня, но уже не так напряжённо, а я, чувствуя безысходность, отвернулся от стены и стал импульсивно рыскать по комнате. Я стучал по стенам в надежде нащупать в них полости, подбежал к окну, облачённому в тяжёлые грязно-красные шторы, резко одёрнул их, но проём оказался заложенным кирпичом. Я пнул по нему ногой, но кирпичная кладка была неприступна… Я впал в ярость, моё состояние перешло на новый уровень, уровень истерии, панической злобы, безнадежной, отчаянной злобы. Бессмысленное состояние. Состояние зверя, помещённого в клетку, лишённого свободы, но не лишённого сил. В нём просыпается природный рефлекс борьбы, борьбы с любым врагом, бессмысленной борьбы, отчаянной борьбы за свою жизнь, за всё то последнее что у него осталось.

А у меня остались эти несколько кубометров пыльного воздуха, старые книги и газеты, проклятая стеклянная стена и ангел с большими светлыми глазами, от которого она меня отделяет, не даёт приблизиться, дотронуться, почувствовать, услышать. Всё, что было до этого, всё, что осталось за пределами комнаты потеряло смысл и не имело сейчас никакого значения. Только я, только она, только стена… И всё моё естество, вся моя природа толкали меня на эту борьбу, дикую, бессмысленную, но единственно важную во всей моей жизни!

Здесь тяжело дышать, пыль и спёртый воздух делают своё дело. Я упал на колени, стараясь втягивать воздух носом, и ближе к полу, чтобы в лёгкие попадало меньше пыли.

В поле моего зрения попала старая деревянная табуретка, и я как баскетболист, чувствуя приближающийся сигнал сирены, собрал последние оставшиеся силы, схватил её и изо всех этих сил бросил, как будто через всю площадку, в проклятую грязную стеклянную стену. Это стало апогеем моей истерической, кажущейся бессмысленной, борьбы. Старая табуретка с грохотом влетела в стекло. На долю секунды я замер, видя и осознавая, что запустил её прямо на уровне ангельского лица, наблюдающего за моим безумием. Я так увлёкся борьбой, что на мгновение забыл самую её первопричину. В моей голове в ту долю секунды промелькнула картинка, будто табурет пробивает стекло и летит в её голову. Но картина оборвалась, не дойдя до финала в тот момент, когда табуретка с грохотом ударилась о стену и разлетелась вдребезги. Она не пробила стекло и не полетела дальше, не ударила девушку. Но убила последнюю надежду… Стеклянная пропасть продолжала разделять нас. Я без сил рухнул на софу.

Я поднялся с софы, смахивая с брюк пыль. На мгновенье я забыл, где я, и что происходит, но тут же пыльный спёртый воздух, ударивший в нос, вернул меня в реальность. Реальность продолжала быть кошмарной. Опостылевшая мерзкая комната, грязные стены, разбросанные газеты. И полумрак, постоянный полумрак, постоянно одно и то же время суток – ночь. Ночь, сопровождаемая самым отвратительным, чем только она может сопровождаться – тусклым, но бьющим в глаза омерзительным жёлтым светом маленькой лампочки.

Я сел спиной к стене в той её части, где она была грязной, но чувствовал её взгляд, спинным мозгом. Я чувствовал её дыхание, я чувствовал её. Мне казалось, что я сейчас закрою глаза, подумаю о чём-нибудь хорошем, и стена растворится, и я провалюсь в её комнату. Я закрыл глаза и подумал о том, что сейчас может твориться снаружи, что делают и о чём думают люди, которые привезли меня сюда. И кто эта девушка? Может быть она специально подсажена ко мне и она заодно с ними? Вряд ли… В её глазах я видел искренность, я видел любовь. Хотя, это могло быть просто хорошей актёрской игрой. Ведь есть же декорации, почему бы и актрисе здесь ни быть…

Я боюсь повернуться к стене. А что, если я повернусь, а её там не будет. Вдруг её уже увезли отсюда. Опять этот страх, опять эта боязнь сделать важный шаг. Бездонный потолок давил на меня и прижимал к полу. Я хотел есть, хотел пить, хотел уйти отсюда. Но всё это казалось мне невозможным теперь. Меня совершенно точно бросили сюда на верную смерть и теперь наблюдают за этим процессом, да ещё и красивую девушку подсадили через прозрачную стену, чтоб совсем меня добить.

Я чувствовал, что спиной протираю стену от пыли и она, наверное, видит это. Я повернулся и увидел, что она лежит на полу, она постелила на ковёр накидку с софы. Видимо она здесь дольше, чем я и уже немного освоилась. На полу, наверное, прохладнее и поэтому она так спит.

Она спит тихо, я не слышу этого из-за стены, но чувствую. Накидка большая и покрывает, чуть ли не половину пола, поэтому она лежит свободно, раскинув волосы по сторонам. Боже, прекрасное зрелище. Казалось бы, подумаешь, спящий человек, но помните про двор и завязанные глаза? Человек иногда попадает в такие ситуации, при которых привычное становится новым, загадочным, удивляющим, незаметное – гигантским, глобальным и всецело поглощающим тебя. Я сидел и смотрел на нее, наверное, пару часов. Она спала, не шевелясь, и только иногда поворачивалась на спину, и при глубоких вдохах воздух наполнял её грудь, и она приподнималась, принимая очертания, которые не могли оставить равнодушным ни одного мужчину, тем более меня.

Я смотрел, не смыкая глаз, и уже начал забывать о том месте, в котором находился, но тут щелчок в замке заставил меня встать и обратиться к двери. В комнату вошёл охранник, тот самый который вежливо проводил меня сюда. Он бегло осмотрелся, бросил взгляд на стену и спросил: «Вам что-нибудь нужно?» «Мне нужно домой, – вырвалось у меня. – Я хочу есть и пить, и вообще…» Я хотел спросить про то, зачем меня тут держат, но охранник не дослушав, достал из пакета колбасу, хлеб и пиво.

Вид колбасы произвёл на меня необъяснимое впечатление. Это неописуемое состояние. Я чуть было не набросился на неё, но старался вести себя достойно. Он положил еду на столик, ещё раз бегло осмотрелся и направился к двери. «В чём дело?! – крикнул я ему в спину. – Зачем меня здесь держат, и кто вы такие?! Вы меня убьёте?» «Я не могу Вам этого сказать», – и он вышел также спокойно, как и входил.