Алексей Янкин - Путь домой идёт через болото. Часть 2

Вдали виднелись несколько островков различной величины. Временами я подплывал то к одному из них, то к другому, но все они не устраивали меня либо своими небольшими размерами, либо скудостью растительного покрова. Несколько раз возникало даже желание вернуться на свой остров, такой обжитой и такой родной. Охотники наверняка уже покинули мои владения. Но, во-первых, я сейчас вряд ли его найду, так как совершенно потерял ориентацию среди безграничной водной целины. Во-вторых, я вовсе не был уверен, что не подвергнусь еще одной спасательной операции и на этот раз более успешной и буду водворен в людское сообщество в принудительном порядке.

На третий день путешествия стало казаться, что вода начинает спадать. Её уровень медленно, но явственно понижался. Приходилось все чаще и чаще огибать мели и небольшие, покрытые мокрой жухлой травой островки.

Наконец, ближе к вечеру четвертого дня моей вынужденной одиссеи, я увидел в наступающих сумерках огромную темную массу, покрытую шапкой густого леса. Если это и был остров, то размерами он значительно превосходил мой прежний. Пристав к берегу уже затемно я сразу развел большой костер, натаскав валежника от начинавшейся метрах в двадцати от воды опушки леса. Я не знал, есть ли тут опасное зверьё. Да и остров ли это вообще? Накопившаяся усталость притупляла чувство опасности. Утром всё выясню. Мне непременно необходим отдых. Отдых на твердой земле. Еще одну ночь на плоту я попросту не вынесу. Не было сил даже отужинать перед сном. Бросив прямо на землю несколько циновок и кинув на них шкуры, укрывшись одной из них, я тут же забылся тревожным неспокойным сном.

Ночью я несколько раз вскакивал и принимался с диким видом озираться по сторонам, не понимая, где нахожусь. Затем, успокоившись, вновь падал на шкуры и засыпал.

Окончательно проснулся от пробиравшего меня холода. Солнце только-только вынырнуло из воды и было еще мокрым и холодным. Костер погас. Я находился на пологом, покрытом сухой колкой травой склоне. Буквально шагах в тридцати начинался сосновый бор. Дрожа, собрал валежник и раздув несколько оставшихся на пепелище угольков развел большой костер, рассудив, что исследовательские работы могут и подождать, необходимо сначала согреться. Когда огонь запылал, я набрал в свой недавно обретенный котелок воды и подвесил его на длинной жердине над костром. К тому времени, как закипела вода, я несколько согрелся (надо бы побегать по берегу, подумал с тоской, но уж очень не хотелось отходить от огня). Бросил в бурлящую воду горсть сушенного кипрея. Затем, сняв котелок с огня и дав чаю немного настояться, зачерпнул густую коричневую жидкость кружкой, которая в отличии от прочего похищенного мною имущества была мне подарена, и с удовольствием, вытягивая трубочкой губы, осторожно втянул в себя обжигающий напиток, тут же отозвавшийся по всему телу приятным теплом. Я даже немного пожалел, что не взял с собой сахара, но совесть восстала против таких мыслей и, устыдившись, я отринул крамольную мысль прочь.

Выпив три кружки, первую – торопливо, обжигаясь, последнюю – не спеша, растягивая наслаждение, ощутил себя абсолютно довольным жизнью. Вместе с теплом вернулось хорошее настроение, но и проявил себя пустой желудок. Решив еще на полчасика отложить исследование вновь приобретенных территорий, достал кусок подвяленной кабанятины и, нарезая её небольшими ломтиками и нанизывая на прут, принялся поджаривать над углями. Осторожно, чтобы не просыпать ни единого кристалла, подсаливал дымящееся мясо и с наслаждением поедал его. Случайно опустив руку в карман шинели, обнаружил там черствую краюху черного хлеба, которую видимо недоев, сунул туда накануне побега. Это был царский пир. В меру подсохший хлеб, горячее мясо, чай, которого я осилил еще пару кружек! Затем, отвалившись на спину, позволил себе выкурить две сигареты из своего скудного запаса. Это ли не счастье?!

Наконец, окончательно насытившись и согревшись, сложив свое небогатое имущество на плоту на случай экстренной эвакуации и отведя его на метр от берега, прихватив нож и один из топоров и, чувствуя себя вооруженным с ног до головы, отправился в путь. Решил идти не берегом, а двинуться напрямки, лесом. Надо как можно скорее определиться с тем, куда же меня занесла судьба – на остров ли, либо я нахожусь у края материковой тайги.

Сосновый бор чист и весел. Поднявшееся высоко солнце просвечивает его насквозь. Легко шагаю меж ровных и одинаковых как телеграфные столбы светло-коричневых стволов.

Весьма отлогий подъем вскоре заканчивается и я выхожу к краю большой светлой поляны. Вдыхаю полной грудью напоенный весенними ароматами воздух. Земля устлана ковром прошлогодней мятой травы, сквозь которую начинает уже пробиваться свежая зелень. Миновав поляну и небольшую лиственную, в основном березовую, рощицу, вновь вхожу в бор. Шагов через полтораста сквозь плотный строй золотистых сосновых стволов справа от меня неожиданно проступает довольно крутой, покрытый дерниной земляной склон холма. Близкая плоская верхушка его едва на метр возвышается над окружающими деревьями. А еще через полсотни шагов слева серой полосой проявляется второй холм. Этот явно ниже, не более пяти – семи метров, но обращен ко мне отвесной стеной скалистых обрывов. Впрочем и склон правого холма уже становится столь же обрывистым.

Метров двести иду по постепенно сужающемуся коридору, противоположные стены которого сходятся все ближе и ближе. И когда они практически стискивают меня меж собой, сблизившись на расстояние менее метра, перекрывая небо над головой, и я уже, с трудом пробираясь по заваленному камнями дну ущелья, думаю не следует ли повернуть обратно, за небольшим поворотом мрачные стены неожиданно пресекаются… Я выныриваю из каменной щели, оказавшись прямиком в гуще светлого березового леса. Отхожу, продираясь сквозь кусты, шагов на двадцать и оглядываюсь. Оба холма обращены в эту сторону живописными неприступными каменными обрывами, рассеченными меж собой узкой вертикальной щелью, сквозь которую я только что и проник сюда. Обрывы хоть и не столь высоки, вряд ли даже метров восьми – десяти, но совершенно отвесны, отчего производят впечатление дикое и кажутся гораздо большей высоты, нежели на самом деле.

Переведя дух и, не без удовольствия, полюбовавшись на свои собственные Альпы, отправился дальше. Березовый лес с редкими вкраплениями ольхи, клена, кустов рябины, боярышника, небольшими группками, по два – три дерева, елей и даже, кажется, лип (хотя в последнем я не уверен), тянулся на несколько сот метров по совершенно плоской равнине. Временами пересекаю крошечные, заполненные недвижимым душным воздухом солнечные полянки.