Ольга Карпович - Пожалуйста, только живи!

Сбежал. Как и его хозяин.

В последний раз она видела Курта больше полугода назад. Осенью. В ту последнюю ночь.

Она тогда что-то наврала матери, кажется, сказала, что идет ночевать к подружке. Как будто у нее были подруги! Мать, впрочем, ничего не заподозрила, сонно попросила не задерживаться. Рита влезла в комнату Марата через окно – чтобы не задевать моральные устои бабы Дины. Та в этот раз решительно отказалась устраивать проводы, твердила что-то про плохую примету и, по обыкновению, бранилась и всхлипывала. Впрочем, Марат и сам не хотел, чтобы его провожали. К тому же в тот же день в армию уходил и Леха, и решено было, что друзьям хватит накрытых столов у его родителей.

Рита тихо пробралась через двор и подошла к окну. Комната за стеклом светилась оранжеватым светом. Затаив дыхание, она увидела Марата. Он сидел на краю кровати, задумавшись, подперев голову кулаками. Теплый свет лампы скользил по его напряженной шее, по мягким завиткам волос и нахмуренному лбу. И Рита вдруг осознала, что отдала бы что угодно, чтобы он вот так же сидел в этой уютной комнате и завтра, и послезавтра, и во все последующие дни. Пускай даже ей не суждено будет больше никогда увидеть его, прикоснуться к его плечам, запустить пальцы в непослушные завитки волос. Лишь бы знать, что он здесь, у себя дома, что с ним все в порядке и ничего ему не угрожает.

Дурак, господи, какой дурак! Зачем только он устроил им обоим эту муку? Все могло бы быть так хорошо…

Она до крови прикусила костяшки пальцев, чтобы справиться с накатившим вдруг отчаянием. Резкая боль отрезвила ее, вернула ясность мыслей. Рита отдышалась и почти спокойно стукнула в стекло.

Он обернулся на звук, разглядел ее за окном, и лицо его осветилось улыбкой. Кажется, только теперь, приняв это сумасшедшее решение, он смог смотреть на нее прямо, без выматывающей душу тоски в глазах. Он считает, что поступает правильно, что так ему будет лучше. Значит, ей остается только принять его решение и поддержать его. Так она и сделает, черт ее возьми. Будет медленно умирать от боли, но не позволит себе забиться в истерике, валиться ему в ноги, хватать за колени и рыдать, умоляя остаться. Пусть уходит спокойно, не мучается чувством вины хотя бы перед ней. С него и так довольно.

Марат распахнул окно, протянул ей руку, и она ловко вскарабкалась на подоконник и спрыгнула в комнату.

– Я достала! Смотри! – Она помахала зажатой в другой руке картонной коробкой. – Мать Банана мне дала на один вечер – она же в парикмахерской работает.

– А ты сумеешь? – с сомнением спросил Марат.

– А то! Ты даже не представляешь, сколько у меня скрытых талантов, – усмехнулась она. – Снимай футболку!

Он стащил через голову майку. Рита тем временем расстелила на полу газету и поставила поверх стул. Марат опустился на сиденье, и она судорожно сглотнула, борясь с желанием прижаться всем телом к его широкой, такой надежной и сильной спине. Под тронутой солнцем кожей ходили гладкие мышцы. У основания шеи темнела маленькая родинка.

Усилием воли заставив руки не дрожать, Рита достала из картонной коробки машинку для стрижки волос, воткнула штепсель в розетку и подошла к Марату. Примериваясь, она запустила пальцы в его отросшие выгоревшие на солнце кудри. Мягкие шелковые пряди ласкали кожу, и она сдавленно кашлянула, не находя в себе сил прикоснуться к ним машинкой. Он обернулся к ней через плечо, глаза его посветлели – сталь и стекло. Тронув ее запястье, он сказал мягко:

– Ничего. Отрастут еще.

И она закусила губу. Отрастут ли? Хватит ли им времени вновь завиться в гладкие волны? Что, если он так и останется лежать где-то на чужой земле с навсегда выбритым затылком?

– Не сомневаюсь! – бодро сказала она и включила машинку.

Тихо застрекотал моторчик, погружаясь в светло-каштановую шапку волос. Ритины руки задвигались быстро и ловко. Мягкие пряди начали падать вниз, скользя по обнаженным плечам Марата.

Через пятнадцать минут все было закончено. Она нагнулась, сдувая последние короткие волоски с его шеи. Марат поднялся на ноги. Лицо его теперь сделалось резче, взрослее. Острее обрисовалась линия скулы, тверже выступил вперед подбородок, открылась благородная линия лба.

Рита провела ладонью по его колючему затылку, сказала сдавленно:

– Ну вот. Теперь настоящий солдат.

Марат обхватил ее руками, прерывисто дыша, прижался губами к шее. Поймал ее ладонь, перецеловал по очереди все пальцы, перевернул, слегка нахмурился, увидев покрасневшие следы на ладони, спросил одними глазами.

– Это ничего, так… – неопределенно ответила она. – Боевые раны.

В их движениях не было суеты, спешки. Они как будто хотели насладиться каждой секундой, каждой клеточкой тела друг друга. Навсегда запечатлеть в памяти каждый миг. Он снова и снова целовал ее, бродя губами по ее шее, ключицам, груди, животу. Рита гладила жадными руками его плечи, спину, твердые мышцы груди, хотела навсегда запомнить его запах, вкус его кожи, острое покалывание прилипших к плечам состриженных волосков на губах.

Он поднял ее на руки, нетвердо шагнул к кровати, мягко опустил ее на расстеленное покрывало. Она потянула его на себя, хрипло вскрикнула. Почувствовала, как на глаза набегают слезы – проклятые, предательские.

«Я не плачу, нет, нет, не плачу. Все хорошо. Не тревожься ни о чем!»

– Я люблю тебя, – прохрипел он.

– Я знаю…

– Со мной все будет хорошо, правда!

– Я… знаю…

Рита проснулась от какого-то шороха. Резко села в постели – господи, неужели она задремала? Марат уже ушел? Она все проспала? Черт! Черт!

Небо за окном начало светлеть, заливая комнату мягкой синевой. Марат одевался, двигаясь осторожно и бесшумно. Рита дернулась, чтобы встать:

– Я с тобой!

Но он мягко остановил ее, присел на край кровати, удерживая.

– Нет, оставайся здесь. Не надо этих дурацких прощаний перед военкоматом. Не хочу! Я и бабу Дину попросил не провожать меня. Хочу вспоминать, как ты лежишь здесь, в моей постели.

– Хорошо, – сдавленно прошептала она. – Как хочешь.

Он натянул через голову футболку, набросил на плечи ветровку, взял заготовленный с вечера рюкзак. Вернулся к постели, присел на корточки и стиснул ее запястья.

– Обещай мне! Ты не будешь ни во что впутываться, пока меня нет. Я хочу быть уверен, что с тобой все в порядке. Обещай!

– Только если ты пообещаешь мне то же самое. – Она с усилием улыбнулась, чувствуя горечь на губах.

Он опустил голову, на мгновение прижался лбом к ее рукам, прошептал:

– Маруся моя…

Она ощущала горячее дыхание, трепет ресниц на своей коже. Потом он пружинисто поднялся на ноги, сказал:

– Ну, все, – и быстро вышел за дверь.

В груди словно что-то взорвалось. Риту как будто парализовало. Несколько секунд она просто сидела в постели, хватая ртом воздух, просто пытаясь дышать сквозь эту раздавившую ее грудь боль. Потом вскочила, на подгибающихся ногах подбежала к окну и успела увидеть только его удаляющуюся спину и бритый затылок. Еще мгновение – и он скрылся за поворотом улицы.