Алексей Шаповалов - Все границы вселенной

Причин, заставивших пилота покинуть звёздную пустоту, жилет, как элемент форменной одежды, объяснить, разумеется, не мог. А его хозяин, с сонным взглядом и трёхдневной щетиной, думал не о прошлом, а о том, что ему делать в этой жизни дальше. Читая стихи и размышляя над смыслом или смыслами жизни, он словно выпадал из неё. Он ничего не замечал вокруг: ни звона посуды, ни выкриков «Свободная касса», ни даже ссоры буквально за соседним столиком, где один из подростков затеял бурные препирания с уборщицей заведения по поводу того, что он будет сорить, где хочет, и никто ему не указ. При этом парень дополнительно аргументировал тем, что уборка за посетителями – это прямая обязанность противоположной стороны. Видимо, недостаток воспитания, он считал нечто вроде пропуска в положение хозяина этой жизни. Лишь изредка взгляд Игоря фокусировался на девочке, чей образ в розовом платьице и босоножках возвращали его в повседневное состояние. А девочка тем временем доставала из бумажного контейнера запечённые, вкусно пахнущие маслом, слегка покрытые румяной корочкой ломтики картофеля и, поочерёдно макая в каждую из трёх баночек с соусом, запихивала их в рот. При этом она хитро и весело посматривала голубыми глазами на своего отца.

Игорь оторвался от стихов и с выражением преодоления невыносимо тяжёлого пути, причём чуть ли не на пике усталости, сделал замечание:

– Лиза, прекрати, наконец, баловаться! Ты полагаешь, будто я не вижу, что ты делаешь?

Девочка живо откинулась на спинку стула, развела тоненькие ручонки в стороны, причём в одной всё ещё сжимая кусок картофеля, и с притворным возмущением воскликнула:

– Папа, я не балуюсь!

Девушки за соседним столиком, услышав диалог отца и дочери, захихикали. Шверцеву было, конечно, неприятно, что приходилось делать замечание дочери при посторонних, но не сделать его он считал непедагогично.

– А то я не вижу все твои кулинарные эксперименты. – И тут словно волна гнева накатила. Он чуть было не кричал: – Да и потом я тебе сто раз говорил: «Нельзя лезть в чужой соус». Когда ты, наконец, поймёшь, что это некрасивый поступок.

Появилось желание постучать костяшками пальцев по детскому лобику, но шёпот за спиной о том, как плохо обращаются с бедным ребёнком, помог в какой-то степени сдержать раздражение.

– Я больше не буду.

Девочка, насупившись, вновь придвинулась к столу и продолжила есть свой картофель, поминутно запивая его коктейлем из высокого белого бумажного стакана.

«Розовое платье. Розовое. Зачем я пытаюсь следовать каким-то надуманным картинкам об девчачьей одежде? Хотя нет! Она же сама это платье выбирала».

Шверцев вновь углубился в книгу, но мысли то и дело возвращались то к дочери, то к тому заведению, в котором они сейчас сидели. За время скитаний и странствий по всему миру очень часто доводилось питаться вот в таких вот, мягко говоря, ресторанах. От этой еды периодически тошнило, а вот Лизе нравилось. Причём нравилось практически всё: и яркие клоуны на стенах, и сытная, хоть и не совсем здоровая еда, и игрушки, покупаемые на месте. В этот раз игрушкой был меховой котёнок, если, конечно, так можно было назвать серого в тёмную полоску уродца со стеклянными чёрными глазами и пластмассовым носом. Девчонка макала мордочку кота в соус, как бы кормя его, а Игорь мечтал о блинах и окрошке, которые страстно любил. Но в этом заведении подобное не готовили.

Шушуканье за соседним столиком переместилось в тему шмоток и перестало интересовать. Несмотря на мелькание строчек, мысли цеплялись лишь за отдельные фрагменты:

«Это, наверное, главный герой думает, как бы и с ним не приключилась катавасия, как и капитаном фрегата, чей экипаж погиб на островах в мольбах, – продолжал думать отец девочки над стихами. – А может, страдал оттого, что делал какие-то дела, но не потому, что душа этого хотела, а ради того, чтоб на него какая-то красотка внимание обратила, а ей, собственно, были по фигу все его стремления…»

«И опять о женщинах! Интересно, много их было у автора, если он постоянно думает о них. Хотя какое мне до этого дело…»

«Вот это действительно верно. Если нашёл рядом свою единственную и неповторимую, то и стоит думать только о ней и искать только её одобрения и поддержки».

– Привет всем!

Худой, заросший чёрной короткой бородой, человек в очках подсел за их столик. Шверцев, вытащенный из ямы раздумий, радостно взглянул на старого друга. Виктор, как всегда, приветливо улыбался, но глаза за толстыми стёклами придавали улыбке выражение какой-то постоянной иронии. Словно их обладатель сейчас примется подшучивать над всем, что видит, и глумится над всем, что движется. Впрочем, по синей форме службы диспетчеров можно было понять всю ответственность и серьёзность души бородатого ухмыляющегося дядьки. Шверцев ощутил сильное рукопожатие твёрдого и решительного человека. А тот уже обращался к его дочери, с которой был давним знакомым:

– И тебе, Елизавета Игоревна, привет! Как дела?

Лиза не придумала ничего лучше, как ответить на приветствие, помахав в воздухе котёнком с перемазанной мордочкой и разбрызгивая в разные стороны капли соуса («Намаюсь я с соусами», – промелькнула мысль у Игоря.):

– Здрасте, дядя Витя! Всё отлично! У меня вот котик.

– Отличный подарок! – поддержал дядя Витя. – Во! Вот такой! – показал он большой палец руки.

– Я принёс тебе хорошую весть: груз одобрен и погружен. И даже пассажиры попутные есть. Часа через полтора, а точнее (тут он посмотрел на ручные часы – как ни странно но Виктор был одним из тех кто носил подобные предметы), один час двадцать семь минут твой «Водовоз» должен стартовать.

– Спасибо, дружище, – Игорь облегчённо вздохнул. – Будет работа – будут деньги, с голоду не умрём.

Бородач оперся на стол и блеснул очередной лукавой искрой из глаз.

– Да ради Бога, обращайтесь ещё!

Хотя, быть может, это блестели в свете ламп стёкла очков.

Виктор поднялся. Следом за ним и Шверцев.

– Лизонька, доченька, ты доела? – «Уси-пуси, какие нежности», – вновь шёпот за спиной. – Быстренько вытирай руки и пошли.

Девочка быстро проделала все операции, не забыв очистить и кота, и выскочила следом за мужчинами из-за стола. Лишь у двери на выход Шверцев оглянулся на стол, но книгу со стихами забирать всё же не стал.

Ушёл.

***

Пассажиров на этот раз было немного.

Читать дальше