Александр Солин - Аккорд. Роман в трех частях

«Давай, Ира, давай!» – орал я, испытывая крайний восторг. И то сказать: где и когда еще я мог так безнаказанно громко прокричать на весь мир имя моей новой возлюбленной! Да, да, возлюбленной, ибо сомнений не было: я снова влюбился, и мне было ровным счетом наплевать на нашу разницу в возрасте.

Кого ей хватало в избытке, так это провожатых. Она была, что называется, нарасхват, и рядом с ней всегда кто-то был – либо парни, либо подруги. Парни были старше меня, а значит, больше знали. Однако у меня перед ними имелись два козыря – выдающаяся игра и мой тянувший на джокера квартет.

Встречая меня в коридорах института, она стала меня узнавать и в ответ на мои приветствия улыбаться и кивать головой. Эту ее рассеянную улыбку я хранил в памяти до следующей встречи.

Однажды в начале ноября она подошла ко мне после игры и ласково сказала:

«Молодец! Ты сегодня был просто в ударе!»

«Это потому что я играл для тебя!» – глядя на нее в упор, прикрылся я шутливым тоном.

«В самом деле?» – ничуть не смутилась она.

«Да, я всегда играю только для тебя!»

«Вот как?! А я думала, для факультета!» – улыбалась она.

«Можно, я тебя провожу?» – дерзнул я и замер.

«Можно, но не сегодня» – ничем не выдав своего удивления, ответила она и, покинув меня, присоединилась к некой веселой компании.

Через два дня вечером, придя на тренировку, я столкнулся с ней в дверях зала. Она направлялась в раздевалку и выглядела необычайно соблазнительно: голые, отдающие банной влажностью руки и ноги, обвисшая, мокрая у горла футболка навыпуск, короткие черные трусики. Розовая испарина и выражение приятной усталости делали ее похожей на Натали, какой она бывала после наших энергичных упражнений. Без малейшей тени того смущения, которое должна, кажется, испытывать рядом с одетым мужчиной неглижированная девушка, она деловито поинтересовалась:

«О! Привет! Ну что, провожать не раздумал?»

«Не раздумал!»

«Тогда жди меня здесь после вашей тренировки»

Я дождался, и мы пешком направились к общежитию. По пути я содержательно сообщил ей, кто я такой есть и, не спеша выкидывать джокер, как мог, ответил на ее деловитые вопросы. Взамен я узнал, что она из Новосибирска.

«Ну что, пойдем пить чай?» – спросила она, когда мы пришли.

«А не поздно?» – поглядел я на часы. Было девять вечера.

«Кому – тебе или мне?» – улыбнулась она.

В комнате вместе с ней жили еще две девчонки, и она представила меня:

«Знакомьтесь, девочки: это Юрочка Васильев, мой новый поклонник, молодой и способный баскетболист! Все свои победы посвящает мне!»

Мы пили чай, и я, стараясь казаться старше и умнее, чем был, развлекал хозяек, как мог. При расставании я спросил Ирен, когда мы увидимся.

«Я скажу» – был ее невозмутимый ответ.

Казалось бы, теперь я мог провожать ее каждый день, но нет: я словно стоял в какой-то невидимой очереди и своего номера не знал. Как правило, мой номер выпадал на дни тренировок, но бывало, что Ирен вдруг появлялась возле аудитории, где у меня была очередная пара и деловито интересовалась на ходу: «Сегодня можешь?» Разумеется, я мог. Я провожал ее до общежития, мы поднимались к ней и пили чай с чудным изюмовым кексом и конфетами «Белочка». Так продолжалось до декабря, когда однажды вечером я спросил, не желает ли она меня проводить.

«Как? – удивилась она. – Ведь ты же живешь… Погоди, где ты у нас живешь?»

«В Подольске! – улыбнулся я. – Но я предлагаю проводить меня до конференц-зала. Здесь, в институте» – и повел ее на репетицию квартета.

Да, конечно, я рассчитывал произвести впечатление, но не в такой степени. Эффект, что называется, превзошел все ожидания. Ирен была далека от серьезной музыки, а тем более от джаза, и потому моя музыкальная ипостась вызвала у нее такое же почтительное восхищение, как если бы я на ее глазах из пастуха превратился в принца. Когда в перерыве я спустился к ней со сцены в полутемный зал, она, глядя на меня широко открытыми, блестящими глазами, с ревнивым изумлением пропела:

«Ничего себе! Что же ты раньше молчал?»

Безусловно, с точки зрения чистого опыта мой сюрприз иначе как запрещенным приемом не назовешь. Однако с точки зрения любви коварства в нем не больше, чем в декольтированной груди. Как бы то ни было, событие это добавило нашим отношениям вес и гладкую шаровидность, отчего они быстро и решительно покатились в нужную сторону. На меня перестали смотреть, как на юного пажа, и я из провожатого был возведен в ранг сопровождающего лица. До Нового год а мы успели несколько раз сходить в кино и трижды посетить кафе-мороженое. Сданный зачет – самый подходящий для этого повод. Сюда же следует добавить несколько затяжных прогулок по городу и обстоятельный поход в ГУМ.

За это время я не раз оказывался с ней в лишенном посторонних глаз уединении, достаточно продолжительном, чтобы попробовать ее поцеловать. И, жмурясь, не спеша, чтоб легче пьяным стать, с губ поцелуй-цветок я начинаю рвать! И лишь ее подчеркнуто деловой, поблескивающий иронией тон останавливал меня. Как я узнал позже, сама Ирен в то время отчаянно боролась с тем же самым желанием.

Должен заметить, что тогдашние нравы даже в нашей среде были не в пример нынешним сдержанные, и я бы сказал, возвышенные. Причиной ли тому обстоятельность эпохи или официальное ханжество, но мужское смущение и женское целомудрие были для нас не пустые слова. По этой причине отношения симпатизирующих друг другу особей часто выглядели, как вялотекущий флирт, где внешняя сдержанность скрывала вихрь одолевавших их чувств.

«Где ты собираешься встречать Новый год?» – спросила она меня за неделю до праздника.

«Где ты, там и я. Если не возражаешь, конечно…»

В тот раз она промолчала, а за два дня до Нового года сказала:

«Купи две бутылки шампанского и торт и приходи ко мне тридцать первого часам к десяти вечера…»

Я явился в назначенный час. Меня встретила непривычно высокая, затянутая в узкое черное платье хозяйка – обворожительная и лучезарная, как дорогой, одинокий бриллиант. Посреди комнаты, втянув под себя два стула и прикрыв подолом скатерти тощие ноги, стоял ощетинившийся свечами праздничный стол, а у окна на тумбочке – полуметровая, увешанная шарами елка. Гирлянды снежинок со свисающими конфетти перепоясывали плоскую грудь потолка. Пахло хвоей и апельсинами. Покачиваясь на каблуках, Ирен подошла к двери и звучными поворотами ключа заперла ее.

«Все! Здесь до утра никого нет!» – посмотрела она на меня и заметно покраснела. Мое гулкое сердце откликнулось хмельной паузой: ближайшее будущее было слишком очевидным, чтобы я мог в него поверить.

«Зажигай свечи, туши свет!» – распорядилась Ирен. Я повиновался, и к запаху апельсинов добавился едкий запах серы и чадящее дыхание стеарина.