Станислав Былич - Омут-душа. Рассказы, стихотворения

Мною овладели злость и ярость. Я резко обернулся к стене и крикнул: «Тебе они тоже ничего не говорят?!» Но она спала. На мгновение я подумал, что она слышит меня. Она не слышала…

Я сел на софу и стал есть. Голод не лучший товарищ. Колбаса казалась нереально вкусной, я бы съел тонну. Я ел и временами поглядывал на девушку за стеной, она всё ещё спала, но я чувствовал, что скоро она проснётся и увидит, что я ем. Мне стало не по себе, ведь она, наверное, голодная, ей ничего не приносили. Или я просто не видел. В любом случае мне сделалось не по себе. Не то, чтобы я старался быстро доесть свой скромный обед тайком от неё, скорее наоборот, я смаковал каждый кусочек этой необыкновенно вкусной колбасы. Никогда раньше не задумывался над её вкусом. Колбаса да колбаса, ничего особенного. Но это опять из той темы со двором.

Я сел спиной к стене, я не мог успокоиться. Меня раздражало всё. Раздражала моя беспомощность, всеобщая неопределённость! Ради чего это всё?! Для чего меня сюда посадили, и наблюдают за мной? С другой стороны, что было бы, если бы я вчера дошёл до дома. Лениво переоделся бы, лениво поужинал, чем пришлось, и принялся продавливать диван как обычно? Ну вот, даже от мыслей об этом организм начинает впадать в сон, надо же было выработаться такому рефлексу. Вот сейчас, только подумал о диване, так сразу глаза начали закрываться.

Но только я об этом подумал, как тут же спиной почувствовал вибрацию. Резко обернулся, и увидел её ладонь за стеклом напротив моего лица. В её комнате был полумрак, но я хорошо видел её. Она сидела на полу, скрестив ноги, максимально близко к стене. Я сел так же. Пытаясь вслушаться в звуки окружающей обстановки, я напряг свои уши и каждой клеткой своего тела пытался уловить малейшие вибрации, исходящие от предметов, от стены. Мы сидели так долгое время, глядя друг другу в глаза и рисуя на стекле разные фигуры и слова. Например, она нарисовала сердце, я улыбнулся и пронзил его стрелой. Она улыбнулась и добавила по бокам «Я» и «тебя». Я написал «Почему?» и глупо заулыбался. Она пожала плечами. Исписав всю поверхность в пределах вытянутых рук, мы вскочили и принялись наперегонки выводить разные вопросы в других частях стены. «Давно ты здесь?», «Тебе приносили еду?», «Кто эти люди?» и другие подобные стихийные вопросы заполнили большую часть поверхности стены. Но мы только задавали вопросы, почти не отвечая на них. Урывками мы читали зеркально перевёрнутые надписи и отвечали либо жестами, либо подписывая короткие слова рядом. Но в целом, этот диалог не был информативным, скорее это был выброс эмоций. Отчаянный, но трогательный и хранящий надежду.

Нас окружали пыль, грязь и неопределённость. Полное отсутствие времени и пространства, почти полная невозможность общаться и тем более помочь друг другу. Временами она подходила к стене и прикладывала ладонь, я подбегал и прикладывал свою, или водил по ней пальцами, представляя, что на самом деле касаюсь её. Но пальцы мои касались холодного стекла, и я поднимал взгляд и смотрел ей в глаза, кричащим отчаянием. Её глаза отвечали тем же, но казались более оптимистичными. Это был наш диалог, это был наш язык, наше общение. Это стало нашей маленькой, запертой в душной камере, жизнью. И о том, что может быть другая, мы почти забыли. Только глаза, только ладони, только проклятая стена…

Мы опустились на колени и прислонились к стене головами, как, если бы они касались друг друга. Я спросил её: «Ты когда-нибудь задумывалась о судьбе?» И написал на стекле «Судьба?». Она утвердительно покачала головой и написала «А ты?». Я написал «Раньше нет, теперь да». Она показала жестами, что хочет спать, я одобрительно покачал головой, и она легла на софу, накрывшись накидкой.

Я сел на пол, спиной к стене и погрузился в мысли. Ведь я действительно не задумывался раньше о судьбе, фатальности, неизбежности. А что, если всё в моей жизни закономерно? И не просто закономерно, а спланировано, выверено кем-то свыше. Я жил до этих событий спокойной, но скучной жизнью. Носил яркую одежду, смотрел яркое кино, но сама-то жизнь была серой и тусклой! Не было в ней смысла, только движение. Примитивное движение вперёд, такое движение, которым обладает щепка, плывущая по ручью. Но разве это движение? Хотя у щепки, наверное, тоже есть судьба. Судьба быть ведомой ручьём. Ведь может подуть ветер и её прибьёт к берегу, может упасть камень и ручей перекроет. Да и, в конце концов, ручей может просто пересохнуть. Щепка не совершает самостоятельных действий, она ничего не делает, но в то же время она постоянно подвержена влиянию внешнего мира. А это тоже действие. Это роль. Это значение. Это смысл.

До этого дня я был щепкой в ручье моего города. Но подул ветер, и меня прибило к каменному берегу. Я увидел свой ручей с другого ракурса. Я почувствовал, что есть берег, есть скалы. Они опасные, острые, но чертовски привлекательные! Этот извечный вопрос – «Как лучше жить?» Плыть по течению, или искать свои пути, строить свои маршруты. Я не знаю, для чего мне послано всё это, но всё больше я становлюсь убеждённым в «неслучайности» и закономерности. Я не расслабился и не сдался на милость обстоятельствам, но я понял, что нужно искать, постоянно искать эти каменистые берега, для того чтобы открывать для себя новые земли, ставить новые цели и добиваться их. Нужно не противопоставлять себя обстоятельствам и окружающему миру, а научиться понимать их, ковать своё счастье из этого металла. Плыть по ручью, но под своим парусом. Пускай меня придавит камнем или я разобьюсь брошенный ревущим потоком об острые скалы, но буду жить! Жить, а не существовать! При этом я буду абсолютно спокоен, ведь есть судьба, которая ведёт меня к нужным местам и нужным людям, надо только читать её знаки и не бояться делать шаги. Верить в судьбу и быть плывущей по течению щепкой всё-таки не одно и то же.

Я щепка с парусом.

На этой мысли я открыл глаза и захотел поделиться соображениями с ней. Я обернулся. Её в комнате не было. Опять панический холодок напомнил о себе. Я постучал по стене. Я мог стучать сколько угодно, её комната была пуста. Она ещё хранила её нематериальное присутствие, но всё же была пуста. И я не имел ни малейшего понятия о том, где она, жива ли она вообще. Я знал одно – она навсегда останется в моём сердце, как бы глупо это ни звучало, но я влюбился в неё.

На секунду я подумал, а что если она с ними заодно и сейчас ухмыляясь, наблюдает за мной. Нет, этого не может быть, я видел её глаза, я чувствовал тепло её ладони через холодное стекло. Нет, этого не может быть. Я должен быть с ней. Она – моя надежда, мой последний шанс.

Я не мог сидеть спокойно. Мою голову посещали только кошмары. Я представлял, как её везут по ночной дороге на берег моря, чтобы пытать, а потом бросить со скалы! «Убийцы! Откройте дверь! Мне надо к ней! Куда вы её увезли? Что вы с ней сделали?» – голова разрывалась от несвязных импульсов. Рушить, убивать, вырваться отсюда! На как? Я в клетке, я в склепе. Я не вижу ни одного лучика света, не чувствую ни одного глотка свежего воздуха. Неизвестно в каком здании я нахожусь, на какой глубине или высоте. Неизвестно какое время суток сейчас.