Елена Поддубская - Возмездие за безумие

Рома злился на себя, ещё больше на Юлю. Постоянные жалобы жены на недомогание, нежелание работать, за которыми Киселёв видел обычную избалованность, расстраивали больше, чем неприспособленность Юли быть хорошей хозяйкой. Подарив жене на день рождения айфон, Рома заявил без обиняков, что рассчитывает на правильное использование подарка: в профессиональных целях, а не для фотографирования всяких там брошенных заморышей. Заказанный столик в ресторане, цветы и подарочный чек с тремя нолями на приобретение чего-то из новой коллекции любимого Юлей итальянского бутика, в счёт не шли и особой радости имениннице не доставили. Девушка давно привыкла к жестам мужа подобного рода. Просто на этот раз они были приурочены к её дню рождения, вот и всё. Равнодушие Юли граничило, как могло показаться, с пресыщенностью, но на деле, ей просто было безразлично кто и как её одаривает. С детства девушка привыкла к тому, что у неё есть всё необходимое. Какая разница, какой ценой это достаётся близким? А чтобы оценить самой труды, затраченные на заработки, необходимо было хотя бы месяц поработать и получить первую зарплату. Об этом Юля не ведала: заранее зная, что работать – это трудно и ответственно, молодая супруга избегала ответственности любой ценой. Вот и сейчас она разнылась, как только муж рассказал про решение отца уходить на полставки.

– Ромка, я не смогу работать, – призналась Юля, – У меня жутко болит шея. Так болит, что я голову нагнуть не могу, – Юля продемонстрировала попытку движения вперёд и тут же скорчилась, как от удара электрическим током. Её руки привычно обернули шею, на глазах проступили слёзы.

– Что, так больно? – Рома был далёк от мысли, что можно так естественно симулировать. Юля угукнула сквозь нытьё.

– Помнишь, папа орал на меня недавно, когда в его день рождения я не смогла ему накрыть на стол и поставить в духовку колбаски?

Рома неуверенно покрутил глазами. Рассказ про то, как Ухов с Ивановым «напрягли» Юлю «колбасками», стыдя за невнимание к отцу, расписывалось тёщей почти неделю и в самых красочных выражениях.

– Тираны! Уроды! Варвары! Это как же нужно ненавидеть свою дочь, чтобы заставить её, больную, совать в печь какие-то там вонючие сосиски! – Галя, стоя на пороге зала, орала на весь дом, внушая Вите его вину, но так и не дождалась от мужа раскаяния за содеянное.

– Ты бы меньше ей хвосты чесала, было бы лучше, – пробурчал Ухов в ответ.

– Идиот! Ребёнок не может сам наклониться, чтобы помыть себе голову, а ты ничего не понимаешь! Совсем уже спился, – Галя в этот миг ненавидела мужа, и всем это было понятно.

– Тю. Не может согнуться. А за слепыми котятами на озере понеслась как ненормальная. Иванов аж икать начал, с какой скоростью эта твоя ненормальная сорвалась на поиск каких-то сраных котят.

Напоминание про соседа ввело Галю в высшую степень возбуждения. Она начала кидать со стульев развешенные вещи мужа и громко материться:

– Мудаки! Что ты, что твой Иванов, ходите с разъетым мозгом. Вот я позвоню сейчас Лене и всё ей расскажу, – Галя скакнула в комнату, схватила телефон и угрожающе потрясла трубкой перед носом мужа. Витя только усмехнулся. Отсутствие нужной реакции спровоцировало у Гали шипение – высшую степень возмущения, когда даже голоса уже не хватало. Приложив руку с трубкой к груди на уровне сердца, Ухова сжала зубы, – И прекрати мне называть Юлечку ненормальной, слышишь?

Виктор, понимая, что жене все же плохо, пожал плечами:

– Та ладно тебе. Это же я просто так сказал.

– Не смей! – приказала Галя шёпотом и вышла из зала, в сердцах бросив трубку от телефона на пол в сторону журнального стола. Покрутив пальцем у виска, Витя закрыл дверь поплотнее и полез на корточках под стол, затем за кресло, куда трубка проскользила по паркету как шайба. Проём между креслом и стеной, у которой оно стояло, был узким, Ухов, с его массивной комплекцией и необыкновенно круглым животом, никак не мог обогнуть сидение, отчего, максимально изогнувшись как смог, принялся шарить за креслом рукой. Прежде, чем нащупать трубку, Виктор вытащил из-под кресла свою майку, грязную от пыли, скопившейся в комнате. Потом наконец-то достал телефон, кряхтя, встал, принялся отряхивать колени. Майка, пролежавшая за креслом незнамо сколько, была похожа на плюшевую игрушку, столько на неё нацепилось барашков.

– Хозяйка, мать твою ё., – выругался Виктора, открывая балкон и вытряхивая майку на него, – Хоть бы раз в месяц тут пылесосила. Совсем уже стыд потеряла, – упрекал мужчина жену на каждый взмах. Мысль о том, что навести порядок в своей комнате мог бы и он сам, Ухову не пришла. С детства Вите было внушено отцом, что такое мужской труд, а что такое женский, и облегчать существование супруге Ухов никак не собирался. О каком же тогда мужском достоинстве может идти речь? В вопросах чести Витя был чрезвычайно щепетилен. Черта, полученная опять же от отца, являлась для мужчины основной линией поведения, под которую подводились все объяснения и оправдания. Напился? И что? Мужик! Не бабам же пьяными мотаться. Дома холодильник пустой, а он весь день на машине непонятно где разъезжает? Снова пробел со стороны Гали. Надо было ему «отэсэмэсить», что купить, и проблема решена. Он ведь мужик, а значит, не обязан следить за хозяйством. Детьми никогда не занимался? Сказки там, почитать, в пластилин полепить, сходить в театр… И что такого? Мать для того и есть, чтобы воспитывать. А теперь и вовсе говорить нечего – девчонки уже почти выросли, воспитывать поздно. У них на всё теперь своё понятие. И вообще, в природе ни одно животное не нянькается с потомством до зрелого возраста. Вскормили, на ноги поставили и – вперёд! Плывите, бегите, летите… Как говорится: «Кошка бросила котят, пусть е. утся как хотят».

Любимую поговорку Ухов вспоминал всякий раз, когда Галя упрекала его, что у него, как отца, могло бы быть больше интереса к тому, как и чем живут его девочки.

Вытряхнув майку, Ухов понюхал её, осмотрел, ещё раз понюхал, вслед за чем бросил снова на спинку кресла. Найденную трубку телефона он брезгливо отёр о шорты до колен, уже растянутые и изношенные до проплешин ткани в некоторых местах. Затем, не поправляя накидки, уселся в яму в кожаном диване, которую сам же и пролежал: вся мебель в зале не менялась уже больше десяти лет. Последний ремонт Уховы делали перед рождением Полин. Единственное, что было переделано уже после её рождения, так это лоджия в женской спальне. С целью увеличения жилой площади комнаты, несущую стену комнаты разрушили, лоджию утеплили, батарею перевесили. Так у младшей дочери появилось своё место для игр, куда после кукол и домиков Барби перекочевала сначала маленькая парта, потом стол побольше, потом полностью бюро с компьютером и всякими электронными гаджетами. У Гали бюро с её стандартными компьютером и телефоном стояло внутри самой спальни, в ногах широкой кровати, на которой мать спала с младшей дочерью с тех пор, как Юля вышла замуж.