Лева Воробейчик - Клуб достопочтенных шлюх

Однако, Клуб ее и вправду заинтересовал, если вы, мои дорогие читатели, разрешите раскрывать хотя бы по одной карте в пасьянсе хитросплетений ее души. Было в нем что – то эдакое, что тормошило ее и без того волнительную суть – то, что попросту не вписывалось в концепцию ее привычной жизни. Она шла и улыбалась; в душе же, даже где – то в глубинах подсознания, шло внутреннее противоречие; она, сама того не ведая, сравнивала свой беспорядочный список с Клубом достопочтенных шлюх.

Мимо прошла проститутка – повинуясь неизвестным мотивам, Сьюзи спросила ее о Клубе; та, разумеется, ничего не слышала. Вторая попавшаяся – тоже мимо. Так бывает, – утешила себя Сьюз, пожав плечами. Она знала, что он не останется тайным; для всех он пускай остается загадкой сфинкса, но для нее? Нет уж, такому не бывать. И пусть она, даже, замерзшая, обежит всех несчастных простушек Спрингтауна, пусть она и не узнает сегодня или завтра, да и через неделю тоже, пусть ее сомнения одолевают верх, а Список вытесняет фантом этой безумной авантюры, но…

Но она добьется правды. Заслужит своего места под солнцем, пока ее одежда чиста, и не нужно возвращаться на Палмоди, 6 – благо в кошельке еще остаются какие – то деньги. Она узнает, скрываясь по мотелям, убегая от того, что являлось ее настоящей личиной, будет искать, размышляя да принимая неверные решения, но не угасая, как спичка во тьме.

Сьюзи Доус, приехавшая в Спрингтаун около двух лет назад, была такой спичкой. Жила с соседкой почти на самой окраине города, появляясь, чтобы постирать и сменить гардероб. Иногда была отзывчивой и улыбчивой – могла даже месяц или около того жить, неизвестно откуда получив деньги. Но ей было трудно – в этом вечно снующем и безрадостном для такой, как она, мире. Гасла, только выйдя за порог; спичка, что и говорить.

Аннета Боунс же жила по отелям, отдавалась первым встречным и разрушала чужие жизни. Они обе умело сочетались в одном человеке: постепенно открывая завесу то одной из граней, то другой. И когда Сьюзи выходила на порог, она гасла. Не оставалось света – была лишь беспросветная тьма.

Как бы объяснить вам понятнее, дорогие мои читатели? Аннета Боунс и была этой самой настоящей тьмой.

Россыпь волос на кушетке – загадочное созвездие каштана и пыли, молодости и совсем еще наивной юности, сосредоточенной в одном лишь пылающем месте. Ахмед сопел, сгибался и разгибался, извивался, словно уж – и по его загадочному арабскому лицу было неясно, хотел ли он доставить удовольствие или нет.

Он был моложе ее – не намного, нет; лет ему было около пятнадцати, ростом был он немного ниже самой Сьюзи. Он быстро смекнул что к чему – волновался, правда, пока она вела его за руку по ступенькам в мотеле, наивного, юного. Смотрел исключительно в пол – слова даже не вытянешь. Было видно, как он сгорал от нетерпения, изредка заглядывая в ее глаза; заметив это, Сьюзи лишь отворачивала от него голову и беззвучно смеялась, удивляясь всему этому. Но она знала кое – что еще: впервые кандидат для позиции Списка был подобран чуть не идеально.

Нужно ли объяснять вам, дорогие мои читатели, что каждая позиция несла какой – то определенный смысл, некое значение, выпестованное прямо в ее сознании и душе? Удивительно, что это было так. Обычно шлюхи не придают значения для тех, кому жадно отдаются на улице, думая что никто не видит; однако, Сьюзи была не такой. Да, поначалу в ее беспорядочности и хаосе не было… структуры, но после десятого или одиннадцатого она появилась. Все прояснилось тогда перед ней – безымянные позиции обрастали смыслом. Строя свои так называемые отношения, она искала определенных, тех, кого не было раньше. Тех, кто был по ее мнению слишком счастлив.

Так и появился Ахмед – позиция под номером 38. Позиция, несущее значение неопытного, влюбчивого мальчика. Но он… он превзошел самые смелые ожидания.

– Ты уже был с девушкой наедине, Ахмед? – спрашивала Сьюзи, остановившись перед дверью. Она улыбалась ему, стараясь поймать его взгляд.

– Д – да, не рас, не рас был я… Я… Да, да! – с ужасным акцентом говорил Ахмед, глядя упорно на покрытый пылью пол.

– Боишься меня?

– Нет. Д – да… Нет, не боюсь, – говорил он, осмелев, но, только взглянув, сразу же опускал глаза. – Немног боюсь. Легка боюсь, Нетта!

– Ты милый, такой маленький и милый. – она дотронулась до его лица, провела по безбородой щеке. Увидела, как все его тело содрогнулось. Он чуть ли не плакал от возбуждения – и это было важнее, чем целая сотня приятных комплиментов. Убрав руку, она спросила. – Ты готов?

– Котов? – удивился он, но, обдумав, посмотрев ей в глаза еще раз и увидев там что – то, прокричал шепотом. – Да! Котов! Котов! Котов!

Она была полна его темной пылью, заполнившей глаза и волосы на его теле, но в голове почему – то крутилась совсем неожиданная мысль, совершенно не связанная ни с его внешностью, ни с ее участием в этой «войне двух камней». В голове были мысли, которые она не формировала – мысли образовывались сами, порочные, грязные. Знала ли Сьюзи, а тем более Аннета что – нибудь о пошлости? Той, о которой писали великие, той, к которой стремились многие? Вряд ли. Но если задуматься, то ее мысли о Клубе достопочтенных шлюх не были пошлостью, уж увольте; алчность обладания правом в него вступления – вот где пошлость наконец брала над нею верх.

Но она и сомневалась. Не так, как когда вы, мои дорогие читатели, вскакиваете и хлопаете себя по лбу, разглядев очевидное, а следом спорите с собой чуть ли не вслух; театрализм такого рода был для Сьюзи неприемлем. Она даже, глупая, не понимала, что сомневается – спихивала все на разносторонность своих желаний. Если бы она хоть немного понимала в литературе, в кино, в живописи и знала бы архетипы сюжетные, то предпочтение несомненно отдала бы борьбе. Ведь в ней это было. Сама того не ведая, она была ареной, в которой насмерть бились две идеи: идея Списка шлюхи обычной и идея Клуба шлюх, но достопочтенных; и борьба была явно неравной.

С одной стороны был Список. Знаете, у некоторых был Альцгеймер, у кого – то рак, у кого – то веснушки или чересчур маленький повод для мужской гордости, от отца к сыну, от сына к сыну сына… и так далее. А у нее был Список, дарующий ей смысл жизни, наполняющий ее тревогами, заботами интересами на целую жизнь вперед. Она даже могла бы быть философом, верите? Если бы только у нее хватило ума систематизировать все накопленные знания о себе и вылить их потоком на прозябающую человечью суть; увы и ах, она им так и не стала. С каждым новым мужчиной (пусть даже и далеким до смыслового фантома позиции Списка) она приближалась к заветному числу, тому, что ей предстояло еще узнать – а подойдя к нему вплотную, она бы наверняка остановилась, достигнув тайн самого бытия. Таков был Список. Жестоким, вгоняющим в рамки и наивным для человека, что захотел бы познать душу шлюхи. А был ли он необходим? Был ли так важен? Скажу так: Аннета была диким зверем, тогда как Список был ее добрым хозяином.