Геннадий Турмов - На Сибирской флотилии

И снова Матвей Лаптев описал эти события в очередном письме к Гликерии.

«1904 года июня 9-го дня. Владивосток.

Здравствуй, дорогая и неоцененная моя супруга Гликерия Андрияновна!

Шлю я тебе, дорогая Лукерия, супружеское почтение и с любовью низко кланяюсь, и желаю от Господа Бога доброго здоровья и всякого благополучия. И дай Бог тебе перенести всю эту несчастную жизнь. Когда я дождусь того дня, когда объявят, что война кончена, и я поехал бы к своей дорогой Гликерии… Очунь, Гликерия, я скучаю об тебе и забочусь о твоем положении, хотя ты письмом порадовала, что не обижают. Я очунь этому рад, но все-таки не верю письму. Наверно, тебя обижают, беззащитную сироту?…Ничего, Гликерия, только бы дал Бог здоровья тебе и мне, и остаться бы живому и свидеться с тобою. Только когда увижу тебя во сне и порадуюсь тобою. Эти разы вижу тебя чаще, и когда разговариваешь, и веселой, а проснешься – опять в проклятой койке…

Еще кланяюсь дорогому и неоцененному моему сыночку Димитрию и шлю родительское благословение, которое может существовать по гроб жизни.

Дорогая Гликерия, поцелуй Димитрия за меня и к причастию води почаще… И сама ходи на исповедь почаще.

Уведомляю тебя, дорогая моя Гликерия, письмо я твое получил вчера. Только взял в руки, враз узнал и так обрадовался! Все равно что поговорил с тобою. Сердечно благодарю, дорогая моя, за письмо, которое я теперь каждый день буду читать до следующего письма. Пожалуйста, Гликерия, пиши почаще письма, и без марок…

Скоро я пошлю письмо на тятеньку и – тебе гостинец… Деньги мне теперь некуда деть, разве что если отдавать мыть белье, но это очунь дорого, поэтому мою сам.

…Дорогая моя Гликерия, мы 2-го июня утопили тысяч пять японцев: которых победили, которые покидались в море…очунь хорошо плавают. А у пленных, которых с судна сняли, – у кого оторвало ногу, у кого – руку; страшная картина… Как все было, много надо писать, поэтому расскажу, когда приду домой… Очунь мне охота дома побывать. Неуж меня сломит японская бомба и море послужит могилой?..

Прощай, дорогая моя Гликерия, и живи, Бог хранит тебя! И жалей Димитрия! Супруг твой Матвей здоров, не плачь, Гликерия».

В свой следующий поход в июне 1904 года крейсера «Россия», «Громобой» и «Рюрик» провели операцию у входа в Корейский пролив и малоуспешный набег на Гензан. Были потоплены каботажный пароход и шхуна, подвергнута обстрелу казарма японских войск. В этом походе был потерян повредивший руль миноносец: его взорвали после неудачной буксировки. Восемнадцатого июня вблизи острова Цусима произошло столкновение с эскадрой вице-адмирала Камимуры. Владивостокскому отряду удалось оторваться от преследования, отбив атаку 8 японских миноносцев, два из которых были потоплены. На следующий день русские крейсеры задержали английский пароход «Четельхем», захваченный как приз.

Войны без наград не бывает. Вот и Матвей Лаптев с гордостью сообщает о своей высокой награде.

«Город Владивосток, крейсер “Громобой”, 1904 год, 22 июня.

Здравствуйте, дорогие родители, тятя, мама и братцы, невестка с детками и супруга Гликерия и сын Димитрий. Шлю всем вообще по низкому поклону и желаю от Господа Бога доброго здоровья. И уведомляю, я, слава Богу, жив и здоров, и севодни, то есть 2-го июня, нас посетил командующий флотом Тихого океана вице-адмирал Скрыдлов и сам лично одел мне крест Святого Великомученика Георгия Победоносца за храбрость и произнес речь от имени Государя Императора: Это Государь Император награждает тебя Орденом Св. Георгия за самоотвержение и хладнокровие и отличную стрельбу при отражении неприятельских миноносцев 18 июня в 8 часов вечера около берегов Японии. Затем до свидания и будьте здоровы, Матвей.

Я вам вчера написал и послал письмо и там сообщил все подробности боя».

Это назидательное письмо Матвей Лаптев написал в период относительного затишья, когда корабли Владивостокского отряда крейсеров готовились к новому походу.

«Город Владивосток, крейсер “Громобой”. 1904 года июля 2-го дня.

Здравствуйте, премноголюбящая супруга Гликерия Андрияновна и сыночек Димитрий!

Спешу засвидетельствовать свое супружеское почтение и низко кланяюсь, дорогая моя супруга Гликерия Андрияновна, а дорогому моему сынку Димитрию шлю родительское благословение, которое может существовать навеки нерушимо…

Дорогая моя супруга Гликерия Андрияновна, уведомляю тебя: я в настоящее время, слава Богу, здоров и опасности не вижу… Последний раз ходили в море, ты уже знаешь…и как ушли от неприятельских судов…и как за это я получил Георгиевский крест, за которую буду получать пензию, а что случится со мною, будешь получать ты… Дорогая Гликерия, если что меня постигнет и не будет известно про меня и после войны, подайте на Вятского губернатора бумагу… А Бог даст, Гликерия, все обойдется…

Еще, дорогая Гликерия, опиши, как посенокосила? Очунь тебе, наверно, трудно…каждую ночь ходила ты домой ради Димитрия, но что делать?.. Теперь, наверно, начали жать рожь, ходите в поле, мы с тобой ходили, – помнишь: рука за руку схватим и идем… Никогда мне, кажется, не забыть этого дорогого времени, прожитого с тобой…Но я думаю, скоро оно опять возвратится, если только Господь сохранит от бомб дерзкого врага, которые страшно разрываются и поражают. Господь, наша надежда, да сохранит нас с тобою…И наступит то время, когда я приду домой, поцелую и скажу: “Здравствуй, дорогая Гликерия и дорогой Димитрий, и мама, и все родные”. И сердца наши только обратятся в радость, и забудутся те дни, которые мы переживаем сейчас.

Еще, дорогая супруга Гликерия, пиши письма почаще. Только тогда я чувствую себя хорошо, когда получу от тебя письмо. Хотя и слезы прошибают, когда начинаю читать, но все ж как-то веселее, и думаю: еще не забыла ты меня!».

Во время стоянки крейсера на «бочке» Дмитрий Мацкевич прочитал в газетах о том, что из Японии поступают тревожные сообщения о бунтах и беспорядках. «Голодные, вследствие полной безработицы, японские чернорабочие еще в апреле высказывали стремление потребовать от администрации источники, откуда им кормиться, а также уплачивать взыскиваемый с них военный налог. Но восстание это замедлилось до того дня, когда разразилась страшная весть о гибели военных транспортов, потопленных Владивостокской крейсерской эскадрой. Оно началось с кровопролитной драки в деревне Инаса между русофобами и русофилами. Затем переросло в погромы купцов, имевших деловые отношения с русскими, в городах Нагасаки, Кобе, Токио. Все это потребовало вмешательства полиции.

В столице бунтовщики сожгли дом адмирала Х. Камимуры, обвиняя его в подкупе со стороны русских, почему будто бы он еще ни разу и не настиг русскую эскадру».