Светлана Бестужева-Лада - Царская внучка

– Благодарю, княжна, и принимаю, – ответила я. – Ты и понесешь ее за мной во время венчания. Вместе с княгиней Натальей.

– А я?! – оскорблено воскликнула Лопухина, пожиравшая вуаль жадными глазами.

– А ты, моя милая, следом за ними пойдешь с цветами. Никак запамятовала, что веры-то лютеранской, а не православной. Еще не знаю, в собор-то тебя допустят ли…

По лицу Лопухиной было видно, что соображения о конфессии ей просто в голову не пришли. Она и кирху-то посещала раз в год по обещанию, а в православном храме бывала только во время крестин своих детей, то есть примерно в два раза чаще.

– Я приму православие! – осенило ее, наконец.

– Конечно, примешь, куда ты денешься? – согласилась я. – Из иноверцев я при своей персоне только лекарей да ученых, пожалуй, оставлю, а вот придворных дам-еретичек мне не надобно. Пойди к отцу Сергию, священнику в дворцовой церкви, он тебя наставит на пусть истинный, а через сорок дней, благословясь, и окрестит.

– Так ведь свадьба через неделю! – зарыдала Лопухина.

– Раньше надо было думать, – равнодушно пожала я плечами.

– Бог един для всех и ко всем милостив, – тихо заметила княгиня Долгорукая.

– Очень он тебя миловал! – тут же огрызнулась Лопухина.

– Коли я здесь, подле государыни-царевны, супруг мой из ссылки вызволен, а детки здоровы, значит, милостив.

– Натали, прекрати обижать княгиню, – вмешалась я. – Меня лучше послушай. В собор на мое венчание ты только гостьей попадешь, но я тебе предрекаю: примешь православие – до старости останешься молодой и прекрасной по милости Божией.

Тут я ничем не рисковала, поскольку прежнюю историю красавицы Лопухиной знала великолепно. В возрасте сорока пяти годочков она считалась одной из самых красивых дам при дворе императрицы Елизаветы Петровны. За красоту и кокетство и поплатилась: императрица приказала выпороть ее плетьми и отрезать язык за участие в якобы заговоре против ее особы. Жаль, что Наташка никогда не узнает, от какой страшной участи я ее избавила. Впрочем, узнала бы – не поверила бы.

И тут я даже привскочила: вспомнив о том, вымышленном заговоре, невольно вспомнила и про «подельницу» Лопухиной, Анну Бестужеву. Сейчас она еще Анна Ягужинская, вдова Павла Ивановича, недавно опочившего. Но годиков через пять теоретически должна выйти замуж за графа Михаила Петровича Бестужева-Рюмина, брата графа Алексея Петровича, весьма искусного дипломата. Бог с ней, с Анной Гавриловной, но как же я про Бестужевых-то запамятовала?

Хотя… Анна тоже мною забыта незаслуженно. Ведь Наталья Лопухина, ее закадычная подружка, хлопотала о том, чтобы тупринцессу Анну из холмогорского заключения выпустили за границу к родственникам супруга принца Антона Брауншвейгского. И Бестужеву в это дело втянула, которой тоже хотелось почему-то видеть на российском престоле Анну Леопольдовну, а не Елизавету Петровну.

Что ж, после свадьбы нужно будет Анну Гавриловну Ягужинскую к себе приблизить и с графом Михаилом Бестужевым ее лично сосватать. А графа Алексея Петровича употребить, так сказать, «по назначению», то есть сделать сразу министром иностранных дел – канцлером. Мне такой помощник в будущем очень пригодится: если он смог заставить заниматься государственными делами ленивую Елизавету, то со мной ему работать будет – чистое удовольствие.

Тут я обнаружила, что в комнате давно уже царит тишина: мои три грации не осмеливались побеспокоить царевну в ее размышлениях.

– И вот еще что, Наталья, – нарушила я затянувшееся молчание, – напиши подруге своей, Анне Ягужинской, что я к ней всегда благосклонна и желаю ее видеть в числе своих придворных дам. А то тётушка моя ее статс-дамой сделала, а Анна Гавриловна от монарших милостей в Москву сбежала.

– Она же только что овдовела, ваше высочество! Вот и отправилась к родне… горевать.

– Разберемся, – отмахнулась я. – Дамы, давайте заканчивать с моим подвенечным прики… то есть нарядом. Княжна Марья, благодарю еще раз за вуаль. А мне к тётушке нужно. Поговорить.

Разговор этот я откладывала практически до последнего, потому что не совсем ясно представляла себе, как отреагирует императрица на мои замыслы. А задумала я ни больше ни меньше, как переехать с моим супругом после свадьбы в Москву. Не нравился мне Санкт-Петербург, еще в прошлой-будущей жизни не нравился. Климат отвратительный, наводнения, почитай, каждый год. С Москвой никакого сравнения нет.

Как я и думала, венценосная тётушка тут же перешла на крик, едва я произнесла первые несколько фраз о своем переезде.

– Ишь, что удумала! – бушевала она. – Больную тётку бросить одну-одинешеньку государством управлять! Я-то к тебе, как к родной дочери, а ты…

– Тётушка, – самым жалобным голосом воззвала я, – успокойте ваше высокое достоинство. Супруг мой будущий вашими милостями стал губернатором московским, а куда муж – туда и жена, сами, небось, ведаете. Да и герцог с семейством с вами остаются, и патриарх тут же. Клянусь, если Господь благословит мой брак потомством, рожать буду подле вас, в столице. Я вас за матушку родную сама почитаю…

– Почитаешь, как же… Так и норовишь улизнуть от меня.

– Тогда прикажите отменить свадьбу, ваше императорское величество, – выложила я свой главный козырь. – Останусь при вас вековухой или в монахини постригусь тут же, в Санкт-Петербурге, дабы не лишать ваше величество своего общества.

– Совсем спятила? Как это я свадьбу отменю?! Да меня дяденька Салтыков поедом заест после этого: так родню обидеть.

– Анхен, – вступил, наконец, в беседу Бирон, который до этого сидел молча и грыз ногти. – Принцесса права: супруга должна неотлучно при супруге находиться. Да и Москва – не Сибирь, в неделю можно курьерам туда и обратно обернуться. Уверен, принцесса обязательно вернется к вам, дабы под вашим покровительством произвести на свет наследника престола российского.

– И ты так считаешь? – поразилась Анна Иоанновна.

Еще бы ему так не считать! Герцог откровенно побаивался моего слишком тесного сближения с тётушкой, во-первых, и продолжал лелеять надежду, что регентом при моем будущем сыне дорогая Анхен назначит все-таки его светлость, а не родную мать Великого князя. В прежнем варианте истории именно так и произошло, только регентство Бирона продолжалось месяц с небольшим и закончилось двадцатилетней ссылкой – сперва в Сибирь, потом в Ярославль.

Я же планировала отправить герцога с семейством в Митаву, руководить герцогством Курляндским, причем чисто номинально. Кроме того, у меня были весьма коварные планы на его ближайшего помощника – еврея Лейбу, который блистательно вел финансовые дела его светлости. Не забывая о собственном кармане, естественно. Нужды нет, что в России отродясь евреи финансами не ведали; в Европе уже лет пятьсот существовала подобная практика. И я намеревалась последовать примеру более продвинутых стран.