Антон Платов - Сказки о магах

Подчиняясь правилам этой игры, я взглянул в том направлении, куда указывала пятая стрелка.

То был переулок, криво уходящий в сторону от улицы, по которой я шел раньше. Солнце, опустившееся уже к самым крышам, почти не заглядывало сюда; лишь редкие косые полосы густого предзакатного света лежали на асфальте, рассекая глубокие синие тени. Я шагнул в сторону этого переулка, искренне веря – нет, зная! – что делаю шаг на Истинный полдень.

И снова были вокруг меня незнакомые дома; и редкие прохожие, не останавливаясь, спешили мимо меня по своим делам.

Над городом собиралась ночь. Понемногу в домах зажигались окна, и их свет падал сквозь разноцветные занавески на асфальт улицы. Впрочем, это был уже не совсем асфальт: не останавливаясь, я разглядел в одной из полос желтого оконного света темные плитки, которыми была вымощена улица.

…Стало совсем темно. Засверкали на небе яркие южные звезды, один за другим погасли в окнах огни. Я шел, слушая, как в пустоте стучат мои подошвы по каменной мостовой…

С тихим шелестом разгоняя крыльями воздух, пролетела над моей головой сова – словно метнулось на фоне звездного неба темное пятно. Бесшумно зависло над улицей НЛО – огромный чуть вытянутый черный треугольник, заслонивший собою звезды, с тремя яркими огнями по углам. Пробежал мимо белый пес, похожий на сеттера, с большими вислыми ушами – остановился на миг впереди меня, обернулся, взглянул в глаза.

Я шел…

Начал светлеть край неба в стороне от моего пути…

Неожиданно расступились стоящие тесно – как корабли в бухте – дома. И одновременно я услышал далекий шум прибоя.

Здесь была небольшая площадь; с одной ее стороны линия домов обрывалась, отсюда тянулась широкая лестница, уходящая в окружении тополей и платанов куда-то вниз – к морю. С другой стороны спящие двухэтажные каменные дома выстроились полукругом, и лишь одно здание – приземистое и асимметричное, со странным куполом наверху – выдавалось вперед, на площадь. Окна его были распахнуты и ярко освещены; негромкий шум доносился из них сквозь шторы, перечеркнутые разноцветными полосами и раскрашенные яркими квадратами.

Недолго думая, я направился к этому странному дому и, потянув на себя оказавшуюся незапертой дверь, вошел.

Это была таверна. Именно таверна – не кафе, не бар, не столовая. Я остановился у входа, разглядывая помещение.

Было накурено и немного шумно. Несколько ввернутых под потолком электрических лампочек бросали неяркий свет; однако то тут, то там горели в разнообразных канделябрах высокие свечи. Висел на одной из стен огромный грубо вытканный гобелен с изображением зеленого холма и трех растущих на нем дубов. Другая стена была увешана колесами – от огромных белазовских до тонких велосипедных. На тонких черных цепях чуть покачивалась под потолком огромная модель парусника, баркентины. А занавеси на окнах оказались большими флагами морского сигнального свода… Хмыкнув, я направился к стойке, лавируя между столиками.

Хозяин, как полагается, был толст, лыс и весел. Невероятным образом он сочетал в себе все самое, казалось бы, несочетаемое: хитроватый взгляд русского трактирщика, широкую белозубую улыбку итальянца, аккуратность немецкого бюргера и, разумеется, элегантную вальяжность сабатиньевского пирата.

– Ва! – сказал он. – Новый человек на нашей дороге!

– Добрый день, – я улыбнулся.

– Какой день? У нас скоро утро. Ты откуда такой? Впрочем, нет: куда ?

– Вперед, разумеется, – я попытался попасть ему в тон.

Хозяин махнул рукой:

– Ай, не важно. Кушать будешь?

– Ага.

– Баранье рагу, а?

– Идет.

– И еще к рагу?..

– Э… – я задумался, разглядывая полки у него за спиной, заставленные бутылками самых разнообразных форм и расцветок. Лишь на некоторых из них были этикетки с надписями на русском или других понятных мне языках, да и то сплошь незнакомыми; однако, пробежав глазами по бутылочным рядам, я вдруг заметил в самом углу запыленную бутылку со знакомой этикеткой. Это был массандровский «Бастардо» – великолепный портвейн, столь любимый мною не только за удивительные качества, но и просто за то, что я открыл его для себя именно в Севастополе, вернувшись из первого своего рейса.

Вероятно, я широко улыбнулся, заметив на полке старого приятеля из массандровских подвалов, поскольку хозяин проследил направление моего взгляда и с довольным видом достал бутылку и поставил ее на стойку.

– И к рагу стакан «Бастардо», ага? – спросил он.

Я кивнул. И снова обрадовался, увидев на полках еще одного знакомца.

– И пачку «Ligeros», – эти крепкие, с настоящим черным кубинским табаком сигареты я не видел со времен начала перестройки.

Хозяин усмехнулся:

– Все будет. Садись куда хочешь, я принесу.

Я поблагодарил его и отошел, нашел свободный столик, уселся. Подошел хозяин, небрежно – но ловко! – составил с обшарпанного подноса на стол высокий стакан с «Бастардо», сбросил пачку сигарет.

Закурив и пригубив портвейн, я почувствовал, как расслабляются мои стянутые в жгут нервы, как отступает усталость… В ожидании рагу я продолжал рассматривать таверну.

Она была… как старый знакомый. Почти не вглядываясь, я мог угадывать детали обстановки; так, увидев незамеченную раньше крашеную деревянную русалку в нише возле стойки, я сразу понял, что это носовая фигура из-под бушприта отслужившего свое парусного судна. Я узнавал эту таверну – пусть не всю сразу, а лишь по частям. Было здесь что-то из «Лунных эскадронов», из «Стеклянных парусов», из «Якорного поля», что-то – из «Кораблей в Лиссе» и «Золотой цепи», что-то – из моего «Замка Транквилль» и ненаписанной «Руны Райд»…

Когда я вышел из дверей таверны, было позднее утро. Солнечные лучи ласково огладили мое лицо, ветер с моря растрепал волосы, принес запах соли и выброшенных на берег водорослей. Чуть шумели деревья возле лестницы напротив таверны; с площади не было видно, куда уводят широкие ступени, но я знал – море именно там, и не мог не откликнуться на его зов.

Лестница повела меня прямо на шум прибоя. Старые тополя так плотно обступали ее, что их кроны сливались, и казалось, будто в зеленом полумраке идешь по длинному ступенчатому тоннелю. Это было хорошо: белый мрамор ступеней и прохладная зелень тополей.

Я спускался долго, не пытаясь даже гадать, куда попаду. Но странно было, что прибой, звук которого я различал столь ясно, оставался по-прежнему где-то там, далеко. Потом мне показалось, что он даже стал тише; я остановился, прислушался. Нет, звук вовсе не стих, но изменил тональность – по-прежнему это был шум прибоя, но… то был уже не морской прибой.

И воздух… запах вольного ветра и огромных открытых водных пространств еще оставался в нем, но не было уже в воздухе морской соли…