Алла Чернец - Гоадарай: приключения Ангелины

Егор поверил и в ее историю, и в ее прощение, – в глазах его новой любви не отражалось ничего, кроме уже восходящего солнца. Лидия в тот день получила деньги просто так, чтобы потом рассказывать, что русские самые щедрые, самые лучшие, самые сильные. Расставшись с ней, Егор не думал о продолжении, – он даже не взял номер телефона Лидии. Возвращался в отель он в глубокой задумчивости. Его жена, заметив настроение Егора, сказала со смехом, что с таким лицом не в клубах прохлаждаться, а Баха слушать, и он вдруг с раздражением подумал, что их брак съела ржавчина рутины. Они и поженились только потому, что оказались из одного круга, одного поля ягоды. Рождение сына заставило их воспринимать друг друга с этих пор как нечто незыблемое. На смену уверенности, так согревавшей вначале, пришла привычка.

Сразу после возвращения Егору сообщили, что на ближайшие полгода он отправится в Дубаи. Он даже не удивился. С этого мгновения он знал, что приедет назад и тут же разыщет Лидию, которая благодаря фатализму Егора или прихоти судьбы стала его путеводной звездой. К тому времени, как его жена и маленький сын присоединились к нему в Эмирате, Егор уже не только нашел Лидию, но и снял для нее маленькую квартирку, оплатил уроки английского и самозабвенно любил ее каждый день. Чем интимнее было узнавание, тем больше закручивалась спираль привязанности, а когда Егор очнулся, так как его жена прямо его спросила, изменил ли он ей, было уже поздно. Он не мог заставить себя притронуться к жене. Дом, внешне благополучный, наполнился тоской.

– Ты знаешь, Ангелина, я потом спросил у жены, чего она ждала. Она ответила – развязки. Она верила, что коль скоро время убило любовь к ней, то точно так же оно убьет и любовь к другой женщине. Но я искренне полагал тогда, что жизнь в треугольнике может продолжаться бесконечно долго. Если бы кто-то спросил, а если завтра назад в Москву, я бы не знал, что ответить, кроме того, что каким-то образом перевезу и Лидию, и все будет, как прежде.

Жена, узнав историю пассии Егора, заставила себя поверить в то, что наваждение закончится с окончанием контракта. Однако полгода переросли в год, а затем – во второй. Егор фактически жил на две семьи, и русская диаспора, осевшая в Эмиратах, охотно записала Егора в сумасшедшие, – его жене все выражали симпатию и поддержку, но так как Егор был успешным и независимым, мало кто мог его остановить или критиковать открыто. Закончилось все банально. Лидия, за это время нарастившая лоск и пришедшая, наконец, к осознанию своей власти над мужчинами, спросила Егора, собирается ли он разводиться. Ее вопрос был для него откровением. Галатея переросла Пигмалиона. Когда он ответил отрицательно, Лидия прищурила свои рысьи глаза, из которых на мгновение исчезла невинность, так чаровавшая Егора и многих других, и сказала что-то на своем языке. Егор почувствовал, как будто что-то укололо его, но не обратил на это внимания. В тот день он нашел в кармане своего пиджака какую-то смешную африканскую рожицу, но принял это как милую выходку Лидии и ее желание помириться. В их следующую встречу он ощутил сильную жажду и резкое сердцебиение – за окном солнце раскалило землю до белого тумана. Егору всегда было смешно смотреть на Лидию, которая зимой куталась и жаловалась на холод, в то время, как Егор при первой возможности менял туфли на легкомысленные шлепанцы. В этот раз она сказала, подав ему воды, что русскому никогда не полюбить восточного солнца, и это внезапно привело Егора в ужасное раздражение, едва ли не бешенство, – впервые ему захотелось уйти, и он быстро покинул квартирку, радовавшую его до этого. Однако уже в машине его с непреодолимой силой потянуло назад. На следующей неделе ему сообщили, что в связи со сменой руководства его отзывают из Дубаи, – ему и его семье предстояло срочно вернуться в Москву, – Егора ожидало новое назначение, но какое и куда, он не знал. Сначала эти новости привели его в панику, однако он тут же решил, что Лидия присоединится к нему. Она отвечала как-то уклончиво, но Егор, который привык, что она не может обходиться без него в повседневной жизни, не обратил на это внимания. Он уезжал если не с легким сердцем, то в полной уверенности, что ничего не изменится. Ему, однако, не нравилось его собственное настроение. Он стал легко впадать в раздражение и агрессию. Сын, который неизменно был для него источником радости, вдруг стал капризным, играл неохотно, и если Егор приносил подарки, часто бросал их, не выказывая прежнего счастья. В Москве дела и вовсе пошли из рук вон плохо, – их квартиру перед самым приездом ограбили. В первый же день в пробке Егора едва не насквозь протаранили, – он чудом остался жив, но ему предстояло срочно менять машину. Телефон Лидии не отвечал. Егор начал нервничать, однако когда он получил от нее письмо, то успокоился. Она сказала, что пропустила звонки случайно, и вообще, телефон что-то барахлит, наверное, вот-вот сломается. Егор выслал ей деньги на покупку нового телефона в тот же день, но и это не помогло, потому что Лидия отвечала все реже, и уже когда Егор отправился в Сибирь, – ему предстояло оставаться там всего четыре месяца, после чего ему пообещали возвращение на Ближний Восток уже в новом, еще более выгодном положении, и он сообщил об этом жене по телефону, а Лидии – письмом, он услышал два отказа. Жена наотрез отказалась отправляться снова в город, оставшийся в ее памяти как источник непрекращающейся агонии, полированной роскошью, которая одна только и позволяла ее терпеть. А Лидия презрительно написала, что больше не нуждается в благодеяниях Егора. Она встретила испанца, тоже инженера, который хочет на ней жениться. Егор читал это письмо, и все перед ним плыло, как в тумане. Он уже очень давно чувствовал, что каждое утро ему требуется все больше усилий, чтобы проснуться, он уже забыл, когда его наполняла радость просто оттого, что впереди еще один день. Все его мысли были сосредоточены на Лидии, – он задумался на секунду. Деньги, деньги… Он пересылал их едва ли не каждую неделю. Жену ему было не жалко совершенно, поэтому ее жесткий отказ и ультиматум разрешить наконец эту мучившую ее ситуацию стали для него неожиданностью. Однако его это не волновало, потому что все его мысли были заняты любовницей, теперь уже бывшей, и мысль о том, что она банально его использовала, тут же затуманивалась воспоминаниями обо всех днях и ночах, которые он провел в объятиях Лидии. Она так щедро дарила ему и тело, и душу, но он никогда не чувствовал пресыщения. Прямоугольник кровати, ставший на два года больше мира… Он видел перед собой только лицо Лидии, – ему казалось, что он подхвачен чьей-то рукой, настолько сильной, что сопротивление ей было смешным и бесполезным.