Светлана Сухомизская - Год лягушки

Пытаясь ускорить шаг, я нырнула в образовавшийся между двумя встречными людскими потоками узкий проход и со всего размаха врезалась лбом в грудь какому-то здоровенному мужику в черном кашемировом пальто.

– Вы что, на пожар торопитесь? – прорычала я.

– А вы куда? На ограбление? – огрызнулся мужчина и вдруг схватил меня за плечи.

– С ума сошли! – завопила я, пытаясь стряхнуть его руки, и с ужасом обнаруживая, что мне это не по силам. – Псих!

– Варька! Вот здорово! Надо ж, как хорошо, что мой вездеход сегодня сломался! Варь, ты меня не узнаешь?

Я задрала голову – потому что иначе мой взгляд упирался в верхнюю пуговицу пальто – и, покачиваясь под давлением протискивающихся справа и слева людей, вгляделась в лицо кашемирового невежи.

Серые глаза. Темные волосы, густые, вьющиеся, хорошо подстриженные. Щеки, на мой взгляд, пухловаты, а рот – маловат. Глаза – лучшее в лице. Но лицо в целом – незнакомое. Однако, он откуда-то знает мое имя.

– Что-то не припоминаю, – хмуро сказала я.

– Ну, как же, мы с тобой в одной школе учились! Ты в шестом классе, а я в восьмом! У нас общая классная еще была, Софья Андреевна, химичка… Помнишь, как она оба своих класса, наш и ваш, водила в Пушкинский музей? Ну, ты еще уронила номерок, и он закатился за статую Давида, а я его оттуда доставал, и на меня музейные бабки накинулись, чуть на улицу не выгнали? А потом я уговорил Софью отпустить тебя со мной, и мы гуляли по Арбатским переулкам и по бульварам? Я еще тебе показывал дом, где жила Маргарита, ну, из романа? Я Никита, Никита Волков! Помнишь?

Я честно призвала на помощь память, но все каналы были заблокированы – отовсюду всплывало только «Опоздала! Пропала! Уволят!» Господи, да не помню я никакого Никиту Волкова! Классную нашу помню, конечно, а в музеи мы с ней тысячу раз ходили… О, господи, мне сейчас не до этого!:

– Простите, – простонала я. – Я ужасно спешу, совсем нет времени, правда!

И снова попыталась освободиться. Он отпустил меня и, не отступая с моей дороги, достал из-за пазухи визитную карточку:

– Позвони, как только сможешь. Позвони сегодня, обязательно! Хорошо? Я буду ждать!

Я торопливо закивала: да-да, конечно. В эту минуту я готова была пообещать ему все, что угодно, согласилась бы, даже если бы он предложил мне принять участие в экспедиции на Марс. Визитку я запихнула во внутренний карман сумки. И к тому моменту, когда эскалатор поднял меня наверх, напрочь забыла и о карточке, и о ее владельце. Впереди меня ждал мрак, отчаяние и геенна огненная.

Рассудив, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, я купила в подземном переходе сигарет на последние деньги, стараясь не думать о том, на какие шиши я буду сегодня питаться, и, в свете грядущего увольнения, удастся ли мне вообще поесть в ближайшее время, или об этом приятном и полезном занятии стоит забыть, как о мелкобуржуазном пережитке прошлого?

Выйдя из перехода, я дрожащими руками распечатала пачку и торопливо зачиркала зажигалкой. Жадно затянулась, глядя на вывеску, изображавшую гигантский – в человеческий рост, не меньше – улыбающийся зуб в залихватски сдвинутой набекрень докторской шапочке с красным крестом.

Черт бы даже с ним, с увольнением, пролетариату нечего терять, кроме своих цепей, но Гангрена ведь не уволит меня сразу – нет, такого удовольствия она мне не доставит! Она примется терзать меня, как орел Прометееву печень, жечь, как пропитанная кровью шкура Немейского льва жгла плечи Геракла, превратит меня в паука, как Афина Паллада – Арахну… Короче, вся любимая мной с детства древнегреческая мифология, пересказанная профессором Куном, блекнет в сравнении с тем, что день грядущий мне готовит… Поэтому я, как всякий приговоренный к смерти, имею право на последнюю прихоть. Конечно, хотелось бы устроить небольшой пир с ананасами и рябчиками, но раз ни того, ни другого сегодня не завезли, обойдусь, так уж и быть, сигаретой…

Нырнув под зуб и потянув на себя тугую металлическую дверь, я очутилась в небольшом фойе. Металлические стрелки-указатели гласили: прямо пойдешь, в дерьмо попадешь (добро пожаловать в сортиры – справить нужду, помыть руки, покурить у заколоченного черного хода), направо пойдешь – без зубов останешься (клиника «Мультидент», лечение, протезирование, исправление прикуса и прочая, и прочая, и прочая… бороды стрижет и кровь отворяет…), налево пойдешь – голову потеряешь (редакция информационно-развлекательного дайджеста «Событие!» – сплетни, сенсации, кулинарные рецепты) … И я повернула налево.

Печально улыбнулась охраннику и помчалась по коридору.

Старейший сотрудник редакции Манечка Сергевна, бессмертная, словно Дункан Маклауд из клана Маклаудов, помахала мне рукой из своего кабинета и забарабанила по клавишам. Раньше Манечка Сергевна была машинисткой, а теперь стала наборщицей. Набирала она статьи из журналов, которые мы собирались перепечатывать в нашем дайджесте, а уже потом над этими статьями принимались трудиться редакторы – Аглая и я. Конечно, Манечку Сергевну держали в штате совсем не ради нас. В конце концов, существуют же программы для сканеров, распознающие тексты, да и на программы совсем не обязательно было бы тратиться, редакторы могли и сами бы набирать эти тексты, не развалились бы. Но наша главредша Гангрена была на «вы» с компьютером и к тому же носила длиннющие ногти, отчего ей не только набирать текст самой, но даже и резолюции подмахивать была мука мученическая. Красота, как известно, требует жертв, иногда даже человеческих. Поэтому все необходимое она диктовала Манечке Сергевне – а та печатала со скоростью мысли – а потом отдавала все тем же редакторам.

Спотыкающейся походкой смертника, идущего на казнь, вошла я в крошечный, словно чулан, кабинетик в котором с превеликим трудом помещались два письменных стола, заваленных бумагами и кипами глянцевых журналов с торчащими между страниц разноцветными закладками. По стенам висели полки, забитые папками всех сортов и видов – от классических скоросшивателей советских времен с уродливой надписью «Дело №» на серо-буром картоне до ядовито-розовых файлов на резиночках и папок с хитрыми, как швейцарские часовые механизмы, держателями внутри и фотографиями нью-йоркских пейзажей и тропических рыб снаружи. Под грузом архива все полки как-то прогнулись и скособочились, и мы с Аглаей с нетерпением ждали, когда они обвалятся, а их содержимое упадет нам на головы. Даже если Гангрена – известная жмотина – откажется выдать нам пособие по инвалидности, парочка месяцев на больничном каждой из нас наверняка обеспечены.

– Какого черта у тебя не работает мобильник? – простонала я, разматывая шарф, пытаясь бросить его на спинку кресла и как всегда промахиваясь.