Денис Рубцов - Сѣверу Сѣверное

© Денисъ Рубцовъ, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

«Ё», при первомъ – Іосифѣ Виссаріоновичѣ – добавили въ учебники. При генеральномъ послѣднемъ – размѣтили на клавіатуру. Сборникъ разсказовъ, что держите въ рукахъ вы, есть сумма времени, сказки и позабытой буквы «ё»… Здѣсь къ жизни возвращены «ять» и «еръ» (исчезнувшіе когда-то въ снѣгахъ Петрограда), тогда какъ разнообразіе жанра сказки представлено быличкой въ ея техногенной формѣ, когда русалки коротаютъ одинокія дни на заброшенной базѣ подводныхъ лодокъ и Колобокъ не изъ сусекъ родомъ, но въ хлѣбопечкѣ взмѣшенъ.

Первый китъ – это перенятый характеръ рекурсивныхъ сказокъ, относящихся къ реликтовымъ и первороднымъ, а оттого встрѣчающихся повсемѣстно (архаика которыхъ, въ виду особой расположенности къ «мозгу рептилій», позволяетъ воздѣйствовать на сокровенные, на глубинные слои самосознанія). Въ далёкія времена такая сказка-цѣпью развивала у дѣтей рѣчь. Здѣсь же структура повтора переплетена съ путешествіемъ по времени и пространству, словно нѣкій манёвръ обучающій азбукѣ астрофизики, знакомящій съ жанромъ хронооперы и міровъ-лакунъ – вторымъ китомъ при которомъ строится сюжетъ.

Вслѣдъ современному эскапизму и той конфабуляціи, когда книжная исторія становится уже невымышленной, но реальной, когда исторія завлекаетъ въ омутъ себя отрѣзая отъ прежде нормальнаго міра, позволяя окинуть инымъ взглядомъ происходящее съ читателемъ вокругъ. Здѣсь третій китъ – миѳологическая китъ-рыба изъ моря-океана сказовъ, претерпѣвшихъ трансформацію и попавшихъ въ сферу быличекъ – разсказовъ о привычномъ бытѣ (при этомъ достаточно реальныхъ, несмотря на тонъ суевѣрія и сверхъестества), разсказовъ о чудѣ внѣ предѣловъ наблюдаемаго горизонта событій.

Мозгъ (отдѣльной и итоговой строкой), стараясь жить по упрощенной схемѣ, норовитъ забыть слова, буквы и звуки – усреднить до наименьшаго сопротивленія себѣ на радость. Но, если бы мозгъ былъ лишёнъ измѣнчивости, а индивидъ лишёнъ своей особенности, то наклонная исторіи ушла по пути вырожденія. При этомъ, языкъ-вырожденія уже сейчасъ является нормой исключающей выздоровленіе, нормой деградаціи. Языкъ, въ такомъ случаѣ, какъ гипотетическая женщина, скрывающая подъ ласкающими дамскій слухъ суффиксами и обрубками лишь имитированной любви нежеланіе активизировать лобныя доли мозга, работу и безъ того малаго (въ отличіи отъ мужского), но всё ещё неокортекса – доставшагося человѣку цѣной въ милліоны лѣтъ эволюціи.

Упрощенная схема – это и спѣшное бѣгство черезъ отчуждаемое незнакомое, съ обманнымъ чувствомъ истовой вѣры въ правильность сдѣланныхъ выводовъ (сосредоточенныхъ лишь на себѣ понятномъ) или продукта ума, который, впослѣдствіи, искажённымъ транслируются въ міръ. Посему, въ пику, усложнённость подачи, смысловая нагрузка текста преслѣдуетъ цѣль небіологическаго характера, стимулируетъ развитіе идеи, творчества – неотъемлемой части не звѣриной, но человѣческой природы.

Что же.., въ околоткѣ зима – чаевать время-часъ.

Келейно, какъ въ сѣверные вечера возлѣ тёплой печи.

…какъ если бы встрѣтить её одну; за метелью, подъ тишиной фонарнаго натріеваго свѣта.

– Ты плохо выглядишь, дѣвочка моя.

…и отвести въ тепло, въ свой домъ по сосѣдству; со стѣнами изъ складокъ портьеръ и тускло освѣщёнными сводами потолковъ.

– До той поры, пока не станетъ грустно.

Заиграется, куснётъ – пискни – поможетъ. Онъ сбавитъ силу.., вѣдь, если не сбавитъ, значитъ, съ нимъ никто не станетъ играть.

– Не спѣши прочь. Пойдёмъ въ сторожку чай пить; соболька живого смотрѣть.

…отдыхать въ лѣсу слѣдуетъ. Тамъ та охота – не игра, тамъ та охота – необходимость съ достоинствомъ.

– Тогда достойное достанется достойнымъ и погонщикамъ перепадётъ погоня.

– Тогда незачѣмъ на мышей, на голубей въ стаяхъ незачѣмъ.

– Значитъ, за звѣремъ. И, если не убить, значитъ, воспитать.

Сейчасъ бы тишины испить.

– Заново, ещё разъ.

Старый пухъ аллеи въ дальнемъ секторѣ парка, цемента заборъ – огражденіе рва поросшаго полынной зеленью времени. Колесо, фонтанъ, памятникъ и заброшенный лѣтній театръ подъ открытымъ небомъ. Она ёрзаетъ на скамьѣ и ждётъ поцѣлуя.

Космеи – цвѣты на клумбахъ. Непроглядный массивъ тополей Совѣтскаго Союза, ихъ кронъ; и гуща лѣта.

– Здѣсь только мы?

– Да.

…и кисло-сладкій вкусъ конфетъ изъ кармана, что липнутъ къ бумагѣ обёртки.

Обкомовскій домъ, дворъ, колонка, банкъ и круглосуточный магазинъ.

Здѣсь живётъ лѣсорубъ.

– Ты знаешь, ты черезъ это прошёлъ?

– Да, это результатъ экстраполяціи.

Ромъ изъ Кубы, тонкостѣнный стаканъ съ жёлтымъ ободомъ полосы. Ножи, знакомыя вилки. Жаркое на газовой плитѣ – курица, въ томатахъ растёртъ чеснокъ.

Возлѣ – фабрика безъ стёколъ на окнахъ. Цвѣта краснаго кирпича, съ цифрами на фасадѣ: одинъ, девять, пять, три.

Тамъ полынь по забору. Тамъ ракитникъ на клумбахъ, георгины миньонъ.

Тамъ ракета, качели, сарай.

Двое мужчинъ и оба въ костюмахъ. Не кричатъ, глаголы почтенія ихъ благородны. Одинъ – съ тростью и въ шляпѣ, иной же – при орденѣ. Рядомъ бабы.

– Ей, красотой цвѣта тли, не довѣряй и беременность.

Пыль на цвѣтахъ, на красной сальвіи. Губная гармонь. Дно дня города – площадный гвалтъ едва слышенъ; тамъ пиво и потъ.

Карданный валъ – голосъ танка; и лѣто дымкой взялось. Нѣтъ ни дождей, ни грибовъ. Лишь репейника пухъ по полу почты вьётся.