Михаил Щербаченко - Жизнь как искусство встреч

Никто не должен видеть моих слез, когда все поголовно автосервисы Москвы отказываются чинить «Оку»; они не могут даже грамотно выставить сход-развал, отчего я в хлам, до проволоки корда, стираю новую резину, не поверите, всего за одну поездку на природу. Покрышек не напасешься, да и вообще с запчастями мука. Механизм автомобиля премудро собран из элементов «Нивы», 8-й модели «Жигулей», а также оригинальных деталей «Оки», которых днем с огнем не найти. Когда у меня, было дело, накрылся подшипник на ступице, машина стояла полгода, пока на серпуховском авторынке не встретился крепко поддатый мужик, откопавший бесценную деталь у себя на чердаке.

А однажды произошло чудо: в Коньково открылся салон-магазин персонально для «Оки». Там, помимо запчастей, можно было приобрести дизайнерские украшения: пупырчатый резиновый чехол для руля, набалдашник в виде львиной морды, венчающий рычаг коробки передач, подголовники и велюровые чехлы на сиденья, пластиковые колпаки для колес, косящие под литые диски, какие-то панорамные зеркала, коврики для багажника, брызговики, подкрылки и прочую дребедень, которая была мной немедленно куплена и прикручена по назначению. После чего сын, чуть не плача, сказал: «Папа, прекрати из «Оки» делать «Мерседес»!»

Последний пробег на «Оке» я отлично помню, это было 9 октября 1999 года. Мы с сыном съездили в Лужники на отборочный матч чемпионата Европы между Россией и Украиной, наши осрамились, автомобиль с горя фыркал и глох всю обратную дорогу и окончательно вырубился прямо перед ракушкой. Мы затолкали его внутрь, а когда через год открыли и я сунул ногу в кабину, проржавевшее днище под ногой провалилось. И тогда я сказал: все, хватит.

Машина был продана за бешеные деньги – 100 долларов США. Ее увезли в какую-то деревню, заварили дно, и, говорят, она до сих пор рассекает по дорогам Подмосковья. Чему я очень рад, поскольку до сих пор нежно люблю свое первое транспортное средство, называю его ласковым именем «Акулина» и всячески благодарю за то, что оно продемонстрировало мне последний круг эксплуатационного ада, после чего пугать автовладельца просто нечем.

В реестре знаков доблести наиболее доступными были наручные часы. На жаргоне – котлы. Не советские, вестимо, не «Слава» – «Луч» – «Полет», а заграничные. То есть японские, – других попросту не водилось, о швейцарских мы только слышали. Такие часы можно было купить в комке – в комиссионном магазине, куда их сдавали дипломаты и разные прочие торгпреды.

Скопив за полгода 170 рублей, я отправился за часами, взяв с собой приятеля, который уверял, что в этом деле понимает. Комок размещался в конце Ленинского проспекта. Был февраль, жуткий мороз, даже в магазине изо рта шел пар, сквозь который поблескивали на прилавке две «Сейки» и два «Ориента».

Самая дорогая «Сейка» за 200 рублей была очень хороша, но я не дотягивал целых 30 единиц; ее сестрица за 160 была попроще, зато укладывалась в бюджет и даже оставалась десятка, чтобы отметить знатную покупку. Еще за 160 и за 140 рублей шли «Ориенты»; первые были неплохи, а вот вторые совсем не глянулись – форма овальная, не мужская, циферблат блеклого серо-зеленого цвета и царапина на боку. Не то.

«Вопрос надо обдумать, предварительно согревшись», – сказал приятель и завел меня в соседнее заведение общепита, где за полчаса мы просвистели 13 рублей, и часы за 160 стали недоступны. «Бери «Ориент» за 140, мировые котлы, – надавил приятель. – И еще восемь рублей останется».

Я надел часы и окинул запястье помутившимся взором. Овал – а что, даже оригинально. Серо-зеленый циферблат – под коричневый костюм будет неплохо. А царапина почти не заметна. Да и что раздумывать-то, когда выбор прост – или берешь эти часы, или уходишь пустой. В последнем случае высока вероятность, что приятель по дороге разведет еще рублей на тридцать, – тогда начинай копить сначала. И я сказал: «Выписывайте».

На следующий день часам был устроен тест на чьем-то шумном и многолюдном дне рождения. Я демонстративно жестикулировал левой рукой, а во время танцев (был в прежние времена такой обязательный атрибут домашнего праздника) снял пиджак и подвернул манжеты, выставив на обозрение обновку. Но гады-гости даже глазом не повели и словом не обмолвились. Мои японские ходики просто не заметили. Или не заценили. Какая боль, какая боль.

Я носил эти часы еще восемь лет, совершенно их не любя. Каждое утро, застегивая браслет, злился на форму, цвет и царапину и вспоминал те бездарно потраченные 13 рублей, они были мне костью в горле, бельмом в глазу, гвоздем в пятой точке. Сменить часы на вполне симпатичную «Славу» не позволяла гордыня, копить же на новые япошки было глупо, – а «Ориент»-то куда денешь? Тогда не было такого, чтобы переодевать котлы, подбирая кожаный ремешок под обувь или совмещать цвет корпуса с металлической оправой очков и замком портфеля. То т, кто желал считаться преуспевающим денди, вполне обходился одними-единственными часами. Это были часы на все время. Но японские. Но одни.

Злосчастный «Ориент» по сей день валяется в коробке со старым хламом, время от времени попадаясь мне на глаза и напоминая о давней ошибке, стоившей столько крови. Выкинуть бы его к чертям, но до сих пор в голове не укладывается: как это так – выкинуть японские часы?

Среди дорогих сердцу воспоминаний многие хранят историю получения первой квартиры. Такого, знаете ли, судьбоносного жилища, которое подняло вас в чужих и своих глазах, открыло чудесные перспективы (к примеру, отделиться от родителей или родить второго ребенка). В Стране Советов именно жилплощадь была мерилом судьбы, и значила она больше, чем деньги, карьера и здоровье.

При этом жилье не имело денежного эквивалента, никаких вам рынка и цены квадратного метра. Квартиру получали бесплатно (жилищные кооперативы не в счет, они для избранных), и возникал парадокс: можно было иметь деньги, но не иметь хаты, а можно и наоборот. Существовал, впрочем, особый вариант: ни денег, ни квартиры.

Но мы возьмем случай усредненный и автору наиболее близкий. Итак, ваша семья (вы, жена, сын-подросток и теща) живет в хрущевской двушке. Коридор с ноготок, крохотная кухня, совмещенный санузел, смежные комнаты и качающийся балкончик. Теща любит повторять, что другие хуже живут. Но вы-то знаете, что есть и иные другие и что вам надо туда, к ним.

Шансов, однако, мало. Чтобы государство признало вас нуждающимся в улучшении жилищных условий, нужно иметь не более 7 квадратных метров на нос. А ваша площадь составляет 29 метров, соответственно, на каждого приходится 7,25 «квадрата». И вот эти 0,25, проклятые микроскопические излишки, навсегда выпихивают вас из очереди на квартиру. На государство надежды больше нет, рассчитывайте только на себя.