Степан Калита - Берега свободы

Мы миновали несколько кварталов, прошли мимо русской «Аптеки», «Кафе» и книжного магазина для русских, – вывески были на нескольких языках, и всюду слышна была русская речь, – и остановились напротив лавки «Потомственная гадалка».

– Нам к гадалке, что ли? – удивился я.

– Нет. Но через нее удобнее в дом зайти. А то он, пожалуй, нам не откроет.

Гадалка сидела на первом этаже дома. Рядом был подъезд, оборудованный пандусом. Это означало, что в доме живет инвалид. Неважно, какого размера дом, неважно, сколько в нем инвалидов и обыкновенных жильцов, если лендлорд, хозяин квартиры, сдает ее инвалиду, он должен сделать пандус. Или жилец, наняв адвоката, сдерет с него три шкуры.

Мы зашли в заведение «потомственной гадалки». Она оказалось дамой в возрасте.

– Здравствуйте, – вежливо сказал Закидон. – Только не надо беспокоиться, мадам. Мы через вас пройдем к нашему знакомому. Он что-то не открывает, а мы за него сильно переживаем.

– Ладно, идите, – пробасила мадам.

Мы проследовали через несколько комнат, гадалка шла следом, сама открыла нам дверь, и мы оказались на лестнице.

– Удобно, люблю, когда ничего не приходится ломать, – сказал Закидон.

По лестнице мы поднялись на второй этаж.

– Неудобно, – сказал Закидон, – но дверь придется сломать.

– А может, постучать?

– А он все равно не откроет, падла.

Я все же стукнул несколько раз в дверь. Прислушался. За дверью было тихо.

– Там он, там, – сказал Закидон. – Он трубку берет, и молчит. Ни «алло» – ничего тебе. Потому что знает – это Закидон по его душу. Ладно, давай, вышибай дверь.

Я потрогал замок, дверка была хлипкая. И ногой шибанул прямо в область замка. Он с треском сломался, и дверь распахнулась. Мы зашли внутрь. И тут же увидели хозяина квартиры. Он уже разворачивал инвалидное кресло, намереваясь сбежать от незваных гостей. Только куда?

Закидон никуда не спешил, аккуратно прикрыл дверь с выбитым замком, приставил к ней табуретку. И пошел на инвалида. Я двинулся следом.

Инвалид вырулил из коридора в комнату и судорожно схватился за телефон. Юра подошел и выдернул провод. Потом отвесил бедняге смачную оплеуху.

– Ну ты, – сказал он, – ты как гостей встречаешь?!

– Пошли вон, – завизжал инвалид. – Вон пошли из моей частной собственности!

Юра достал носовой платок, которым недавно протирал свою любимую машину, и затолкал инвалиду в рот. Тот дергался всем телом, старался отпихнуть его слабыми ручками, но ничего не мог поделать.

– Будешь орать?! – говорил Закидон. – Я тебя спрашиваю – будешь орать? Или будешь сидеть тихо?..

Экзекуция над инвалидом меня порядком покоробила. Я смотрел на это безобразие с осуждением, но не вмешивался.

– Эта тварь нам денег должна, – сказал Юра, – много уже накапало. Пришлось ему счетчик включить.

Я молчал.

Инвалид тем временем выплюнул платок и снова заорал:

– Ничего я тебе не должен. Не буду платить, я сказал! Помогите, убивают!

– А ну-ка, – обратился Юра ко мне, – Калита, сломай ему руку. Чтобы не орал…

Я замер в растерянности.

Инвалид, между тем, испуганно замолк, глядя на меня. В его глазах был страх и жертвенная тоска.

– Ну чего ты?! Я сказал, сломай ему руку!

Я нерешительно подошел к инвалиду, потянулся к нему, но он отдернул правую руку, прижал ее к себе.

– Все, я молчу, молчу, я вас внимательно слушаю.

– Поздно слушать, – сказал Юра. – Я тебе уже все сказал… – И обратился ко мне: – Ты не смотри, что он несчастного из себя корчит. У этого воротилы половина магазинов на Брайтоне. Это коммерс известный. А что живет, как фуфел, так это его собственный выбор. Экономный очень. Он только на сиделке не экономит. Ты бы его сиделку видел. Не девочка – конфетка.

– Не сметь! – выкрикнул «коммерс». – Она святая. Она мне помогает после аварии.

– Угу, святая. Помогает. За большие деньги. Отсасывает тебе, наверное. Если у тебя, конечно, еще стоит. Ты давай лучше быстрее думай – как заплатишь. Мне деньги нужны прямо сейчас!

– Ничего я вам не дам, – опять уперся инвалид.

– Вот мудак! – расстроился Юра. – Ну все, Калита, ломай ему руку.

– Нет-нет, – закричал несчастный. Я понял, что никуда не деться, придется это сделать – поймал его руку и вывернул до характерного хруста. Он завизжал, как поросенок. И умолк. Сломанная конечность повисла, неестественно вывернутая.

– Со смещением перелом, – одобрил Закидон. – Качественный. Ну чего? Бабки будут? Или нам вторую ломать?

– Дайте телефон, – тихим голосом попросил инвалид. – Мне надо позвонить. Деньги принесут.

Юра достал мобильный.

– Диктуй номер.

Инвалид принялся называть цифры, которые Закидон послушно набирал на телефоне, потом передал трубу бедняге. Тот взял ее трясущейся левой рукой, поднес к уху… Наступило временное затишье…

– Что, никто не отвечает? – спросил Юра, потеряв терпение.

– Полиция! – вдруг закричал инвалид. – Это полиция! Меня грабят! Ко мне вломились домой!

– А ну дай сюда! – Закидон отобрал у хитроумной жертвы мобильный, и так ударил его ногой в грудь, что тот едва не опрокинулся вместе с креслом, колесики приподнялись над полом и опустились назад. Инвалид зашелся в кашле, переходящем в крик.

– Так, быстро сваливаем! – скомандовал Закидон. И мы побежали к лестнице.

Успели убраться раньше, чем приехала полиция.

– Ну надо же, какая сука! – возмущался Юра. – А я ему еще номер сам набрал. Охренеть! Вообще! Я как чувствовал, что день сегодня неудачный… Но ты молодцом. Как ты ему руку сломал. – Он захохотал. – Хрясь – и пиндык. Ну чего? Поедем в собор – исповедоваться? Или к блядям? Хотя блядей ты недолюбливаешь, я помню. Ну, значит, в собор – к отцу Федору. Хотя и нагрешить-то толком не успели…

– Давай лучше поедем – выпьем, – сказал я. На душе было хреново.

– Чего ты приуныл-то? – Юра по-своему понял причину моей печали. – Переживаешь, что деньги не взяли? Да ты не волнуйся. Отсыплю я тебе монет. Все нормально.

– Да как-то жалко его, что ли… – признался я.

– Чего?! Жалко?! Этого лоха позорного? Знаешь, как он спину сломал? Ехал бухой из казино по хайвею из Атлантик Сити. Ну и влетел в другую машину. А в ней дети. Семья. Все – в лепешку и в морг. А он живой, только в инвалидное кресло пересел. Такие дела.

От этой истории мне немного полегчало. Все-таки сломать руку убийце детей – не то же самое, что повредить конечность безобидному инвалиду.

– А почему он не в тюрьме?

– Так это давно было. Адвокат хороший. Заплатил штраф в пользу родственников. Восемь месяцев тюрьмы получил. И вышел. Вот такие в Америке законы. А меня в России по малолетке закрыли на два года за мешок картошки. И потом уже пошло-поехало… Ну да ладно, это все дела прошлые. Выпить – так выпить. Поехали к Козаку. Он, правда, обнаглел в последнее время. Стал пятнадцатипроцентную наценку в меню вписывать. Но я ему все равно по счету не плачу, так что по хрену. Козак свой человек. Хоть и жадный фраер. Ну, вот, блядь, опять…